Я иду к цели

Простившись с могилой матери, мы разошлись. Шаману не отдали наших ножей. Ему пришлось удовольствоваться козлятами.
На обратном пути я узнал от встречных, что белые пришли на Терзиг с верховья Каа-Хема для вербовки новых людей. В их отряде уже были — не рядовыми, а главарями — Евстигней Михайлов, Пичугин и другие головорезы из кулаков Терзига, человек сорок. Бандиты избивали нагайками местных бедняков, заставляли вступать в банду, угрожая расстрелом. Большинство батраков и бедняков попрятались в леса, многие ушли в Сарыг-Сеп, куда подтянулись партизанские партии Сергея Кочетова и Хлебникова.
Поздним вечером подхожу к хутору Чолдак-Степана. Кто на хуторе — они или наши? Что сделает со мной хозяин за мою самовольную «отлучку, за ушедших от него работников, за надвигавшуюся на всех насильников народную грозу? Ясно, что отомстит, может быть — убьет. А кто будет мстить за нас, за нашего Санжа, которого белые закопали живым в Бозураа, за мою мать, с которой мы навсегда простились на берету Мерген?
Я быстро зашагал вдоль плетня к землянке — в ней темно и пусто. Во дворе на привязи потные лошади.
В избе горит огонь. Там много людей, но лиц не видно из-за обмерзших окон с толстым наплывом льда.
Мимо двора проскакивают вооруженные всадники.
Захожу в сени на цыпочках. Слышны голоса. Кто это: они или наши, они или наши? Дверь в сени приоткрыта. В шуме голосов слышу голос Чолдак-Степана:
— Мы им покажем! Мы им покажем!
Ему возражает хозяйка, визгливо выкрикивая:
— Не горячись! Погоди! Надо подумать, кого взять перво-наперво.
— Прокопьевна права, горячиться не надо, делать все надо умеючи, — уговаривает хозяина купец Сафронов.
Выбираюсь назад во двор. Меня опознали: навстречу идут… Это Данилка Рощин. Шепнул:
— Иди за мной.
Мы зашли под навес. Оглянувшись на двор, Данилка заговорил:
— На хуторе и в деревне третью ночь стоят беляки. Днем громили избы. С вечера пьют. Видишь, даже забыли выставить часовых.
— Что сейчас делать? — спросил я.
Немного подумав, Данилка ответил:
— Пойдем в Сарыг-Сеп, скажем командиру, где беляки и сколько их. А пока снимем уздечки с их коней, пускай гуляют!
Мы прошли задами в огород, там лошадей еще больше, чем во дворе, но их сразу не разглядишь: их окутал пар, похожий на туман от родника, обволакивающий землю в сильный мороз.
Сняв уздечки с заиндевелых коней и припрятав их до времени, мы поспешили в землянку. Данилка отдал в мое распоряжение седла, развешанные по стенам на знакомых нам колышках, а сам начал подрезать подпругу у седел, сваленных в кучу около печки.
Мы покинули землянку и стали пробираться дворами, затаив дыхание, как старый Томбаштай, почуявший зверя в глухом буреломе. Кругом рыскали белые. Где же ты, Сарыг-Сеп? Где вы, смельчаки-партизаны?.. Пока избы Усть-Терзига виднелись среди задымленных морозным туманом холмов, отходивших от нас все дальше назад, мы ничего не говорили, только сжимали друг другу руки и взволнованно заглядывали в глаза. Под ногами громко хрустел снег. Так прорывали тишину морозной ночи шаги нашей дорогой матери, когда она, оставив нас у пригорка перед чумом, уходила в снежную степь, чтобы нас не исколола ледяными иглами стужа и не задушил голод.
Первым заговорил Данилка:
— Вот и Сарыг-Сеп. Теперь говорить можно о чем хочешь, с Усть-Терзига не услышат. Язык у тебя не отмерз?
— Я смотрел на тебя, на взрослого: думал — ты молчишь, чтобы не услышали белые. Нагонят — и все пропадет, что мы задумали. Ведь так?
— Так-то так… С вечера не ушли бы — и тебе и мне не быть в живых. Мать сказала сегодня: «Иду Степановым двором, а он сам навстречу; пытал, где ты, где другие работники, грозился: убью!»
