08. Разбитое сердце

«Лифт без кнопок, подумать только», — отстраненно думал Тиберий. Почему-то из всего, что ему сегодня довелось увидеть, этот момент больше всего запал ему в память. Лифт, который сам лучше тебя знает, куда тебя везти.
В начале своей внезапной командировки он был даже немного взволнован. Ему предстояло воочию увидеть знаменитый город без преступности. Теперь, пройдя по улицам Плюса, он испытывал нечто иное и пытался подобрать нужное слово.
«Обеспокоен», — коротко признался себе пастырь южной дуги. Его проводник всю дорогу либо таращился на него, либо смотрел в пустоту. Ни разу не огляделся в поисках дороги, словно шел по одному ему видимой тропинке.
Да и оглядываться ему было бы не на что. На зданиях нет ни привычных табличек с названиями улиц, ни даже номеров. Пешеходные переходы никак не обозначены. Нет ни светофоров, ни дорожных знаков. И, похоже, они никому не нужны. Тут все и так знают, куда им идти, что делать, где перейти дорогу.
«Конечно, здесь нет преступности! Попробуй что-нибудь выкинуть, когда тебя каждую секунду держат за шкирку».
Впрочем, место действительно оказалось куда более мирным, чем Арка, где редкий день обходился без раздающихся вдали выстрелов. Где лучше, а где хуже, Тиберий для себя не решил. Просто было иначе и требовалось привыкнуть.
Пастырь сидел за столом, переплетя пальцы и прикрыв глаза. Каждые несколько минут он чувствовал сигналы сердца, обрывочные и невнятные. Казалось, система пытается к нему обратиться, но никак не может разобраться в сложном пастырском чипе. Видимо, большинство сигналов уходило к агнцам. Да только им не было никакого дела, что велит сердце. Безмолвная свита выстроилась в ряд у стены, ожидая приказаний своего пастыря. Если закрыть глаза, казалось, что их вовсе здесь нет, чем Тиберий нередко пользовался.
Время от времени, потеряв концентрацию, он смутно видел себя их глазами. Свою слегка сгорбленную спину, сцепленные пальцы. Не открывая глаз, видел лежащие перед ним на столе боевое забрало и потрепанную колоду карт.
Тиберий бы не обращал на такое внимание, но в этом наблюдающем взгляде ему виделось любопытство и никак не меньше. То не был  остановившийся безучастный взгляд мертвеца, он фокусировался то на одном, то на другом. Агнцы спят вовсе не так крепко, как об этом принято думать в современном обществе.
С отарой Тиберию повезло. Номер один — самый тихий. Он даже не был преступником, а просто сумасшедшим, которого сочли опасным. После превращения его разум, словно рыба, ушел в темную глубину, не оставив на поверхности и ряби.
Номер два при жизни был то ли торговцем, то ли контрабандистом. Он не был слишком умным, но разум по привычке всюду искал лазейки и тайные ходы. Пока не понял, что система, в которой он оказался, это бетонная коробка без выхода. Пастырь иногда видел его сны о наживе и незаслуженных благах.
На номера три он, как обычно, посмотрел пристальнее всего. Досье агнцев читать не разрешалось, но Тиберий точно знал, что этот — убивал много, жестоко и без особой цели. Из всех троих он один был на своем месте. Сны и смутные воспоминания третьего номера не раз превращались в ночные кошмары пастыря и преследовали его ночь за ночью. Он даже не был уверен, что третий спит. Возможно, виной тому напряженная работа, но Тиберию порой казалось, что разум третьего никуда не ушел, а этот психопат просто подыгрывает ему, затаившись до поры.
Пастырь понял, что слишком долго вглядывается в пустоту, зияющую за черными масками, и отвел взгляд, пока пустота не начала вглядываться в него.
Чтобы не терять времени, он взял со стола собственное забрало и привычным движением зацепил ремешок за затылок. Там все еще проигрывалась раз за разом видеозапись из метро. На ней трое один за другим входили в вагон и оставляли на полу коробки, после чего сразу покидали его.
Материалы дела говорили о том, что в коробках лежали включенные агравитационные ядра. Когда состав двинулся, они все стали цепляться за якорь, и собственное ядро, на котором держался вагон, потеряло сцепление. Результат — следующая станция по ходу движения разрушена до основания.
— Диспетчер, те трое уже объявлены в розыск? — спросил Тиберий, вглядываясь в лица на записи.
— В этом нет нужды, никто из них не под подозрением, — ответил ему безразличный женский голос.
