Глава вторая
Петли на куропаток Буян ставить не стал — в такой холод куропатки из-под снега не вылазят. Хоть целый день карауль, ни одной не добудешь.
Зябко мальчишке, и живот от голода подводит, а все равно поиграть охота. Только, не с кем. Нет у Буяна ни лыж ни санок. Будь он возле юрты, можно было бы какую-нибудь старую шкуру взять да покататься с горки. Однако можно и и без шкуры обойтись. Буян взбирается на пригорок, подстилает под себя полу куцей шубейки и летит вниз по крутому склону. В лицо бьет снежная пыль, перехватывая дыхание, слепя глаза. Под конец Буян три или четыре раза кувыркается через голову. Снег лезет за шиворот, щекочет обжигающим холодком и ледяными струйками бежит по спине. Буян смеется. Жалко, что никто не видит.
Он вскакивает, отряхивается и снова взбирается на пригорок. Такой холодина, а от него пар валит! Буян выпятил губы, сложил их трубочкой и сильно подул: густой белый клуб вырвался изо рта.
Почти добравшись доверху, Буян оглянулся и невдалеке заметил всадника. Стоит недвижимо, словно чучело. Скользя и падая, Буян поспешил к нему.
Вон кто это, оказывается! Неженка Чудурукпай — сын Мангыра чейзена. Их юрты недалеко отсюда, в Кара-Буура.
В белой новенькой шубе с зеленым поясом, к которому подвешены нож в серебряных ножнах и серебряное же огниво в расшитых идиках — ну, прямо божок! Щеки у Чудурукпая румяные, пухлые. Что в сравнении с ним Буян! Вся его одежда сшита из заношенных и истрепанных шкурок. Правда и у него на поясе ножичек с роговой рукояткой,— как у настоящего мужчины.
Буян нехотя приблизился к сыну чейзена. Тот спросил:
— Катаешься, да, друг?
Покосившись на корову с теленком, Буян ответил:
– За ними вот присмотреть пришел…
Хотел было сказать, что пасет их, но не стал. Чего тут пасти? Восемь копыт?
— Я овец пасу,— небрежно обронил Чудурукпай. Буян смолчал. Кто не знает, что у Мангыра чейзена много скота, что хватает у него чабанов, пастухов и табунщиков. Только в Салдамской степи при десяти косяках правителя состоят несколько удалых парней. Там один из старших братьев Буяна батрачит. А в караганных полях у Барыка видел Буян верблюдов чейзена. И с ними тоже пастухи. Зимой мимо верблюдов проходить опасно — загоняют. Лучше стороной обойти. Рассказывают, что пастухи привязывают к концу длинного шеста на ремне верблюжью бабку и лупят эту злую скотину — иначе не справиться.
Чудурукпай лихо соскочил с коня, чтоб похвастать удалью.
— Я тебя увидел,— сказал он.— Вот и приехал. Будешь в почекушку играть?
— Я камешками играю,— честно признался Буян.— У отца даже на пули свинца нет.
Привязав коня к караганнику, Чудурукпай вытащил из-за пазухи почекушку, протянул Буяну. Тот взял ее, подбросил, оценил:
— Хорошая штучка! И пучок черный.
— На снегу заметнее. Не потеряется.
— Была бы у меня такая,— вздохнул Буян.
— В другой раз я тебе, друг, отолью еще лучше этой. У нас свинца полно.
Буян прикинул в уме: свинец пригодится!
— Ты лучше свинец принеси, друг. Я сам отолью.
Он и не заметил, как назвал Чудурукпая другом.
— Во сколько свинца принесу! — Чудурукпай сжал пальцы в кулак.
— Столько? — переспросил Буян и подумал: «Вот отец обрадуется!»
— Ну, давай. Кто кого,— предложил Чудурукпай и стал подбрасывать ногой почекушку, взрывая носком идика снег.
— Постой! Надо разгрести.
— А чем?
— Как чем? Ногами.— Буян принялся откидывать и утаптывать снег, делая площадку для игры.
Чудурукпай стоял и смотрел.
С пригорка виден аал Сульдема — две черные юрты, припорошенные снегом. В одной живут отец с матерью да Буян с сестрой Суузунмой и братом Соскаром, а другая принадлежит старшему брату Саванды — у него жена и дети. Еще один брат Буяна — Хойлаар-оол батрачит у Мангыра чейзена и дома появляется редко.
Ну, вот и площадка расчищена. Буян огляделся. Играть можно, а вот голить трудновато придется: вокруг камни, по левую сторону глубокий снег, по правую — кусты багульника.
— Ты до скольки можешь? — Чудурукпай подоткнул полы шубы под пояс, чтобы ловчее было играть.
— Я много не могу,— увильнул от прямого ответа Буян.— У меня же почекушки нет… А ты?
