15. Покорители сердец

Внизу неторопливо плыли темные равнины и леса, и Марк с удовольствием смотрел из иллюминатора, ловя взглядом образы в наползающей темноте. Хотелось прислониться лбом к толстому пластику, но подобную ошибку он уже совершал, и теперь, когда транспорт внезапно нырял или взмывал, это больше не заставало врасплох.
Ждать слишком долго не пришлось, и спустя какой-то час на горизонте замаячил Плюс, словно кто-то разбросал груду светящихся игрушек. И чем ближе, тем яснее мириады огней рисовали линии дорог, очертания высотных зданий, границу городской платформы.
Завидев внизу площадку, Марк уже поднялся было на ноги, но Кочевник проигнорировал ее и, как ни в чем не бывало, повел машину к центру, едва не задевая дома крыльями.
— Что за дела? — окликнул он пилота.
— Особое распоряжение, — весело отозвался тот, и транспорт продолжил лавировать среди жилых кварталов.
Когда полет замедлялся перед очередным поворотом, Марк мог заглянуть в каждое из сотен окон, что проносились прямо перед его лицом. Потом Кочевник решил перейти на другое крыло Плюса, и на несколько секунд все ухнуло в темноту, а потом вокруг замелькали здания, сливаясь в единый поток.
На бешеной скорости пройдя над длинной прямой улицей, пилот, очевидно, достиг цели. Зависнув на месте, Транспорт стал вертикально опускаться.
Перед глазами Марка проплыло металлическое сердце и сжимавшая его громадная рука.
— Твоя остановка, приятель! — крикнул Кочевник, открыв люк. — Надеюсь, ты найдешь то, что так ищешь!
— Спасибо за хорошую работу, — ответил ехидством на ехидство Марк и соскочил с трапа на подстриженную траву сквера.
Транспорт в ту же секунду взмыл и унесся прочь, оставив пассажира у подножия монумента. Марк прислушался к себе, ожидая, что сердце снова вопьется в него когтями, отдаст приказ или хотя бы подтолкнет его в одном из направлений. Но сердце безмолвно наблюдало, избрав роль зрителя.
Ночью сквер оказался безлюден, но не выглядел покинутым. Каждый его уголок оказался ярко освещен, а сам монумент словно светился изнутри на фоне звездного неба. Марк никогда раньше не бывал здесь ночью и невольно залюбовался тем, как прожектора подчеркивают величественные линии изваяния. Наверное, он бы провел куда больше времени, наслаждаясь видом, но вскоре заметил на одной из скамей одинокую женскую фигуру. Справа от нее стоял термос, слева горело зеленым огоньком отложенное в сторону, но не выключенное диспетчерское забрало.
Марк сжал в руках ружье и сделал несколько медленных глубоких вдохов, прежде чем приблизиться.
— Какая удача видеть вас невредимым, Марк, — этот голос он слышал каждый день, получал от него распоряжения, которые считал прямыми приказами сердца, и оттого становилось жутковато видеть за ним реальную собеседницу. — Было время, надежда на это улетучивалась.
— Я вернулся, потому что у меня есть незаконченное дело, — мрачно отозвался он.
Диспетчер покачала головой, глядя на оружие в руках Марка:
— Неужели вы решили кому-то мстить? Пастырю? Он много страданий перенес, не стоит их умножать.
— Пастырь — еще более подневольный человек, чем я. И для сердца он просто юнит. Мне нужен тот, кто решил сломать мою жизнь. Хочу поквитаться со смотрителем.
— Кочевник рассказал вам о смотрителях? — не слишком удивилась диспетчер. — Он никогда не желал вам зла. Произошедшее печально и неприятно, но это так.
— Мне не верится. Простите, но после всего мне трудно поверить, — настала очередь Марка покачать головой.
— Но позвольте! — нахмурилась диспетчер. — Мы работаем вместе уже почти десятилетие, я не раз спасала вам жизнь и в последних инцидентах тоже всегда была на вашей стороне даже во вред себе. Если я не заслужила вашего доверия, нам не имеет смысла разговаривать. Берите свое ружье и удачной охоты.
— Вам трудно верить, потому что вы явно недоговариваете. И у вас явно больше влияния, чем кажется на первый взгляд. Я даже подозреваю, что смотритель — это вы.
Диспетчер печально улыбнулась.
