Глава пятая

Центр сумона даже поселком в ту пору еще нельзя было назвать. Настоящих домов — только и было что сумонный Совет, клуб, недавно достроенный, поодаль — школа да магазин со складом. Перед магазином — полянка. На нее-то и согнали скот все, кто приехал и пришел сюда, чтобы сдать его на заготовку. Метались на арканах полудикие быки. Те, что поспокойней, морщились, принюхиваясь к свежим щепкам, — от клубной стройки остались. С недоумением и вроде бы даже с презрением взирали на деревянные постройки волы, по­махивая ушами. Овцам и козам не до того было: набрели они на солонец, сверкавший белизной, будто снег или сахар, и с жадностью лизали его. Хозяева скота перего­варивались между собою, обменивались трубками. Был здесь и Саадак: но вызову Самнаар-оола приехал. Спу­тал поводом передние ноги коню, крепким узлом связал, чтоб смирно стоял, сам сел на гладкое бревно и вытащил из-за пазухи трубку.
Все ждали, когда же откроется магазин и продавец Самбыннаар начнет принимать скот. Куда там! Похрапывал он еще под теплым одеялом и не догадывался, что его дожидается столько народу.
Не привык Самбыннаар вставать рано, как простой арат. Сам себя величал он «сельским интеллигентом».
К толпе ожидающих подскакал на своем игреневом Чорттарак. Был он, как всегда, нетерпелив и как будто чем-то встревожен.
— Почему магазин закрыт? — заорал, не спешиваясь.
— В девять откроется, — беспечно ответил сторож Чымчак.
— Пойди поторопи! — грозно глянув на сторожа, при­казал Чорттарак.
— А богда, господи боже! Да что ты, милый! К нему сейчас и не подступиться,— взмолился Чымчак.
— Спит, что ли? — совсем озверел Чорттарак.— Это человек или мешок, сном набитый? Мне белого полотна нужно, отец умер!
Толпа затихла.
Чорттарак начал было в подробностях повествовать о смерти отца, но вдруг умолк, вгляделся в дорогу.
— Шыдыраа едет! — воскликнул он. И с ехидцей добавил: — А замечаете ли вы, товарищи, с кем наш начальник путешествует по утрам? Раньше, бывало, все на пару с Самнаар-оолом ездил. Теперь, глядите-ка — со вдовой! Жена его все глаза проплакала, ребятишки отца в юрте не видят. Вдовушка приглянулась! В лесу, что ли, они ночевали, что так рано сюда явились?
— Что ж такого, если б и приглянулась? Не суди других сгоряча, сынок,— усмирял злоязычного Саадак.—
Всем известно, Шыдыраа у отца с матерью единствен­ным сыном рос, братья-сестры его в младенчестве помер­ли, вот старики и поторопились его женить. Невесту он себе не выбирал, сердцу-то не прикажешь! Ну, да наш дарга не такой человек, чтобы детей своих обездолить, жену обидеть — любит он ее или не любит. Да и Кундуспай — разумница, горя другой не пожелает.
Саадак не закончил — всадники уже подъехали.
— Доброе утро, земляки! — бодро соскочил с коня Шыдыраа.— Все явились? Сто, сколько скота пригнали! Вот вто хорошо!
— Хорошего-то мало,— задумчиво произнес   Саадак.
— Что стряслось?
— Магазин закрыт.
— Сходите к Самбыннаару, попросите. Ради такого случая пусть откроет пораньше.
— Ходили уже. Спит. Раньше как через два часа, говорит, ни за что не открою.
— Да это что же такое? — заволновалась теперь Кундуспай. — Спит! Война идет, какой уж тут сон! Я стару­ха, и то не залеживаюсь. С зарей встану, коров подою — и в седло, подарки собирать. В мирное время можно бы­ло и отдохнуть подольше, и в юрте управиться, чистоту да красоту навести, и о скоте позаботиться. Теперь я на­ездницей стала, только и скачу от юрты к юрте. На мяг­ком ковре сидя, людям не поможешь.— Она говорила и в то же время не забывала оправлять рукой своей но­вый красный берет.
— Вот это вдовушка! С мужиками равняться хочет. Сидела бы дома да делала, что малый бабий разум позволяет: коров там доила да чистоту свою наводила. Ду­мает, бойка, так уж и всех умнее? — негромко, но отчетливо и зло сказал Чорттарак и сплюнул на землю.
— Кто же запретит женщине стать начальником, если она умна и малость грамотна? — тихо возразил Саа­дак.
— Запретить — не запретит, а вот я бабе ни в жисть подчиняться не стану, будь она министром! — огрызнулся Чорттарак и хихикнул, будто забыв о смерти отца.
— О чем это вы тут спорите, земляки? — вмешался Шыдыраа, давно уже прислушивавшийся к разговору.— Кундуспай — товарищ серьезный, принципиальный, при чем тут женщины да мужчины?
— Верно, верно. Бросай, парень, болтать,— урезонил Саадак Чорттарака.— Вы бы, дарга, сами разбудили продавца.
Шыдыраа кивнул и направился к одинокой белой юр­те. Люди неотступно следили за ним.
Не достучавшись, Шыдыраа рванул дверь — аж посудный шкаф застонал,— и тут Самбыннаар, живо вско­чив, ухватил суммонного начальника за шиворот. Какой только брани не наслушался Шыдыраа! И хулиган-то он, и власть-то свою превышает, потому что Самбыннаар подчиняется не ему, а только хошунному управлению тор­говли! И бродяга-то, и жене изменник, в открытую сдружился с Кундуспай! Но ничем, ни криком, ни ос­корблениями, не смог ретивый продавец вывести из себя Шыдыраа. Тот оставался спокоен и только повторял тре­бование открыть магазин. Медведем рявкнул Самбыннаар, посулился назойливому посетителю ноги перело­мать и костыли без очереди продать, но все же, забыв даже обуться, босиком, как напуганный мальчишка, по­бежал в магазин. Наконец-то открылся черный замок, отлетел в сторону ржавый засов, придерживаемый железным кушаком.