Глава тринадцатая

Шмакову удалось скрыться из Баян-Кола. С неполной сотней бежал он под Шагонар.
Партизаны в Баян-Коле тоже не задержались. Их ждали новые сражения — еще не вся территория Танну-Тувы была освобождена от врага.
…Ночью выпал снег, а к утру небо очистилось от туч. Только над макушкой Хаттыг-Тайги висела шапка облаков. Солнце, отражаясь от свежевыпавшего снега, слепило глаза.
Отряд построился на улице Баян-Кола. Строгую четкость строя нарушал внешний вид партизан, пестрота их одежды. Александр Губанов да еще, может, с десяток бойцов были в шинелях и шапках-ушанках. На большинстве же — долгополые тувинские овчинные шубы, остроносые идики на ногах.
Зычный голос Кочетова разорвал морозный воздух:
— По ко-оням!
Буян оставался в Баян-Коле. Рана оказалась у него действительно пустяковой — так, царапина. Но взрывом снаряда он был тяжело контужен. Два дня неотлучно сидела возле него счастливая и опечаленная Анай-Кара. О чем только не переговорили они! Временами Буян оживлялся, и тогда часы для обоих летели незаметно. Забывшись, он неловко поворачивался, делал резкое движение, и острая боль пронзала его. Он старался скрыть это, но Анай-Кара видела, как ему тяжело.
Буяну было горько, что пришлось застрять здесь, что друзья сражаются без него.
— Ушли партизаны?
— Ушли, Буян…
Он приподнялся, ощупал ноги, осторожно спустил их с кровати, попытался встать… и — упал. Анай-Кара подняла его, помогла лечь.
— Нельзя тебе вставать. Эмчи не велел месяц, а то и два подниматься. Тогда, сказал, пройдет. Лежи.
Буян чуть не плакал.
— Ну что за несчастливая судьба у нас с тобой, Кара! Сколько искал тебя, нашел наконец и — как малое дитя…
— Скоро поправишься, — утешала его Анай-Кара. — Догонишь своих.
— А как же ты?
— Буду ждать.
— Нет. Я тебя не оставлю. Вместе поедем.
— Я тоже не хочу больше с тобой расставаться. Проводив мужа, пришла Валя с сынишкой.
— Счастливые вы! Чего только не видели в своей жизни, а вот вместе…
— Ты тоже счастливая, — улыбнулась сквозь слезы Анай-Кара. — Сын вырос. Саша вернулся. Теперь недолго ждать.
— Когда он еще придет?.. Только тогда и счастье будет.
— Это еще не счастье, — возбужденно произнес Буян. – Сначала надо со всеми врагами разделаться.
Он рывком сел на постели.
— Нельзя тебе волноваться, — заметила Валя. — Прыгать так станешь, без тебя партизаны всех врагов перебьют. Понял?
Буян послушно вытянулся на постели.
— Когда усадьбу Домогацких запалили, — стала вспоминать Валя, — нам сказали, будто урянхи напали. А это Лукич поджег и уехал. Ну, думаю, конец пришел. Куда с маленьким денусь? Меня тувинцы сюда, в Баян-Кол пеправили. Онзулак с Когелом. Среди добрых людей оказалась. Ну, а когда с Анай-Карой встретились, веселее жи стало.
— И мне досталось, — вздохнула Анай-Кара. — Спрятал меня Аржаан — спасибо ему! — никому не велел сказываться, даже отцу. А я и сама боюсь… Про отца стороной узнавала. А куда Буян подевался — не знаю. Все ждала, ждала. К семье Аржаана привыкла. Потом откуда-то Чудурукпай объявился… Что только Аржаан ни делал, чтобы меня скрыть… Даже Буяна прогнал… А я уже тогда в Баян-Коле была. С Валей случайно заговорили. Она и скажи: «Саша мой у Домогацких батрачил». А я: «И мой Буян на Севээн-Оруса работал». Рассказала все про себя. Валя говорит: «Давай вместе жить».
Примерно через месяц Буян смог понемногу шевелить ногами. Ему сделали костыли, и он начал выходить на улицу. Дело как будто шло на поправку, но время от времени он ещё терял сознание. Чуть поволнуется и — в обморок. Но постепенно и это прошло.