— Должно быть, поэтому у меня есть время быть на связи в любое время суток. Я знаю смотрителя и могу рассказать вам о нем. Ему мы все обязаны конструкционным корпусом и обязательным трудоустройством, программой поощрений за здоровый образ жизни и даже кентером. И это только самые заметные изменения Плюса, не считая тысяч более мелких. Еще в юности победив своей идеей назревающий социальный кризис, он заручился доверием сердца и с тех пор бессменно занимает свой пост. Он дотошный, внимательный, любит свой город и раньше всех чувствует, что в нем что-то поломалось или чего-то не хватает. Он глядит в оба когда не обязан, болен, даже ранен. И…
— Довольно!
Марк вскочил с места и отшатнулся, но диспетчер поднялась вслед за ним, оставшись так же близко.
— Он редко задумывается, почему ему, простому вроде бы рабочему, дозволено следовать законам и правилам избирательно, считает, что заслужил своим трудом особое отношение. И не удивляется, когда ему с рук сходят любые проступки. В сущности, он прав — особое отношение заслужено. Поэтому у него всегда есть почти неограниченные фонды на улучшение города, поэтому есть персональный диспетчер на связи днем и ночью. Что же вы застыли, Марк? Или вам больше нравилось, когда вам недоговаривали?
— Вы что, пытаетесь доказать мне, что я сам пытался себя уничтожить?
— Добро пожаловать в агнократию, смотритель. Здесь сердце никогда не спросит вас, что ему делать, но очень внимательно будет слушать ваши рассуждения. Анализировать и делать из них выводы. Лидеру не обязательно знать, что он им является. И да, недавно вы подняли очень непростой вопрос, а результатом стало все, что стало.
— О чем же таком я рассуждал?.. — Марк теперь смотрел в пустоту, пытаясь сопоставить последние события со своими высказываниями.
Диспетчер тем временем вернулась на скамейку и как ни в чем не бывало разлила содержимое термоса по маленьким кружкам, протянув ему одну. И он не придумал ничего, кроме как взять кружку, в которой оказалось какао, и обратиться в слух, отложив в сторону ружье.
— Помните, у вас возник здравый вопрос, сможет ли среднестатистический плюсец выжить, исчезни сердце куда-нибудь. Система сочла это довольно праздным разговором. Но вскоре вы настойчиво обратили наше внимание на серию аварий, о которой никто не подозревал. И сердце стало наблюдать, из-за чего может разбиться машина — так, что в систему не пройдет информация об этом. Ответ нашелся скоро и оказался неутешительным. Водители, разбившиеся таким образом, погибли не в авариях, а по причинам, связанным со здоровьем. В этот момент автоматика машины путалась в статусах «управляемая», «неуправляемая», «стоит на месте без водителя», и машина разбивалась, не успев передать никакой информации вообще, не получив от системы команду на экстренную остановку и даже не подав аварийного сигнала.
Марк внимательно слушал, иногда кивая и воспроизводя в голове то, что он видел.
— В таком случае это действительно сбой в транспортной системе. Такое уже бывало.
— Не совсем, Марк. Это неустранимый сбой в системе, вызванный ее хронической перегрузкой. Постоянного наращивания мощностей перестало хватать, а наше население все увеличивается. Сердца больше не хватает на всех, и оно уже совсем не такое всевидящее. И сразу ваш предыдущий вопрос стал очень актуален, — диспетчер замолчала, задумчиво потягивая из кружки.
— Хотите сказать, у сердца заканчивается срок службы?
— Заканчивается. И это могло застать нас врасплох, если бы не вы. Работа над проблемой началась в ту же секунду, и первый эксперимент был готов уже через несколько минут. Сердце избрало самого самостоятельного и независимого из горожан, и началась поступательная атака, нацеленная на его доверие к системе.
— На мое доверие к системе… — пробормотал Марк.
— И ваша самостоятельность повысилась после первого же, довольно слабого удара. Стоило всего лишь утаить результаты расследования, как в вас проснулся весьма критический взгляд. Это обнадежило, и в следующий раз испытание стало групповым. Специально подобранная группа была поставлена в критическую ситуацию, система никак им не помогала и предполагалось приложить минимальные усилия для собственного спасения.
— И они оказались совершенно беспомощны.
— Совершенно верно. Для увеличения самостоятельности нужно куда больше ресурсов и комплексный подход. Отрезвляющая пощечина здесь не работает.