— Как такое возможно, поясните, — нахмурился пастырь.
— Преступление совершено на гораздо более высоком уровне. Кто-то использовал автоматическую курьерскую службу. Со склада электроники и до самого вагона ядра доставили случайные люди. Ожидайте, пастырь. Система ищет уязвимость и того, кто ей воспользовался.
Разговор на этом, очевидно, закончился, но только не для Тиберия.
— Сколько было жертв? — спросил он. — Погибших? Раненых?
— Не было ни одного.
— Как так вышло?
— Сердце обнаружило неполадки в системах вагона и освободило его от пассажиров.
— И еще целую станцию? Ту самую, на которую он упал?
— Видимо, да, пастырь.
— Видимо? — прорычал Тиберий. — Да как такое слово вообще применимо к сердцу?
На этот раз никакого ответа не последовало. В Плюсе явно не привыкли отвечать на неудобные вопросы. Однако именно из них состояло расследование. Пастырю южной дуги давно пришлось развить чутье на нездоровое и странное. Прямо сейчас это чутье заходилось криком о том, что из этого места пора уносить ноги. Но на панику не хватало ментальных ресурсов. Очень уж этот процесс энергоемкий.
Тиберий вздохнул и положил боевое забрало обратно на стол. Синяя лампочка в толще темного полимера потускнела и через пару секунд погасла. Если бремя пастыря к чему и располагает, так это к чувству собственного достоинства, которое позволяет, не дрогнув, пойти в огонь и воду. Или в странную и чуждую систему.
Диспетчерская служба больше не хотела общаться, а если ничем себя не занять, вскоре непременно накатят видения. Мысли как вода. Если где-то пусто, они непременно туда перетекут. Осталось только разложить свой обыкновенный пасьянс.
Взяв в руки колоду карт, пастырь стал неторопливо ее перетасовывать. Затем он одну за одной выложил на стол четыре случайных карты. На каждой карте его почерком было написано короткое сообщение.
«Меня зовут Тиберий Гир». «Я подорвал устои современного общества и за это до конца своих дней буду нести бремя пастыря». «Моя работа — продавец книг». «Мою дочь зовут Елена. У нее еще нет кода».
Так на тридцати шести карточках умещалась вся память, вся прошлая жизнь, о которой не сохранилось ни одного смутного воспоминания. Каждый раз, стерев Тиберию память, система бросала перед ним эту колоду. Ты не можешь страдать, если не знаешь, чего лишился.
Тиберий бережно собрал карты обратно в колоду и снова стал их тасовать. Странно, но этот процесс нисколько не мучил его, а, наоборот, успокаивал. Наводил на мысли о том, что дела не всегда обстояли так, что жизнь может быть совсем другой. И даже отдаленное существование этой жизни где-то в сокрытых закромах стертой памяти давало силы идти дальше. Продолжать движение.
Он снова вытянул из колоды и разложил перед собой четыре карты.
«Мне было двадцать семь лет, когда я окончил свою жизнь в обществе». «Я жил у внешнего края северной дуги». «Когда меня спрашивали, какая у меня любимая книга, я отвечал, что та, которую еще не читал». «Я часто читал дочери «Книгу джунглей» Редьярда Киплинга».
Вот снова. Тиберий нахмурился и поднес последнюю карту к глазам. Почерк определенно был его. Написано той же ручкой и в то же время. При том, что это очевидная ложь. Такой книги не существовало, никто не слышал о таком авторе, где бы пастырь ни спросил. Направляясь в Плюс, он надеялся, что книга просто распространяется в другой среде, но ассортимент книжных магазинов здесь полностью повторял таковой в Арке.
Когда-то Тиберия это мало беспокоило, но теперь, каждый раз, видя эту карту, он начинал сомневаться. Сомневаться, что на картах написана правда. Что он был когда-то тем, о ком на них написано.
«Может, я на самом деле такой же, как эти агнцы? Может, в моей памяти попросту не было того, на что мог бы опираться пастырь. И карты служат лишь тому, чтобы меня подстегивала вера в то, что я — не плохой человек в плохой ситуации. А на самом деле я могу быть в прошлом кем угодно».
— Пастырь, преступник найден, — в повисшей тишине слова показались громом.
— Хорошо, — вздохнул Тиберий.  Мне понадобится место, куда я сопровожу его после задержания.
