Рысь в мешке

Какого зверя не добывал ты, славный мой Калдарак! Белку и соболя поднимал ты, чуткий мой Калдарак! И суслика малого не обегал ты, милый мой Калдарак! И зайца быстрого догонял ты, резвый мой Калдарак! Однажды весной поймал росомаху ловкий мой Калдарак! Не знал перед лосем, медведем страху смелый мой Калдарак! Но только — не зря зверей настигал ты, друг ты мой Калдарак! Всегда человека оберегал ты, верный мой Калдарак!
Я вырос. Совсем один ходил на охоту, куда захочу. Белковать пошёл. Взошёл на поросший кедрачом хребет — кучку снега заметил. Что там? Сломил сучок, разворошил снег — заяц! Мёртвый. Раны на нём не видать. Как он здесь оказался? И кто убил его? Стал я искать следы на снегу — ничего особенного. Вот разве один след странный какой-то — не волчий, не собачий. Пригляделся: на шее у зайца малюсенькая дырочка. Будто проколол кто да через неё всю кровь и высосал. Завалил я того зайца снегом и пошёл по хребту. Ветреный был день. Всего одну белку я выгнал из гнезда, с ней и домой вернулся.
Дедушка тоже домой пришёл. В Тоора-Хем ходил он, в заготовительную контору. Договор заключил: четырёх рысей живьём отловить. Я прочёл — не пове­рил: как это — живьём?Раньше наши охотники только на пушнину договоры заключали, на мёртвых, значит, зверей. Непонятно.
Сумерки сгустились.
— В снегу видел мёрзлого зайца, — между прочим сказал я деду.
— Принёс?
— Побоялся.
— Завтра вместе пойдём.
До восхода солнца вышли мы из дому втроём: дедушка Мыйыт, я и Калдарак. Поднялись на хребет. Вчерашний заяц уже не под снегом — на видном месте лежит! Кто его вытащил? Жду, что дед скажет. Осмотрел он следы, Калдарака к себе подозвал:
— След! — приказал коротко. Мне объяснил: — Рысь тут побывала. Недавно.
Принюхался к следу Калдарак и побежал, побежал — к скале, потом дальше по хребту. Глазом моргнуть не успел я — он уже из виду скрылся.
— Пойду за ним, а, дедушка?
Не позволил дед Мыйыт. Подошли мы вдвоём к кедру — прошлогодние шишки под ним! Черно, и снегу не видно. Достал дед свою коротенькую трубоч­ку, закурил и говорит спокойно:
— Рысь по крутякам водится. Да эта далеко убежать не успела: давно ли здесь была, следы-то свежие. Добудет зверя — зайца или даже косулю — кровь тёплую всю выпьет, а мясо не ест. Днём она в чаще лазит. Вот-вот на нас выскочит. Ты посматривай, у тебя глаза молодые.
Огляделся я — никого. Набрал паданки полный мешочек, сижу, орехи щёлкаю. Самую огромную — ни дать ни взять собачья морда — шишку деду протянул. Пошелушил он, пощёлкал малость и обратно в мешочек почти полную шишку положил. Я зато наслаждаюсь: шелушить легко, орешки сами так и вы­катываются в ладонь. Раскусишь — молоком пахнет.
— Скорей! — вскрикнул полушёпотом дедушка и на ноги вскочил. Неподалёку, в кедраче, Калдарак лаем залился. Взял дед ружьё, за спину — рюкзак и пошёл. Я за ним. Троп тут никто не протаптывал: выше колена снег. Плыву, как утопающий телёнок.
— Ой, кто это на дереве? Сидит, — сам не заметил, как вскрикнул и я.
— Она. Рысь, — чуть слышно отвечал мне дед. — Я её ещё оттуда увидел. Да не кричи: ты охотник, чего кричать? Разгляди прежде, кто где сидит. — И он строго посмотрел на меня.
Удобно устроилась кошка лесная на толстой, раскидистой ветви! Глаза у неё — я теперь уже знаю — зелёного с золотом цвета! Как звёздочки, пятна пестреют сквозь хвою на шкуре — таких я не видывал звёзд! А что разве­вается над головою, когда распушит она хвост?
Калдарак бегал вокруг лиственницы, на которой сидела рысь, и лаял, лаял! Рысь, конечно, видела не одного моего пса, но и нас с дедушкой, — однако следила только за Калдараком. Дед Мыйыт тем временем вырубил длинный шест и к концу его привязал небольшой аркан.
— На шест. Разуйся и лезь на дерево. Набросишь аркан зверю на шею — дёргай, — сказал мне старый охотник.
Как хорошо, что я с самого детства по деревьям лазил! Взбираюсь до первых сучьев. Рысь на меня и не смотрит: впилась глазищами в Калдарака. Синеватые когти её — точь-в-точь чистилка для трубки! — то показываются, то прячутся в подушечки лап. Ну, ещё рывок! Кажется, теперь уже я могу добросить до зверя петлю на шесте. Пуще прежнего разлаялся Калдарак: может, заметил, как у меня дрожат колени? Левой рукой крепко хватаюсь за толстый сук. Хрипло урчит рысь, уставившись на Калдарака. Незаметно набрасываю петлю на её мохнатую, с кисточками на ушах, голову, резко дёргаю — тр-рах! Сук обломился. Чуть не вывихнуло мне правую руку: аркан-то на неё намотан был. Пляшет рысь на земле на задних лапах, передними за шест хватается. Улучил дедушка один какой-то миг — и уже кожаный мешок у зверя на голове. Вдвоём наваливаемся мы теперь на рысь, передние и задние лапы ей связываем. Ещё ей короткую палку в пасть, да завязать, чтоб намордник получился: с кожаным-то мешком на голове как бы не задохнулась. Вот такую можно её и в большой мешок запихать, не страшно уже.
Обуваюсь. По спине пот катится.
— Рысь! Живая рысь! — только и твержу дорогой.
— Вот и добыча. К нам пришла, стороной не прошла. За Саяны рысей наших отправят, чтоб размножались в неволе. Одну, самую ловкую, в цирк. Артисткой станет! Мне, старому, этого не видать. Ты молодой, вырастешь, поедешь в большой город, придёшь в цирк — вон она, артистка рысь! — Закашлялся тут дед Мыйыт, зачерпнул снегу и в рот отправил.
Теперь-то я знаю, как живьём рысей ловить: дедушка научил. Несу мешок на спине, а в нём, словно раскалённые угли перекатываются.