— Откуда тогда взялся пастырь? Неужели я к тому моменту еще не показал, что могу действовать независимо от системы? Для чего за мной охотиться?
— Это не за вами шла охота, Марк. Это вы и я вместе охотились на него и вели в ловушку. Чтобы проредить его свиту, дать задуматься и в конце концов переманить. А почему — судите сами. Наше сердце работает на пределе и обещает прослужить еще пару десятилетий, не больше. А в Арке население на треть больше. И что же будет, когда они, неприкаянные, голодные, наученные ненавидеть и убивать, разбегутся по свету? Что будет с нашим городком без единого солдата? Я лично очень надеюсь, что они там знают, что делают, но если случится беда…
— У нас будет смотритель-полководец, — закончил за нее Марк.
Они помолчали, сидя на лавке и глядя на освещенный обелиск.
— Все еще считаете, что вам здесь желают зла? — устало спросила диспетчер.
— Нет. Но чувствую куда больший груз ответственности.
Он понял, что уместно было бы спросить у диспетчера, как ее зовут, но не был уверен, что имя станет ему более знакомым и понятным, чем само это слово. Он никогда не знал и не слышал других диспетчеров, так что оно было почти что именем.
— Встряхнитесь, Марк. Ваши легкие решения много раз спасали нас всех. Я помню, как заступила впервые на пост, и мне сказали, что моим ведомым будет подросток. Что он всего лишь сказал: «Эй, а почему бы нам не прогнать роботов и не начать работать? Ведь тогда мы будем полезны сами себе, будем больше себя уважать и сможем не тратить на механических слуг горы ресурсов». Это был первый день новой эпохи Плюса.
— Тем же вечером мне прислали приглашение пройти обучение в новообразованном конструкционном корпусе. И зарабатывать себе на жизнь реальной помощью городу.
— Сердце работает быстро, — улыбнулась диспетчер. — Но позвольте спросить, что вы почувствовали, увидев его без людей? Какое впечатление произвело сердце без нас?
— Жалкое. Отчаянное. Почти дикое, — пожал плечами Марк.
— Как же так, если оно — всемогущая система… Как оно может стать таким беспомощным и бесполезным без нас? — диспетчер надолго замолчала, но Марк ничего не сказал, зная, что она продолжит. — Вы знаете, это нигде не написано, но глядя на многих других конструкционщиков, с их излишним весом от недостатка подвижности, с больными суставами и бесконечными жалобами на систему… Я считаю, что система — это мы. Не окружение определяет нас, а мы создаем свое окружение, но не каждому достанет смелости признать это и принять ответственность. Ведь чтобы были здоровы суставы и живот не рос, нужно иногда отключать кентер, избавляться от подпорок, и никакая система не сделает этого за нас. Я уважаю вас за то, что вы не кричите об этом, а просто делаете дело как само собой разумеющееся. Именно такой здоровый подход необходимо распространить.
Марк смутился и не нашелся, что ответить, только спросил:
— Я все еще смотритель?
— Нет. Сейчас сердце будет постепенно возвращать людям их культурное наследие. Нет больше причин стерилизовать эту среду, ведь мы скоро познакомимся со старым миром куда ближе, чем через чтение. Для этой цели выбран другой смотритель. Но не ждите, что сердце перестанет к вам прислушиваться.
Марк теперь не особенно внимательно слушал. Он весь погрузился в мысли о грядущей остановке сердца, о десяти миллионах людей, не умеющих ходить и возможной войне. Ему полагалось лежать, придавленному этим знанием, но Марк вновь видел лишь непомерно сложную, но интересную задачу, которую предстояло решить. Он вдруг вспомнил слова диспетчера и повторил:
— Наш день не слишком хорошо начался, продолжился того хуже, и далек от завершения. Так что мы будем спокойны и собраны.
Ее лицо озарила улыбка:
— Как я рада, что в этот день вы с нами, Марк.
Они еще долго сидели в сквере посреди спящего города, а над ними возвышался монумент возрожденному человечеству, царственный и незаслуженный. Человечеству лишь предстояло возродиться. Сделать над собой усилие и шагнуть за пределы уютного заповедника, начать строить собственный мир, каким бы он ни был. Пока никто об этом не подозревает, но еще минута — и сердце повелит проснуться.