Глава девятая

За всю свою долгую жизнь не встречал Опай чалан такого старательного и трудолюбивого человека, как Соскар. Руки его никогда не оставались без дела, постоянно были чем-нибудь заняты.
Два жениха побывали в аале чалана до Соскара. О первом говорить нечего — к чему зря тревожить дух ушедшего за красной солью… Был парень как парень. Красивый, богатый. Такие не любят утруждать себя. И Чудурукпай той же породы. Ему вообще, похоже, неведомо было, что на белом свете существует такое понятие — труд. Воду носить? Дрова колоть? Это — не для него. Теленок отвяжется — Чудурукпай мимо пройдет, отвернется, будто и не заметил. Вот поесть плотно — другое дело. А после полежать, словно ожиревший бык на лугу. Или коней погонять. Тут Чудурукпай все забудет. Только услышит, что где-то коней арканят, табуны гонят, — мигом туда поскачет. Загодя аркан тянет, к броску готовит. Не плохо для муж­чины, конечно, удаль свою показать — необъезженную ло­шадь укротить, проскакать быстрее всех. Но не только в лихой скачке состоит жизнь человека.
А Соскар? Не успел появиться, весь аал преобразился. Все пригоны для скота в порядок привел — недостающие жерди заменил, новые столбы поставил. Для молодняка сделал из березовых веток навесы от солнца. За что ни возьмется, обязательно скажет: «Севээн-Орус так делал». Чуть свет коров выгонит, днем овец пасет. Волов запряжет — сухих дров привезет, сам наколет, в поленницы аккуратно сложит. Те, что посуше да пожарче, рядками возле юрты тестя с тещей поставит: только руку протяни и бросай в очаг. Ончатпа сядет коров доить, — он телят держит, чтоб не лезли, не мешали. К чаю молока не окажется, — сам коз подоит.
О таком зяте Опай чалан мог только мечтать. Если бы к рукам Соскара да богатство… Будь воля чалана, исполнялись бы его желания, как в сказках, взял бы он Соскара и Чудурукпая, расплавил их на жарком огне, словно свинец отлил бы из двух одного зятя — трудолюбивого и богатого!
Сказки есть сказки — забава для детей. В жизни сложнее. Когда все в Танну-Туве перевернулось, когда на почетное место в юрте лезет голь, оттирая к порогу баев, самое надежное для такого, как Опай чалан, — держаться за полу халата простого арата. Только так можно сохранить нажитое.
— Смотрите, дети, — наставлял Соскара и Ончатпу чалан.— Вам жить, не нам. Все, что я нажил, — ваше. Мы свое прожили. Нам, старикам, много не надо. Оставите нам столько, чтобы для наших старых ртов хватило. Осталь­ным сами распоряжайтесь.
Миновало лето. Аалы начали перекочевки на осенние стойбища в долину Улуг-Хема. Опай не спешил переезжать в Элегест. Две юрты — чалана и Ончатпы — оставались на берегу озера Каак.
В эти дни, когда все уже поразъехались, и прискакал на своем Мухортом Саванды. Опай чалан сам выбежал из юрты, принял повод коня. Такой чести Саванды отродясь не удостаивался. Саванды и есть Саванды — выкинул штуку. Приложил растопыренную пятерню к шапке и, вместо приветствия, доложил:
— Патрон-сатрон есть, партизан Саванды явился!
Жена Опая, услышав такое, чуть рассудка не лишилась:
«Кому единственную дочь, наше утешение отдаем? Что с нами будет?» А самому чалану слово «партизан» пришлось по душе. Это ему как раз и надо было. Это, по его расчетам, могло стать надежной защитой ему и его богатству.
А Саванды молол свое:
— Партизан Саванды может, партизанский Мухортый тоже может. От Барыка до Каака нам с Мухортым проскакать — раз плюнуть! Оглянуться не успел, и мы уже тут. Конец дороге!
Чалан шепнул жене:
— Ты же его знаешь. У него манера такая… Провели брата жениха в юрту. И тут Саванды остался верен себе. Не обменявшись добрыми словами и трубкой, с порога выпалил:
– Я приехал, сваты, за невесткой. Завтра хороший день — новолуние. Завтра от вас и уедем. Готовьте еду самую вкусную, гоните араку самую крепкую. А если жирного барана зарежете, тоже не откажусь. Все косточки обглодаю. Ох, я и богат, и себе не рад…
Весь аал, всех домочадцев Опая чалана поднял на ноги Саванды. Возле белой юрты Ончатпы привязали к колыш­кам четырех верблюдов и четырех волов. Разобрали юрту. Узорные сундуки-аптара, туго набитые кожаные барбы навьючили на верблюдов — от шеи до хвоста. И волов нагрузили — добра набралось немало.
Перед отъездом молодых и Саванды позвали в юрту чалана:
— Заходите, дети. Пригубите перед дорогой из серебряной чарочки, отведайте белой пищи…
Уважаемый сват Саванды ни от чего не отказался — ни от жирной еды, ни от крепкой араки. Ел и пил, будто всю жизнь каждый день тем только и занимался, что у богатых баев пировал. И за Соскара с молодой женой наугощался, и себя не забыл. Старики взгрустнули немного, расставаясь с дочерью. Зятю улыбались, свата потчевали, а сами каких только дум не передумали…
Жена Опая улучила минуту, шепнула дочери:
— У твоих свекра со свекровью детей да внуков куча. Смотри, чтобы твое добро, твой скот твоими остались…
Солнце вылезло из-за Каакских хребтов и поднялось над озером. Тысячи птиц, собравшихся на перекочевку в дальние жаркие страны, кружили в небе, будто напут­ствовали своим криком отъезжающих.
Первым из аала выехал Саванды. Он вел за собой навьюченных верблюдов. Соскар с Ончатпой уселись на гнедых скакунов и направили их к Барыку.
С летних чайлагов все уже перебрались на осенние стоянки, и долина Барыка встречала их многолюдьем. Такого в этих местах не видывали. На узкой дороге теснились стада коров и отары овец. Бредут, бредут — конца не найдешь. Толкаются, мычат, блеют… Откуда? Чей такой скот? Вот тебе и на! Саванды с Соскаром! А Саванды-то, Саванды — важный какой!..
Тесно стало в ограде одинокого дома у Каменистого Брода. Не думал, не гадал Соскар, строя себе новое жилище, что привалит к нему такое богатство.
Сульдем с Кежикмой не вышли встречать молодых. Не стали помогать им развьючивать верблюдов и волов, ставить юрту. Ошеломленные, растерянные, сидели у себя, не зная, как им держаться теперь с Соскаром и снохой.
Соскар тоже не заглянул в юрту родителей и к Саванды не повел Ончатпу. Сразу направился в свой дом.
— У Севээн-Оруса все точно так было, — сказал жене. – Побогаче, конечно… — И пошутил: — Если тебе не нравится, живи в своей юрте, а я тут останусь. Караулить аал вместе будем.
— А кости грызть отдельно? — засмеялась Ончатпа.
— Зачем?!
— Ну, ладно,
И такого еще не видела долина Барыка: рядом с русской избой Соскара стала богатая белая юрта.