Глава девятая
Когда-то, после бед, свалившихся на семью: смерти Суузунмы, избиения Хойлаар-оола – старик Сульдем собрал всех своих детей в своем аале и создал некое маленькое государство. И тетушка Кежикмаа тогда твердо решила: ее дети будут жить дома. Она хочет всегда видеть своих родных, всегда вдыхать запах их волос. Пусть постепенно встанут на ноги.
Старик Сульдем первый нарушил неписаные законы этого семейного государства. Чтобы сын Буян остался дома, с матерью, он отправился воевать с китайцами: мол, ничего, если я пропаду, или убьют, уже пожил. Но вернулся домой, правда, хромым. Положил на сундук шапку с голубым шариком.
– Убери эту шапку, – твердла жена, – будет от нее беда.
Долго уговаривала Кежикмаа и, не добившись ничего от мужа, сама спрятала шапку. Сульдем перерыл все барбы[1], нашел и опять положил на сундук возле бургана:
– Это не должность, а боевая награда. Не трогай.
Перед революцией, когда Соскарначал батрачить у Севээн-Оруса, он еще больше увеличил брешь в маленьком государстве отца. Буян с головой ушел в революцию. Кежикме иной раз казалось, что разломился прочный лед Улуг-Хема.
Хромому человеку далеко не добраться, и старик Сульдем ощущал, что брешь в стене его государства теперь подобна небу.
Время не остановишь, и трава не всегда зеленеет.
После революции брешь стала уменьшаться. Хотьсыновья Сульдема и Кежикмы и не жили в одном аале, но собрались вокруг со своим хозяйством и скотом.
– Пусть поскорее приблизятся дети, – тихонько молилась Кежикмаа. – Пусть будут здоровы, пусть на душе будет спокойно!
Но и глазом не успела она моргнуть, как настала очередь тихого Хойлаар-оола отделиться от семьи. Об этом заранее не знали ни родители, ни братья, ни даже он сам. Верно говорят в народе: коли суждено, рог когда-нибудь отпадет.
В Барыке давно посеяли просо. Весенняя работа завершена. Аалы собрались на чайлаги[2]. Люди победнее просили коней и волов у зажиточных соседей. Однажды вечером Хойлаар-оолсиделмолча в юрте родителей и вдруг, потупившись, как бычок, виновато сказал:
– Уезжаю я…
Тетушка Кежикмаа, отвернувшись от очага, удивлено спросила:
– Куда? Куда еще ты уезжаешь?
Хойлаар-оол тихо ответил:
– В Эми…
– Эми? Что за Эми, сынок? – еще больше удивилась мать.
Хойлаар-оол сжался в комочек, не ответил.
Немного погодя Сульдем объяснил:
– Говорят, это место находится возле нашей восточной границы. Возле горячего аржаана. Шыраа-Хуурак говорил, что конные добираются туда за несколько дней, так ли, сынок?
– За полмесяца.
Кежикмаа охнула, крепко обняла сына, будто он мог улететь, стала гладить по голове:
– Нет, сынок, нельзя, не пущу. Измучаешься, изголодаешься, пропадешь. Маленький ты еще.
– Ничего, мама, – успокаивал матъ Хойлаар-оол. – Собирают народ для работы на золотом прииске. Я же не один. Демир-Хая, Кошкар-оол тоже едут. И в Шагонаре русские товарищи собираются.
Старик Сульдем молча курил свою таволожную трубку, облаками выпускал дым. Наконец сказал:
– Хойлаар-оол Аайну вынянчил, мы и не заметили, как стал мужчиной. Сколько ему можно у твоего подола доить коров? Нe девушка все-таки.
– Вот он какой, посмотрите, – возмутилась Кежикма. – Сам говорит, что дети должны сидеть дома, возле родителей, а на самом деле… Хойлаар, откуда у тебя тяга к золоту? Нет, сынок. Не пущу. Пусть старик, если хочет, сам бродяжничает…
Кежикмаа плакала. Слезы матери всегда очень горьки. Сколько слез выплакали глаза бедной Кежикмы: умерла Суузунма –плакала, старик Сульдем отправился на войну – плакала, Соскар удрал к Севээн-Орусу – плакала, Анай-Кара бросилась в воду – плакала, Буян пропал – плакала, и вот опять. Почему не кончаются горькие слезы ее?
* * *
Когда серая кукушка пела на сухой ветке белой ивы Барыка, троих парней – Демир-Хая, Кошкар-оола и Хойлаар-оола – родственники и земляки провожали в дальний путь. Каждый был на оседланном коне, и еще одну лошадь вел с грузом, словно они втроем собрались белковать. Чего только нет в мешках: две барбы измельченного проса, жареные лепешки, твердый курут[3], просушенный ааржы[4], вяленое мясо…
Было указание из хошунного[5] центра: будущих золотодобытчиков собрать достойно, им ехать далеко, да и на прииске надо что-то есть до зарплаты. Будто родные и без указания не постарались бы…
Хойлаар-оол до последнего времени для матери был дитем малым. Но теперь, когда он оделся в дорогу, Кежикмаа увидела, как он повзрослел. Восемнадцать лет парню. Когда это мальчик вырос? Еще вчера нянчился с малышкой Aайной, играл с ней…
– Самое главное – береги ноги и спину, – наставляла Кежикмаа сына. – Держи их в тепле.