— В городе нет такого места, как и условий для содержания заключенных, пастырь. Более того, за малозначительные проступки в Плюсе вовсе не принято карать. Почти всегда есть более гуманный метод избежать инцидентов.
— Но не сейчас, верно?
— Но не сейчас. Житель нашего города саботировал курьерскую и транспортную службы разом. Это привело к большим разрушениям и могло привести к значительным человеческим жертвам. К сожалению, он признан беспрецедентно опасным и должен быть уничтожен на месте.
Тиберий нахмурился.
— Должен сказать, я не привык исполнять роль палача, убивающего по приказу без суда и следствия. Я веду расследование, доказываю вину, после чего произвожу захват и сопровождаю преступника в пункт заключения до суда. В этом заключается работа пастыря.
— Ситуация вынуждает действовать иначе. Поймите, Тиберий, доставка вас в Плюс была очень дорогостоящей. И таким же будет ваше возвращение домой. Наши расходы велики, и мы вправе предъявлять требования. Чем скорее работа будет сделана, тем скорее вы вернетесь в Арку с положительным отзывом.
Старый добрый шантаж актуален в любую эпоху и при любом государственном строе. Пастырь ожидал, что ему не оставят выбора, но сдаваться в такой ситуации безропотно было бы совсем мерзко.
— Что ж, нет выбора — нет ответственности. Ведите, — он еще не закончил свою фразу, а агнцы уже обступили контейнер, быстро вооружаясь.
Сам Тиберий убрал пистолет в кобуру и, подхватив со стола колоду карт, торопливо спрятал в карман. Пришло время подключаться. Привычным движением он надел боевое забрало и жестом включил.
Мир пошатнулся вокруг, когда тугой шнур сознания расплелся на четыре тонкие нити. Пастырь теперь воспринимал себя не как единое целое, но как четыре разных существа, каждую секунду управляя каждым. Он и сам теперь не отличался теперь от своей отары, такой же обезличенный, с синим огоньком в темном пластике вместо лица.
Прохожие безразлично обтекали Тиберия, когда он вел по улице свой отряд одного человека, построив его квадратом. Некоторые оглядывались и глазели. Вот те, кому нечего таить от сердца. В Арке люди, завидев пастыря, переходили на другую сторону улицы или вовсе разворачивались и шли в противоположную сторону.
Предполагаемый преступник жил всего в паре кварталов по прямой. У самого его дома отряд распался, и агнцы разошлись в разные стороны занимать позиции поодаль на случай бегства.
— Как зовут мою цель? — спросил Тиберий, пока ехал в лифте.
— Марк Юз, — был ответ.
— Он сейчас в своем доме?
— Нет, но ориентировочно прибудет через четверть часа.
Вскоре пастырь шагнул внутрь квартиры Юза и с сомнением огляделся. Помещение выглядело скорее подготовленным к переезду новых жильцов, чем жилым. Единственными признаками жилья остались одежда рабочего на крючке и ужин на столе.
— Чем же этот Марк Юз живет? — спросил он, прохаживаясь по комнате кругом.
— Прошу вас сформулировать запрос точнее, пастырь, — после паузы отозвалась диспетчер.
— Каждый человек нуждается в чем-то. В некой ширме, за которой будет прятаться от того факта, что он жалкая и никчемная личность. Дорогие игрушки. Красивая мебель. Бесполезные приобретения. Что-нибудь уютное, дающее почувствовать себя в зоне комфорта, даже если для этого нет никаких оснований.
На этот раз пауза длилась куда дольше.
— Похоже, что ничего этого здесь нет, пастырь.
— Тогда как вы держите его в узде? Человек, лишенный иллюзии личного комфорта, начинает его искать. И вам может не понравиться, где и в чем он его найдет. Вы пробовали дать ему пунктов?
— Ему всегда более чем щедро платили, пастырь. Но все, что город дает Марку Юзу, тот возвращает городу.
— А потом сбрасывает на него поезда, — усмехнулся Тиберий и, подтянув стул за спинку, уселся на него напротив двери.
Все, что ему говорили, звучало собачьей чушью. Слова диспетчера рисовали один портрет, факты — совсем другой. Пастырь южной дуги жалел, что не может приволочь этого Юза в комнату для допросов и неторопливо, обстоятельно узнать все из первых рук.
Однако чем больше он проникался системой города Плюс, тем меньше хотелось связываться с ней. Тиберий вытянул пистолет из кобуры и положил на колено, прислушиваясь к шагам снаружи.
