Начало блокады

На следующий день, 8 сентября я поняла, что имела в виду мама — 8 сентября 1941 года вокруг города на Неве замкнулось кольцо немецкой блокады.

Вечером, когда я уже собиралась спать, вдруг завыли истошно сирены воздушной тревоги. В темном небе раздался тяжелый гул самолетов. Послышался отчаянный треск зениток, свист авиабомб, воздух всколыхнулся и в ту же секунду удар огромной силы потряс наш дом. Звякнули стекла, пол под ногами заходил ходуном. Ужас охватил меня и заставил выбежать на улицу. На лестнице толпился ошалевший народ, не зная, что делать.

Взрывы слились в сплошной грохот, земля вздрагивала под ногами, точно в испуге. Из открытых дверей парадной лестницы видно, как то в одном, то в другом месте, над городом вспыхивают кровавые языки пламени. Во двор падает зажигалка, пламя растеклось по земле, оно мне кажется неестественно голубым. Вырвавшись из толпы женщин, истошно завопил Ванюшка-краснодеревщик и побежал на задний двор:

— Мы погибли! Спасите, помогите! — неслось из темноты.

Но крик не вызвал большой паники.

— Обделался Иван Федорович,— удивилась одна из женщин и скомандовала — а ну, бабы, стойте спокойно, кроме тех, кто пойдет гасить зажигалку.

Затем женщина первая вышла в темноту. Остальные бросились ей помогать.

При зареве пожарищ ночь казалась еще темнее, зловещее, и в моих мыслях невольно возникало отчаяние от сознания, что это конец, смерть.

Но это был не конец — это было начало тех тревожных ночей, к которым пришлось привыкать, вернее, вживаться в неизвестность обстановки. А та женщина была права, что Иван Федорович обделался: он действительно «обделался» – так и скончался от поноса, не сумев оправиться после той памятной ночи 8 сентября.

В эту ночь сгорели склады с продовольствием, так называемые «Бабаевские».

Старик Демин говорил:

— Если бы жаба Жданов своевременно принял бы меры и рассредоточил бы Бабаевские склады, то такого страшного голода не было бы.

По словам взрослых, в складах хранили не только хлеб да сахар, были и другие продукты, был даже шоколад.