Он томился бездельем, своей беспомощностью. Валя с Анай-Карой занимались хозяйством, выполняли разныепоручения Мазурова в поселковом Совете. Буян же целым днями оставался с маленьким Сашей, сыном Губанова, рассказывал ему про войну, про Шушенское. Саша приводил других ребятишек, просил, чтобы дядя Буян и им тоже расказывал.
Как-то, вспомнив, что Кочетов говорил, как Владими Ильич катался в Шушенском на коньках с деревенскими мальчишками, сделал коньки — деревянные с железными полозьями. Морозы уже отпустили, а лед на реке был ровный, гладкий. Ноги вроде окрепли. Попробовал прокатиться… Ничего не получилось. Мучился, мучился, пока наловчился. Стиснет зубы и катается. Не для забавы, а чтобы скорее поправиться. И здорово это помогло. Стал лед на реке ко­лоть — растапливать для питья, дрова готовить.
Время к весне повернуло. Поползли слухи, что из Монголии собираются напасть на Туву барон Унгерн и генерал Бакич.
Советское правительство ввело в Туву части Пятой армии. Буян не мог больше отсиживаться. Чувствовал он себя вполне сносно. Удерживало лишь одно: уговорились с Анай-Карой никогда больше не расставаться, а брать ее с собой он не мог — не хотел подвергать опасности.
И все же не выдержал.
Готовиться к отъезду Буян стал загодя. Когда дома не было женщин, он чистил винтовку и подаренный ему Кравченко наган, Саша всякий раз спрашивал:
— Дядя Буян, ты зачем берешь ружье?
— На охоту собираюсь.
— Завтра?
— Не-ет, не скоро еще.
Вечерами мальчишка докладывал:
— Дядя Буян на охоту поедет.
Анай-Кара и Валентина столько раз слышали это, что даже шутить стали:
— Теперь заживем!
— Скоро свежей козлятины попробуем!
А Буян потихоньку починил сбрую, проверил, прочны ли подпруги, сменил войлок потника. То и дело наведывался к коню, чистил его, ласкал.
Сходил в поселковый Совет к Мазурову, попросил какую-нибудь работу или хотя бы поручение какое.
— Не могу больше, Илья Антонович,— пожаловался. Мазуров и слушать не стал.
— Ты свое отвоевал. Давай поправляйся. Тебе силы нужны. А до мировой революции еще далеко. Другим оставь
войну.
Пришли как-то Анай-Кара с Валей,— в избе один Саша.
— Где дядя Буян? — спросила Валя.
Мальчик не ответил.
— Уехал, да? — разволновалась Анай-Кара.
— Далеко-о! — протянул мальчуган. — На охоту.
Снова расстаться с найденной наконец-то Анай-Карой оказалось куда сложнее, чем думал Буян. Большого труда стоило ему решиться. Но, сев на коня, он уже мысленно был с боевыми друзьями.
Свой отряд, ушедший в предгорья Танну-Ола, Буян догнать не надеялся. Но он знал точно, что араты стягивают свои силы неподалеку от Шагонара, и направился туда. Возле Эжима он повстречал отряд Чульдума. Этого молодого командира он знал. Еще двух лет не прошло, как Буян брал у него оружие для хемчикских повстанцев.
— Каким ветром? — признал его и Чульдум.
Буяну было о чем рассказать — и про восстание на Хемчике, в котором он получил боевое крещение, и про партизан­скую армию Кравченко и Щетинкина, про разгром банды Шмакова в Баян-Коле… И еще он сказал:
— Я был за Саянами.
— Скот гонял, что ли?
— С партизанами Сергея Кузьмича Кочетова. Нас послали воевать против белого генерала Врангеля. Сам Ленин послал!
— Ленин? — удивились араты. — Ну и как?
— Пришлось с полдороги вернуться: в Туве врагов много.
— Значит, не выполнили приказ?
— Это не наша вина, — заволновался Буян. — Ленин сказал: все равно где беляков бить.
— Совсем правильно!
— Раз красных партизан повернули сюда, — значит, Ленин о тувинских аратах тоже думал.
Буяна подхватили и начали качать, как борца, победив­шего на хуреше.
— Перестаньте! Перестаньте! — взмолился он.
Его не слушали. А Чульдум подзадоривал:
— Еще! Еще его!
Кое-как высвободился Буян из крепких рук аратов и сел на землю.
— Зачем меня-то? Я же ничего не сделал такого…
Он едва поднялся. Ноги не шли.
— Что с тобой? — встревожился Чульдум.
— Сильно контужен был…
— Мы же не знали!