Четыре сознания текли параллельно, он видел три основных окрестных улицы, смотрел чужими глазами из переулков, наблюдал за станцией метро. Это оставалось утомительным, сколько ни привыкай, но пастырь в эти минуты отдыхал. После напряженного ожидания во временных апартаментах, где потоки сознания вливались друг в друга, невообразимо смешиваясь, теперь наступил порядок. Каждый поток тек в своем прочном русле, словно река, разбитая на каналы. Наконец-то Тиберий мог с уверенностью сказать, где его собственные мысли, а где — чьи-то чужие.
«Как странно за работой чувствовать себя лучше, чем в минуты покоя».
Тем временем где-то снаружи квартиры прозвенел колокольчиком прибывший лифт. Пастырь нахмурился, слушая шаги. Ему никак не удавалось соотнести в своем воображении этот звук с идущим человеком. Поступь была очень тяжелой и в то же время мягкой, словно по ту сторону тонкой стены кралось что-то громадное.
Взяв дверь на прицел, Тиберий стал ждать. Работа становилась все более странной, и ему теперь хотелось закончить с ней поскорее, чтобы навсегда забыть.
Но Юз остановился, не дойдя до своей двери пары метров. А через секунду перешел на бег. Тиберий подорвался со стула и метнулся к двери. Оказавшись снаружи, он увидел спину Марка Юза. Тот как раз добежал до конца коридора и прыгнул вперед, поджав колени к груди.
«Кентер. Как я сразу не догадался?» — отстраненно думал Тиберий, поднимая оружие.
Юз тем временем влетел коленями в стекло окна и на скорости выбил его, мигом исчезнув из виду. Пуля пастыря пронзила лишь пустоту. В обычной ситуации такой маневр закончился бы страшными ранами от стекла и падением с огромной высоты. Однако, преодолев коридор в три прыжка, Тиберий увидел фигуру убегающего на соседней крыше. Похоже, щитки кентера защитили его от осколков.
Пастырь снова поднял оружие и стал неторопливо прицеливаться на опережение. На этот раз наверняка.
Марк Юз тем временем добрался до края крыши, не сбавляя скорости, весь припал к ней. И совершил еще один громадный прыжок, преодолев расстояние до следующей. Кентер отлично помог ему растянуть погоню, но по его же ярким сигнальным огням оказалось очень удобно наводиться. дождавшись, пока скорость цели выровняется, Тиберий выпустил вторую пулю как раз повыше самого яркого, обозначавшего поясницу.
В тот же момент Юз сделал невообразимый скачок в сторону. Это даже не выглядело как прыжок. Скорее, громадная невидимая рука небрежно смахнула его с линии огня.
Третьего шанса выстрелить не представилось. Убегающий резко изменил направление и спрыгнул куда-то вниз, под прикрытие здания. Тиберий скрипнул зубами и повернулся к пролому спиной. Внезапно рабочий показал невероятную прыть и виртуозное владение стандартным оборудованием. Не такая уж и стремянка этот кентер.
Но погоня еще и не приблизилась к завершению. Цель как раз показалась в поле зрения номера три. Тиберий сосредоточился и перелился в него, стал им, почувствовал ветерок, нагнанный проехавшим поездом, ощутил собственное тело массивным и тяжелым. Почувствовал темные мысли, заторможенные и не свои, загнанные в дальний угол.
Марк Юз теперь направился прямиком к станции метро. Тиберий все время видел его спину и теперь мог подстрелить в любой момент, но то и дело на линии огня оказывался кто-то еще. И даже не хотелось узнавать у диспетчера, как здешняя система относится к стрельбе по горожанам, не хотелось услышать, что это допустимо.
Пастырь последовал за своей целью внутрь станции и по эскалатору, не сводя взгляда с растрепанного русого затылка. Только сейчас он разглядел, что футболка на Юзе вся разорвана, а сам он покрыт ссадинами и свежими синяками. Вновь накатило желание вместо выполнения приказа поймать горе-машиниста и допросить, что же он сделал на самом деле и что с ним случилось.
Тем временем Тиберий видел самого себя, словно со стороны. Он как раз спускался на лифте, неподвижным взглядом сверля металлическую дверь. Остальные агнцы тоже неспешно следовали за целью, приближаясь к ней с разных сторон.
Дождавшись, пока цель зайдет в передний вагон, Тиберий вошел через другую дверь. Когда состав тронулся и начал набирать скорость, Марк Юз повернул голову и поверх голов посмотрел прямо на номера три. Взгляд словно бритвенно острая льдина. Ни страха, ни растерянности, одна только безразличная к обстоятельствам решимость. А потом он попросту отвернулся и продолжил смотреть в окно, словно не увидел ничего значительного.