— Это он от водки. Напьется — всегда грозит.
— Нет, сейчас другое: конец почуяли и зверуют. А водка — она еще больше распаляет, ему одного-другого заколоть мало — надо, чтоб кругом кровь текла! Стали всех убивать, кого сыщут. Не попадайся им. скачи с партизанами в Хем-Белдир.
— Я так и сделаю. Достану коня и погоню в Хем-Белдир.
Стали входить в Сарыг-Сеп. Я с трудом поспевал за Данилкой. Он шагал все быстрей и быстрей.
Из темноты раздался голос:
— Кто идет?
— Я! Данилка!
— Пароль? — Из земли выросла огромная доха. Она приближалась к нам.
Данилка что-то ответил — важно, вполголоса.
— Проходи! А паренек в ушанке без одного уха кто тебе будет — ординарец твой? — усмехнулся часовой, опустив к земле карабин.
— Ага, он мой, мой! Пропусти, товарищ!
— Твой так твой… Проходи, ординарец…
По дороге Данилка спросил у другого человека с ружьем:
— Товарищ, мы к Сергею Хлебникову. Где его найти?
Оказалось, недалеко — в бывшем доме купца Сафронова. У калитки — опять часовой. Разглядев нас, он радостно воскликнул:
— О-о! Данилка пришел! Командиру тебя и нужно. Заходите, заходите.
Когда Данилка показался на пороге, человек среднего роста и средних лет, в черной овчинной папахе, с круглой бомбой, похожей на кедровую шишку, и револьвером за ремнем поспешил ему навстречу.
— Ну, сколько, их, какое оружие, много ли берданок, винтовок?..
Тут он увидел меня.
— Отведи паренька в соседний дом, пусть подождет.
Он со мной из Усть-Терзига, работник Чолдак-Степана, тот самый — сын Тас-Баштыг.
— Тогда будем знакомы.
Данилка начал доклад:
— У Сафронова и Мелегина людей немного. В Усть-Терзиге — до сорока, почти у всех берданки, с десяток винтовок. Часть ихней банды осталась в Бельбее и Кок-Хааке.
— Верно говоришь?
— Верно, верно, — подтвердил я донесение Данилки, — их столько и будет, мы запрятали их уздечки и подрезали ремни у седел.
Командир похвалил нас, подошел к столу и развернул большой лист бумаги.
— Так, так… Сарыг-Сеп… Терзиг… переправа… Упустим — уйдут на Бельбей… Сюда с одним взводом, а Петрову идти в обход… Постой, я забыл спросить: среди белых есть чиновники нойона?
—В Усть-Терзиг наезжали гонцы от Таш-Чалана и управители Сосар Барынма.
— Понятно… Петров! — крикнул командир. На его зов, ловко изогнувшись под низкой притолокой, в комнату влетел статный молодой партизан.
— Слушаю, товарищ командир! Он так прихлопнул валенками на половице, что в домике вздрогнули стекла.
— Товарищ Петров! Разбуди всех партизан, выстрой во дворе и доложи. Сколько минут просишь?
— Двадцать, товарищ командир.
— Исполняй!
Когда Петров, сделав «кругом» по-строевому, исчез за дверью, командир достал из кармана расшитый узором кисет и протянул нам:
— А я забыл угостить. Пожалуйста, товарищи. Пока они завертывали табак и закуривали, мимо окон уже замелькали вереницы людей.
Мы вышли во двор. Петров ходил перед строем, то появляясь в свете окна, то снова теряясь в темноте. В полосе света перед командиром возник длиннобородый старик в стеганой куртке, с платком на шее, перевязанным сзади, как у детей.
— Все в сборе, товарищ командир! — доложил он.
— Товарищи! Я собрал вас по такому делу. В Усть-Терзиге — все гнездо сафроновско-мелегинской банды. Похваляются бесстыжие: «Заберем Сарыг-Сеп! Заберем Хем-Белдир!» Что скажете, товарищи?
Старик, стоявший в первом ряду, ответил за всех партизан:
— Последнее гнездо беляков разметем… Веди нас!..