Буян махнул рукой:
— Ладно, пройдет. Сейчас не время болеть!
Араты рассмеялись:
— Молодец! Настоящий партизан!
 
Отряд вышел к месту сосредоточения. В устье Шагонарчика их ждали араты Чаа-Холя. Один из парней показался Буяну знакомым. Он незаметно подошел к нему и спросил:
— Ну, как, нашел ты «двоих» коней, которых искал в Теве-Хая?
Тот вытаращил глаза, не сразу поняв, о чем его спрашивают.
— Па! Ты же Буян, да?
— Здорово, Хургулек!
Оба расхохотались. К ним подошел еще один.
— А меня помнишь?
— Семис-оол!
Араты обступили удальцов.
— Как вы вместе с чаа-хольскими оказались? — уди­вился Буян.
— Мы не вместе. Нас послали сказать, чтобы вы завтра начинали наступать на Даг-Ужу.
— А сами обратно?
— Зачем? С вами останемся. Все равно где драться. И этот бой сложился для партизан удачно.
 
Гарнизон Янь Шичао был разбит наголову. Сам генерал успел удрать в разгар схватки.
Сражение уже кончилось. Слышались лишь отдельные редкие выстрелы. Буян заметил, как за ограду шмыгнул человек в форме русского офицера.
— Стой! — крикнул он.
Офицер вскочил в седло стоявшего за забором коня.
Буян присел, взял всадника на мушку, но пока целился, тот скрылся за песчаным холмом.
Только теперь Буян сообразил: «Шмаков!»
Не раздумывая, он пустился в погоню за офицером.
«В горы он не свернет,— соображал Буян. — Поскачет вдоль реки к Чадану. В степи я его перехвачу».
Он выбрал кратчайший путь и за последними сопками, там, где начиналась открытая ровная степь, покрытая лишь низкими кустами караганника, настиг беглеца. Конь под Шмаковым устал и спотыкался. Расстояние между ними быстро сокращалось. Корнет обернулся и выстрелил. Пуля просвистела над Буяном. Он ответил двумя выстрелами и тоже промахнулся.
Шмаков стрелял еще и еще. Мимо!
Что это? Он стал удаляться? А ведь быстрее не скакал… Это конь Буяна, прошедший накануне долгий путь, начал сдавать.
«Удерет! — терзался Буян.— Нельзя упускать». Шмаков был рядом с высокой скалой. Еще немного и — скроется.
Буян спрыгнул с коня, присел, тщательно прицелился. Медленно нажал на спусковой крючок. Есть! Конь под офи­цером кувыркнулся. Шмаков упал, вскочил, побежал в гору.
Буян почти сравнялся с ним. Шмаков, пригибаясь, перебегал от камня к камню. Пришлось спешиться.
Беглец не стрелял. То ли патроны кончились, то ли просто берег их.
«Живым возьму!» — раззадорился Буян. Он посылал пулю за пулей, стараясь опережать бегущего. Пули цокали по камням, рикошетили, заставляя Шмакова метаться из стороны в сторону. И все же он продолжал убегать, делал прыжки, падал и снова петлял между камнями.
Буян передернул затвор — магазин был пуст. Он отбро­сил винтовку, выхватил из кобуры наган.
Шмакова не было видно. Деваться он никуда не мог. Буян озирался по сторонам, забыв об осторожности. Фигура офицера мелькнула слева. Он мог бы сейчас подстрелить Буяна, как куропатку, но шмыгнул за камень и затаился.
«Все! Патронов у него больше нет».
Держа в руках наган, Буян уверенно направился к камню, за которым укрылся корнет.
— Выходи, Шмаков!
Раздался выстрел.
Буян подождал. Тихо. Обошел большой черный валун, заглянул. Шмаков лежал распластавшись. Лицо белое-белое, с аккуратными, в ниточку, усиками, глаза закрыты. В правом виске чернела небольшая дырочка, из которой текла кровь.
Вот когда почувствовал Буян смертельную усталость. Все плыло перед глазами, двоились камни, качались горы. Держась руками за кусты, он почти сполз с горы. Подобрал винтовку. Еле добрел до коня. Взобрался в седло. Почув­ствовал, что вот-вот потеряет сознание. Значит, до Даг-Ужу ему не добраться… Направил коня к берегу Улуг-Хема. Там, вспомнил он, живет благородный старик из чаа-хольских тюлюшей. До него близко…