— Диспетчер, на следующей станции освободите вагон. Нет, лучше весь состав.
— Принято, пастырь.
Вскоре поезд остановился, и вагон стал быстро пустеть. Те же, кто ждали на платформе, будто повстречали невидимую стену и остались стоять где стояли, безразлично глядя, как двери закрываются. В конце концов номер три и Марк Юз остались одни в тронувшемся составе. Тиберий направил агнца прямо к цели, положив руку на кобуру.
Юз повернулся, и поджатая металлическая нога кентера в повороте с огромной скоростью распрямилась. Номер три откатился в противоположный конец вагона, и некоторое время Тиберий не мог его поднять. Даже на расстоянии он ощущал сполохи боли агнца.
С глухим рыком номер три кое-как поднялся на ноги и бросился в атаку. В ответ обрушился новый удар тяжелого железного копыта. В первый раз маневр оказался неожиданным, но теперь агнец легко качнулся в сторону, уклоняясь, схватил ногу кентера. Словно в насмешку, он повторил движение Юза, впечатав ботинок ему в грудь. Тот повалился на спину, хватая воздух.
«Почему я это делаю? — отстраненно подумал Тиберий. — Я уже давно мог застрелить его и покончить с этим. К чему этот цирк?».
Тем временем он уже видел, как собственные руки поднимают Юза с пола  вагона, чтобы нанести новый удар. Тиберий потянулся за пистолетом, но номер три не повторил этого мысленного движения. Он швырнул свою жертву о прочное стекло окна и теперь медленно надвигался, вытаскивая из-за пояса боевой нож.
В этот момент Тиберия попросту выкинуло обратно. Он обнаружил себя в едущей на полной скорости машине. Прислушавшись к себе, пастырь обнаружил неспешные потоки сознания номера один и номера два. Связи с третьим больше не было.
Злость — энергозатратный процесс, так что Тиберий просто принял к сведению, что теперь в городе Плюс вместо липового преступника гуляет настоящий, вышедший из-под контроля агнец.
Структура города не давала следовать за поездом на машине. Тиберий мог только кружить по центру, высматривая вдалеке темную полоску состава.
— Очистите следующую станцию метро от людей и остановите поезд на ней, — приказал он и свернул на северное крыло.
— Принято, — коротко отозвалась диспетчер.
Стало видно поезд, только что преодолевший северо-западное крыло и мчащийся теперь над лесом. Похоже, в темноте глаза подвели пастыря.
— Диспетчер, на крыше едущего состава кто-то стоит? — решил удостовериться он.
— Да, пастырь. Это Марк Юз, — ответил безразличный голос.
— Как такое возможно?
— Скорее всего, он цепляется когтями кентера за обшивку. А еще манипулирует с системой вагона.
— Он — что?.. — обомлел Тиберий.
И поезд, и его машина как раз приближались к станции с разных сторон, когда первый вагон жалобно заскрипел и накренился на висячих путях, а потом оборвался. После нескольких секунд бесшумного полета он грянулся о землю и покатился, сметая и сминая деревья, разломился надвое и врезался в край городской платформы.
Второй вагон тоже накренился и высек из рельса искры, тормозя со скрипом и визгом, но не упал. Остановившийся поезд не доехал до станции десятка метров. Выйдя из машины, пастырь увидел на его крыше фигуру Юза. Тот держал между рукой и бедром что-то круглое. Посмотрев на Тиберия, он небрежно скинул этот предмет вниз.
Даже не вглядываясь, Тиберий был уверен, что это агравитационное ядро первого вагона. Оно скатилась по накренившейся крыше и упало прямо к его ногам. Тем временем Юз перепрыгнул на ближайший дом и побежал, стремительно наращивая отрыв.
На этот раз больше не было агнцев в засаде, не было возможности так же быстро попасть на крышу и, будучи откровенным, не было желания продолжать погоню.
Стянув с лица забрало, пастырь южной дуги подошел к краю городской платформы и посмотрел вниз, туда, где темнели обломки вагона. Где-то там остался едва обретший желанную свободу номер три. Пожалуй, этим Марк Юз заслужил небольшую фору.
— Так мы и выходим в отставку, дружище, — пробормотал пастырь. — Не расстраивайся, что я тебя пережил. Все мы так выходим в отставку.