Маадыр-оол Ховалыг. Большой огонь

Кедр стар и могуч, в два обхвата. Под тяжестью прожитых лет накренился он на сторону, ветки с темно-зелеными иголками раскинул. Плотные, словно кошма, они не пропускают падающий снег, и вокруг ствола образовалось тёмное сухое пространство как раз с юрту. Не одно, должно быть, поколение охотников пережил старый кедр, столько обронил шишек, иголок, смолы, что образовался в том чёрном кругу как бы настил вершка в два толщиной. Здесь кормятся звери и птицы, тут же и пристанище охотников.
Прошел уже гон маралов, опали желтые листья. Под кедром кожаные переметные сумы лежат. Сидим вчетвером у костра. Я пристально наблюдаю за Ыдык-Дарганом, охотником. Слышал о нем много, но вижу впервые. Он сидит по ту сторону костра, на шкурке кабарги, поджав под себя ноги. Почему-то я сразу его сравнил со старым орлом: и сидит-то он, чуть подавшись, словно хочет взлететь, и нос у него крупный, с горбинкой, такие редко встречаются у тувинцев.
Ыдык-Дарган означает Святой Кузнец. Он просит у нас (да не ослышались ли мы?) дозволения переночевать здесь ночи две-три, пока не подъедут его напарники. Ну и шутник! Он ведь так же сидел у этого костра десятки лет назад, когда нас и в помине не было. Он хозяин!
— Испокон веков тувинский охотник имел два костра, – повествует он, не спеша.
— На одном, поменьше, готовил пищу, возле другого, большого, грелся, обсушивался, при свете его занимался нехитрым охотничьим хозяйством. Так вот: их называют Малым Oгнём и Большим Огнём. Малый Огонь — очаг с тремя камнями для котла. Много он не просит и не берет: сухие нижние ветви лиственницы или кедра, да три валуна с реки или со скалы. Зато может враз насытить семь голодных мужиков с семью собаками вместе, и сам никогда не голодает. Охотник же, как закипит котел, по обычаю сперва плеснет на костер супу или чаю, приговаривая при этом: «О, хозяин рек, владыка гор Хайыракан! Будь милостив ко мне, будь щедр ко мне! Чаем тебя напою, мясом жирным накормлю. Будь же щедрым ко мне, хозяин гор Хайыракан и небеса мои — Кудай-Дээрлер!». Да еще кусочки сваренного мяса бросит в огонь, а потом уж другим разольет или сам есть начнет. Малый Огонь не жадный, помаленьку попробует — и сыт.
Поздно вечером, когда языки Малого Огня исчезают, рядом с ним возрождается Большой Огонь. Самый надежный друг охотника. Сочтите, сколько сейчас Больших Огней полыхает в таежных дебрях! Как звезд на небе…
Люди говорят, вода схлынет — хоть что-то останется, а огонь все пожрет, ничего не оставит. Это верно. Но я скажу: в Большом Огне прячется, обитает живое существо. Цветом оно ярко-красное, но крови в нем нет, и мыслить оно не может. Когда огонь разгорается, вижу: красные жеребцы встают на дыбы и дерутся, и дерутся, и грызут друг друга, словно борются за прав обладания косяком кобыл. Когда ровно горит Большой огонь, он как мать, обнимает, ласкает тебя своим теплом, а когда разгорается — это же ворчливая старуха. Свет и тепло огня временами мне напоминает нежные руки и горячее дыхание матери. Сколько вечеров, сколько темных ночей мне пришлось одному сидеть у огня и беседовать с ним, и советоваться. Дар речи у него есть: то он шепчет, словно кумушка, на ушко, когда горят сухие дрова, разразится красноречием, а иногда рассердится, — ладошками по чьим-то щекам хлещет. Что удивительно: у огня человеку никогда не наскучит. Пламя, словно скачущие лошадки, особой силой притягивают твой взор, мысли. Сидишь и смотришь на огонь, а из пламени, из-под красных углей нескончаемым потоком идут воспоминания и об охоте, и о детстве… Вся жизнь. Десять вечеров сиди у огня, двадцать ночей гляди на него, а воспоминания все будут прибывать да прибывать. Вот это — одна из загадок огня, в этом сила его.
С четырнадцати лет я начал охотиться наравне с отцом и научился спать у Большого Огня, подставляя костру голую спину. Охотник должен беречь и уважать огонь. Подростком наступил я как-то на золу огня, а отец за это так меня наказал — век не забуду. Даже если передашь кому-нибудь что-либо поверх огня или пройдешь между Малым и Большим Огнями, охотники грозно на тебя посмотрят, а уши твои услышат такое, что краской зальются. Попробуй, наступи на золу догоревшего Огня или переступи камни потухшего очага — гром грянет с зимнего, холодного неба, не спустят тебе старики. Это уж точно.