— Раз пятьдесят одной ногой, тридцать двумя.
— Ого! — восхитился Буян.
Схитрил, конечно. Но стоило ли набивать себе цену, если Чудурукпай обещал кусок свинца с кулак величиной? Стараясь задобрить сына чейзена, расположить его к себе, Буян то и дело называл Чудурукпая другом.
Договорились начать игру с простого подбрасывания почекушки. Кто проиграет — голит. Если в первом приеме ничья,— подкидывать поочередно обеими ногами. Если и тут никто верх не возьмет,— самым трудным способом: подбрасывать почекушку, удерживая на носке другого идика камешек, чтобы не свалился.
Чудурукпай начал первым. У него получалось неплохо. Совсем неплохо. Почекушка мягко шлепалась о добротный идик из юфти и взлетала вверх. Шлеп — вверх! Шлеп — вверх!! Хоть целый день можно так подбрасывать, если не ошибешься.
Считали вместе. Вслух. Громко.
— Пятнадцать… Восемнадцать… Двадцать… Двадцать семь…
Чем больше становился счет, тем тише звучал голос Буяна.
Вдруг, коснувшись шва идика, почекушка отлетела в сторону. Тридцать два!
Теперь настала очередь Буяна. Как быть? Сразу нарочно проиграть — стыдно…
Сперва он чуть было дважды не уронил почекушку. Свинчатка всякий раз по-разному отлетала от стоптанного твердого обутка. Перевалив за первый десяток, Буян нашел сбоку идика местечко, на которое почекушка падала ровнее, приноровился. Два десятка!.. Теперь Чудурукпай считал неохотно и чуть слышно. Неужели ему придется голить? Первым! Ладно еще не видит никто, а то бы засмеяли.
— Тридцать!.. Тридцать один!..
Буян уже готов был крикнуть «тридцать два!», но нарочно споткнулся и промазал. Как ни хотелось ему выиграть, обещанный кусок свинца удержал от соблазна. Чудурукпай запрыгал, захохотал.
От правил не отступишь! Голить так голить… Буян бросал почекушку на ногу Чудурукпая, а тот старался пнуть ее как можно дальше — ив камни, и в снег, и в кусты багульника. Буян метался из стороны в сторону, словно кот, гоняющийся за мышью. Иной раз он мог бы просто дотянуться до почекушки рукой, но прыгал, спотыкался, падал, да так неловко (кусок свинца с кулак стоил этого!), что Чудурукпай закатывался от смеха.
Несколько раз подряд голил Буян. А чтобы Чудурукпай не заподозрил подвоха, он и его погонял, но не шибко, конечно, хотя и — что скрывать — с удовольствием.
Выигрывая, Чудурукпай повторял:
— Принесу тебе свинец, отольешь почекушек, научишься играть лучше меня, друг!
Игра затянулась. Зимний день недолог — солнце уже село за горы. Надо было возвращаться домой, но мальчишки, уговорившись, что играют в последний раз, начинали снова и снова.
Под конец условились так: три последних, самых последних.
Сперва выиграет Чудурукпай. Потом Буян. Он так рассчитал: пусть сын чейзена уезжает победителем, может, на радостях и вправду расщедрится на свинец…
Но тут произошло непредвиденное. Начинать должен был Буян. После Чудурукпая ему было бы легче, зная, сколько раз тот подбросит почекушку. А как быть теперь? Не набрав и десятка, Буян «ошибся»… Чуя легкую победу, Чудурукпай споткнулся на шести. Пришлось ему голить.
Буян решил так: первый раз пнуть подальше, а во второй откинуть почекушку прямо в руки Чудурукпаю. Он размахнулся правой ногой. Рраз! Что это? Свинчатка улетела к камням, а черный пушок, оторвавшись от слитка, упал рядом. Чудурукпай стоял, разинув рот.
— Я нечаянно, друг,— стал оправдываться Буян.— подожди, подожди! Не ступай пока в снег. Я сейчас найду твой свинец. Куда он денется.
Немного успокоив Чудурукпая, Буян стал искать злосчастную свинчатку. Но разве найдешь в истоптанном снегу; к тому же становилось совсем темно. Чудурукпай заныл:
— Ты нарочно так сделал! Себе хочешь потом забрать; О куске свинца с кулак уже не могло быть и речи.
— Я запомнил место, друг,— уговаривал Буян сына чейзена.— Завтра обязательно найду.
— Да-а,— канючил Чудурукпай.— Отдавай мой свинец!
— Я же тебе говорил: у нас нету. Даже на пули у отца…; Надув губы, Чудурукпай раздраженно прикрикнул:
— Найди сейчас же!
Буян промолчал.
Взобравшись на коня, Чудурукпай пригрозил:
— Отцу скажу! — Рванул с места и ускакал.
Буян поплелся домой.