– Знаю, мама, – отвечал Хойлаар-оол.
Хоть лето в разгаре, мать уложила сыну теплые чулки из белого войлока, окаймленные красным шелком, и безрукавку из ягнячьей шкуры, крытую зеленым шелком.
– Зачем мне, жарко, – отказывался Хойлаар-оол.
– Одежда не бывает обузой, – строго сказала мать. – Говорят, на приисках работают в воде. Не простудись, сынок.
Пока Хойлаар-оол седлал коня, Кежикмаа понюхала его голову, и, чтобы не показывать слез сыну, собравшемуся в дорогу, ушла в юрту. Еслинужно, мать становится героем.
Уже верхом Хойлаар-оол наказывал матери:
– Берегите Адаску…
Дочь покойной сестры Суузунмы Хойлаар-оол всегда звал Аайной, но в этот раз ласково назвал Адаской. В его больших глазах блестели горячие слезы. Отвернулся, и мать не увидела слез. В сердце Хойлаар-оола остались лишь мать да маленькая Адаска, остальные почти безразличны. Отец и братья – мужчины.
Демир-Хая и Кошкар-оол присоединились к нему пo дороге. Когда трое парней подъехали к бывшему становищу Севээн-Оруса, их поджидали Дарган-оол и Уштулан из Сенека, чуть дальше – Мандып-оол из Барык-Аксы.
* * *
В старой Туве были золотые прииски. Там работали в основном артельщики. Такой промысел не давал дохода государству. Золотое богатство страны было целью наживы, вывозилось «черной дорогой», контрабандой за границу.
Народная власть решила: молодой республике нужно золото. Хоть и маленькое государство… но все маленькие государства не прокормит большой СССР. Дружба дружбой, а деньги – совсем другое дело. Надо что-то отдавать взамен товаров и техники, что идет народу. Стране, где еще ведется кочевой образ жизни, где сырье не обрабатывается и нет промышленности, разговаривать на экономическом языке трудно. Поэтому нужно золото.
Народная власть Тувы решила взять под государственный контроль золотые прииски. Нужны были рабочие руки. Очень нужное дело – добывать золото, этим кормить государство. В истории Тувы первые рабочие появились именно на золотых приисках. Появился рабочий класс!
* * *
Вскоре парни приехали в Хем-Бельдир[6]. Там собрались группы аратов со всех хошунов Танды-Тувы. Некоторые уже уехали на прииски. Некоторые ждали отправки.
Группа из Улуг-Хема присоединилась к другой группе из двадцати человек и через некоторое время выехала на прииски. С ними были люди, уже работающие в Эми и хорошо знающие дорогу.
Ехали на лошадях, почти у каждого была вторая груженая лошадь. Не торопились, за день проезжали небольшое расстояние.
Хойлаар-оол нисколько не уставал. Его удивляли новые места, новые люди. Группа была разномастной: тувинцы, русские, монголы, хакасы. Дажедвое китайцев итрое корейцев. Как же все интересно Хойлаар-оолу, который никогда не отъезжал далеко от Барыка – узенькой, извилистой как червячок речки.
Проехали Чедер, Балгазын. Затем Шуурмак, Самагалтай, Эрзин. Потом началась тайга с черным кедрачом, названия местностей запутались. В дороге заставали дожди. В нескольких речках прибыла вода, ждали, когда спадет. Пока сушили одежду и обувь, с наслаждением отсыпались. Хойлаар-оол в мыслях много раз поблагодарил мать за «лишний» груз – теплую одежду.
Десять дней прошло, как они выехали из Хем-Бельдира, и вот золотодобытчики наконец-то добрались до Тере-Холя.
Прекрасно большое озеро. Посередине на острове видны остатки крепости-городища. Кругом шуршит высокий камыш, среди неговсадника не увидишь. А птиц! Видимо-невидимо, от крика оглохнуть можно. Ирыбы много.
Жители местности разговаривают по-монгольски. С тобой поговорят по-тувински, а между собой разговор ведут по-монгольски. Может, о тебе говорят? Угощают простоквашей, и сами любят молочную еду. Хойтпак не готовят, араку не гонят.
Золотодобытчики, переночевав у Тере-Холя, поехали дальше и прибыли наконец-то в Эми. Там народ только-только начал обживаться. Несколько длинных домов – их называют бараками, много палаток и шалашей. Приехали поздно, поэтому Хойлаар-оол не успел осмотреться. Своих лошадей передали пастуху. Им показали на длинный барак, где они пока будут жить. Там и улеглись спать.
Уставшие парни сразу же уснули. Наутро, проснувшись, обнаружили, что их обокрали: пропала провизия. Все унесли подчистую, даже две барбы тара[7].
Тогда в Туве не было воровства. Если воровали – то не из корысти, а нарочно, у богача или из мести. Только что приехавшие рабочие поняли, что такое настоящее воровство. Если человека оставляют без еды, как еще это назвать? Барыкские парни сначала рассердились, а потом тяжело задумались: чем кормиться, как дотянуть до зарплаты?
Приехавший из Хем-Бельдира какой-то большой начальник сказал на митинге: «Вы счастливые люди, вы первые рабочие Танды-Тувы». Хойлаар-оол подумал: «Хорошо же быть рабочим, когда у тебя нет двух мешков толченого проса…».