Большой Огонь под лиственницей или кедром все знает. Что было с охотниками сегодня, вчера, десять дней, год назад, что было с нашими дедами, прадедами — помнит Большой Огонь. Каждый вечер он слышит из уст охотников рассказы: то страшные, аж волосы дыбом, то такие смешные — слезы выступают из глаз. А то загадочные, и разгадывать, в чем загвоздка, можешь долгие годы. Молчуны у огня становятся красноречивыми, грубияны — добродушными весельчаками, хмурый — улыбчивым, замкнутый — отзывчивым. Такова мощь Большого Огня.
У костра каждый мужчина проходит все премудрости охотничьей науки. Заповеди предков-охотников, неписаные никем нигде не напечатанные, молодой охотник может слушать только у Большого Огня. Чему только не научишься у костра: как выдворить из берлоги медведя, спрятавшегося в корневища, как снять шкуру горностая, как поймать в тайге отвязавшуюся лошадь, как переправить коня, некованого, по гладкому льду, как найти волчью траву, как без топора и пилы “уронить” лиственницу, как гадать на бараньей лопатке, как считать недели по луне, как натаскивать щенков на соболя и как поступать в буран или при проливных дождях и снегах…
Вечерами глаза и уши молодых таежников настороженно следят за устами бывалых. Вот гак охотничья наука и обычаи передаются от нас к вам, а потом вашим сыновьям, а далее сыновьям сыновей. Вот он какой, Большой Огонь!
В таежной глуши лишь горячее дыхание Большого Огня придает нам силу и надежду на жизнь. Зимой, как крепчает мороз и выпадает глубокий снег, охотник надеется только на огонь. Наши охотники, когда не строят избушек, спят под открытым небом, а в лучшем случае шалаш из ветвей соорудят, чтобы снег не падал им на лица. Днем-то не замерзнешь, ходишь по тайге, а вечером, как зажгутся первые звезды, и пока не подойдет время сна, так и крутишься волчком: то спину поставишь огню, то к теплу руки-ноги тянешь, пальцы растопырив. И не страшны ни мороз, ни буран, ни туман. И не беда, если вымокли одежда и обувь — лишь бы полыхало пламя Большого Огня. Даже если и добычу упустишь, не так обидно — был бы огонь. В нем тепло и радость.
А во время таежной бури что делается! Подумать страшно! Ветер швыряет последние угольки на четыре стороны света, до того ли, чтобы чай кипятить — хорошо, хоть вода чуть согрелась. В мороз, среди снегов, запросто можно пасть духом. А мы вот чуть было не околели в цветущем июле. Охотились за пантами в Хан-Тегире, а дождь лил беспрестанно целую неделю. Все мокро, разжечь костер не можем, продрогли. Наконец, догадались и растесали валежину — кедр толщиной в добрый обхват, и только в самой-самой середине нашли сухое место, равное ступе. Люди говорят: “Хороший охотник после себя на кострище оставляет сухие дрова, а плохой — только мокрые подметки”! Даже след потухшего огня точно скажет тебе, кто на нем хозяйничал.
Раз это огни — и Большой, и Малый — надо всегда быть с ними осторожными. Сколько новичков-охотников ночью мерзнут и ползут к огню, сожгут при этом и обувь, и одежду, и меховые одеяла, и даже кедровые шалаши. В молодости я пододвинул к костру мокрые бродни, а утром даже кулака не смог туда засунуть. Весной, когда косули щиплют первую зеленую травку, или осенью, во время гона маралов, беспечные оставляют костры без присмотра, а красный петух — тут как тут. Сухие иголки под деревьями, прошлогодняя трава — чем не порох? А сколько охотников прятались за деревья, уронив в огонь свои патроны. Не будете осторожны с Малым и Большим Огнями — они из друзей превратятся в настоящих ваших врагов, не забывайте!
Охотник при свете Большого Огня все свои дела переделает, добывать пушнину он уходит от костра до восхода солнца и возвращается затемно. И чем только тогда ни занимается у Большого Огня. Убитого марала разделывает, отказавший курок ружья налаживает, с груды белок снимает шкурки, штанину, распоротую сучком, штопает, лапы собакам лечит, конскую сбрую чинит… Да разве все перечтешь? Когда добычи много, до глубокой ночи работы хватает. А если добыча не идет, остается слушать у костра охотничьи байки да были. В этом году мало белки, вот видите, я и сижу без дела, молочу языком. Мой наказ вам, сынки: всегда почитайте, покланяйтесь самому святому, единственной надежде охотников — Малому и Большому Огням…
Умолк Ыдык-Дарган, и мы снова потеряли дар речи. Сидим безмолвно, смотрим на костер, будто в первый раз его видим. Ищем в нем красивых коней, нежные руки, горячее дыхание матери нашего рассказчика. И что бы вы думали? Находим! Дым костра пахнет чем-то родным, тепло пламени нежно греет наши лица ладони, и мы действительно видим, что Большой огонь — живой, и святой… Сидишь, смотришь на пламя, а охотничьи воспоминания бесконечным арканом тянутся из-под красных его языков, от синих углей Большого Огня.
Перевод Светланы Козловой