Первый бой

Когда отряд достиг верховьев Молдуг-Хема, тут и посыпались со скал на нас первые пули. От неожиданности многие закричали:
— Вон они! Стреляют!
Стараясь получше разглядеть, что происходит впереди, я привстал на стременах и увидел, что передний взвод уже выбрался на крутизну обрывистого берега реки, Чунчук-оол размахивает маузером и кричит:
— Всем спешиться! Огонь по врагу!
Я скатился с седла и лег в ямку, не выпуская повода, успев заметить, как впереди упало несколько человек, а лошади их, заржав, поскакали, оскальзываясь на камнях. Подъехала телега с пулеметом, пулеметчик — русский парень — ругался, пытаясь остановить напуганных лошадей. Кругом уже стреляли, я тоже принялся палить вверх, по скалам. Сыпались камни, однако результатов пока никаких не было видно.
Застрекотал пулемет. Пулеметчику удалось как-то осадить лошадей, и он жал на гашетку, содрогаясь вместе со своим «максимом», остервенело закусив губы. Стрельба со скал прекратилась, видимо, мятежников напугал наш пулемет, и они решили отходить.
— Прекратить стрельбу! — передали по цепочке приказ Чунчук-оола. — Первый и третий взводы идут в обход, остальные остаются на месте. Лошадей оставить в лощине.
Я следом за своим взводным Сереном пополз, хоронясь за высокими валунами. Со скалы летели пули, но они не доставали нас. Снизу, поверх наших голов, строчил пулемет. Мы ползли медленно, используя для прикрытия малейшие выступы, но скоро перед нами открылось плоское каменистое плато — на нем мы будем словно беззащитные куропатки. Вдруг прямо над моей шапкой задымился кустик караганника, брызнули сбитые пулей ветки. Я испуганно ощупал себя: вроде цел. Серен, приподнявшись, приказал:
— Вперед, за мной!
Мы, сгибаясь, перебежали через открытое место, кто-то позади меня, вскрикнув, упал. Метров через десять, добравшись до первых валунов, мы снова залегли. Наверху раздались крики, какой-то шум, потом пули посыпались еще гуще. Серен обернулся и, отыскав меня глазами, сказал:
— Ангыр! Мне кажется, это взвод Бульчуна жарит по нам, не разобравшись. Ты среди нас одни в военной форме, покажись им. Не то они не успокоятся, пока всех не перебьют.
Я подполз ближе к краю скалы и, приподнявшись, помахал рукой. Огонь прекратился, со скалы нам свистнул Кончук, который был во взводе Бульчуна. Мы, уже не таясь, забрались к нему и увидели большие кучи стреляных гильз, лежало несколько не то убитых, не то раненых. Мятежники отступили. С этой возвышенности их выбил взвод Бульчуна, который подкрался незаметно, пока мятежники отражали атаку нашего взвода.
Сверху донесся голос Бульчуна:
— Э-эй, ребята! Поднимайтесь по хребту, преследуйте отступающих!
Мы снова начали карабкаться на скалы. Рядом со мной поднимался Анай-оол. Вдруг он вскрикнул, скорчился и стал сползать по склону вниз. Мы с Кончуком подбежали к нему и, подхватив под руки, потащили за высокий валун. Тело Анай-оола обмякло, стало тяжелым, глаза были заведены под веки. Кончук похлопал раненого по щекам, Анай приоткрыл глаза, застонал и пробормотал что-то: мне показалось, что он просит пить. Разыскав в лощине нерастаявший снег, я набрал горсть и положил комочек в рот раненому. Тот жадно проглотил снег и прошептал более внятно:
— Братья… Не бросайте меня.
Мунзук полез наверх сообщить Бульчуну о случившемся. Вскоре он вернулся с известием, что нам приказано спустить раненого вниз, к обозу. Поскольку бой перенесся дальше, мы достигли лога довольно быстро и сдали свою ношу на попечение женщины, сопровождавшей нас. Возле нее уже образовалось что-то вроде лазарета. Она развела костер, кипятила чай, чтобы поить раненых, делала им перевязки, разрывая на бинты рубахи. Уверившись, что нашему товарищу тут помогут, мы вернулись к месту боя.
Перестрелка продолжалась до наступления темноты. Когда солнце село, мятежники прекратили стрельбу и стали отходить. Чунчук-оол решил их не преследовать, дать передышку отряду. Разведка доложила, что неподалеку стоят юрты богатого старика Дуктенея, и мы решили расквартироваться в этих юртах, выставив часовых. Надо было накормить бойцов, удобнее устроить раненых, — честно говоря, мы все были рады передышке. На посту стояли по очереди: сильно морозило, долго выдержать было трудно.
Утром, едва вершины гор, подсвеченные солнцем, отделились от серого неба, из Берт-Арыгского аала прискакали наши разведчики. С ними был пленный. Он сидел на лошади позади нашего бойца, руки пленного были прикручены к телу арканом.
Чунчук-оол стал допрашивать пленного. В тоне команди­ра, да и всех кто был в юрте, сквозило озлобление. Ночью умерли трое раненых. Умер и Анай-оол. Смерть друга, с которым мы вместе начинали новую жизнь, потрясла меня. Я еле сдерживал слезы. Кончук, друживший с Анай-оолом с детства, — они были из одного аала — плакал за юртой. Может быть, поэтому мне не было жалко пленного, хотя из допроса становилось ясно, что он бедняк, попал в банду мятежников по принуждению.
— Мятежники навели на меня ружье и сказали: если с нами не поедешь, мы тебе подарок сделаем — одну маленькую пулю за пазуху, — объяснял дрожащим голосом пленник.— Я решил: лучше поехать, чем показать свою кровь жене и детишкам. Умру, но не на глазах семьи… Вчера, когда была перестрелка, я всю обойму в воздух выпустил. Ведь я охотник! Если бы стрелял по цели — много людей уложил бы.
— Теперь ты так поешь! — зло рассмеялся Чунчук-оол. — А что ты делал вчера, мы не видели. От чьих пуль погибли наши ребята? Может, и от твоих. Теперь не докажешь.
— Не докажешь, — покорно согласился пленный и опу­стил голову на грудь. — Хоть глоток воды дайте… Что вы, что мятежники — одинаково над людьми издеваетесь…
Не в силах больше слушать, я выскочил из юрты. На земле, за юртой, неподвижно лежали молодой весельчак Нарчин, отец четверых ребятишек Бышкак-Кара, лежал Анай-оол. На глаза мои навернулись слезы, жалость к пленному улетучилась. Он не виноват? А в чем провинились эти люди?..
Вернувшаяся разведка доложила, что мятежников и след простыл. Видимо, противник ушел через перевал в Саглы. Вспомнив, как Чунчук-оол хвастливо сказал вчера: «Утром со свежими силами мы их, как зайцев, перестреляем!», я снова пожалел, что командует нами необстрелянный юнец. Конечно, мы все вместе приобретаем необходимый опыт, но во что он нам обойдется? Трое убитых, двенадцать человек раненых, а мятежники скрылись. Командиру надо было не идти на поводу нашей общей лени, не отдыхать ночью, а действовать, преследовать врага, тогда, возможно, мятеж был бы уже подавлен. Теперь они отдохнут, подкрепят себя новым пополнением, взять их будет трудно…