Глава девятая

Наступила осень. Бродят с одного места на другое тучи, словно черные верблюды с грузом. Тайга свернулась, словно ежик. Деревья постепенно оголяются. Дождь со снегом. Нет больше ясных дней.
В маленьком таежном поселке жизнь идет своим чередом. Солнце еще не взойдет, а трубы уже курятся белыми дымками. Люди торопятся на работу.
Село золотодобытчиков все время менялось, каждый день что-нибудь новенькое: то новый барак поставят, то сделают пристройку к старому дому. Слышится ширканье пилы, стук топора, шум упавшего в лесу дерева.
Поздно осенью в селе появилось электричество. Жизнь золотодобытчиков перевернулась. В домах стало светло. Маленькую электростанцию назвали «бодулээ».
Электричество — самое главное «волшебство» золотодобытчиков. Раньше земляные работы выполнялись кирками, железными лопатами, мотыгами; ковыряли руду железными ломами. После того, как появилось электричество, на берегу установили насосы. Вода подавалась по трубам и вылетала мощной струей наружу, разбивая скалы. Люди в высоких сапогах трясли лотки, очищали, снова и снова проверяли. Они — главные в селе. Жили и работали там и служащие, продавцы, уборщики, повара, строители, водоносы. Но эти — настоящие золотодобытчики. Они находили золото, первыми его видели, первыми брали в руки, пробовали на зуб. О них люди рассказывали удивительные, неправдоподобные истории и мечтали тоже стать золотодобытчиками.
Трое наших парней Хойлаар-оол, Демир-Хая и Кошкар-оол тоже мечтали, что когда-нибудь возьмут в руки лотки. Просто подойти бы — и чтобы с первого раза в лотке оказалось золото…
Только до того надо выдержать многое. Надо показать себя на вспомогательных работах. Есть еще такие понятия, как дисциплина, чистая совесть. Бывали случаи, когда люди находили слиток величиной с ноготь, прятали, даже глотали и убегали из поселка в тайгу.
Но золотой прииск — не логово бродяг, которые приехали за длинным pублем. Это настоящий живой организм, у которого есть ноги, чтобы идти, руки, чтобы работать, живот, который хочет есть. А главное — надо голову иметь. Поэтому есть правление, партийные, комсомольские, профсоюзные организации, сторожа, милиция. Иначе — кто будет руководить, поддерживать дисциплину?
Трое парней всю зиму строили. Особенно ничем не отличились, но и не расслаблялись. В Эми появились новые дома. Их строили не только парни из Усть-Барыка, другие тоже поработали: застеклили окна, сложили печи.
Произошло еще два события: Хойлар-оол, Демир-Хая и Кошкар-оол вступили в профессиональный союз и получили трудовые книжки.
— Это необходимо рабочему, — твердил парням Николай Иванович.
— Ерунда ваш профсоюз, — ворчал Кошкар-оол. — Лишние расходы, взносы.
Демир-Хая известен среди золотодобытчиков как Дементий Сергеевич. Он свободно разговаривает по-русски, и даже придумал деньги хранить в кассе.
Это очень понравилось Хойлаар-оолу: появится лишний рубль, он сразу же бежит в кассу. Хойлаар-оол вырос в многодетной семье, поэтому хорошо знает цену каждой копейке.
Кошкар-оол очень упрям в работе, придирается к любой мелочи и считает, что касса — для имущих классов. Носу туда не кажет. После зарплаты бысто промотает все денежки, потом мыла и табака не на что купить, попрошайничает у каждого встречного, вечно в долгах. Поэтому частенько в день зарплаты лежит на койке и свистит. Особенно по воскресеньям грустит. И песни у него тоже тоскливые. Теперь вот посмотрел первый советский озвученный фильм «Путевка в жизнь» о беспризорниках, перевел песню с русского на тувинский язык, и поет:
 
Поброжу по белу свету,
И умру когда-нибудь.
Черный червь караганника
Высосет всю мою кровь.
 
Похожу я по белу свету,
И умру когда-ниубдь.
Черный червь песочный
Съест мое тело.
 
И еще тоскливей:
 
Сколько можно мне ходить,
Когда-нибудь похоронят.
Равнодушно будете ездить
Мимо моей могилы.
 
И дальше в том же духе…
Хойлаар-оол подпадал под настроение, но никогда не пел. А Демир-Хая этого просто слушать не мог.
— Плохая песня, —  ворчал он. — Рабочий человек, член профсоюза не должен петь такие песни.
Кошкар-оол злился, выскакивал из дома, словно его кнутом огрели. Через полчаса возвращался, смеялся, показывая белоснежные зубы: уже успел выпить немножко водки.
Недалеко от дома парней в тесной столовой есть магазинчик, где продают разведенный спирт. Любители выпить сидят там допоздна. Там разговоры, табачный дым, иногда ссоры. У Кошкар-оола нет денег, но его охотно угощают рюмкой-другой — по-дружески.
Тогда песни его менялись:
 
У нас пятизарядные ружья,
у нас войск немало.
Если придет буржуй,
стрелять будем, не задумываясь…
 
Потом Кошкар-оол залезает под белую простыню, не раздеваясь, в одежде. Назавтра целое воскресенье ничего не ест, мучается, рвет его, лицо становится желтым.
Дементий Сергеевич в выходные дни стал ходить в гости к русским товарищам. Оттуда приносит новости: «В ру­ской стране усиливается социальная борьба», «говорят, что в СССР группа бухаринцев-троцкистов сопротивляется учению великого вождя Сталина», «говорят, что в Маспаа начали строить железную дорогу под землей»… Все это очень интересует Хойлаар-оола, — как и песня «Воробышек» Кошкар-оола. Кошкар-оол не слушает рассказов Демир-Хаи, в свою очередь, Демир-Хая терпеть не может песен Кошкар-оола, его от них тошнит.
А Хойлаар-оол слушал обоих товарищей. Даже если они поспорят, заступается за обоих, разнимает их.
Слова «припрятал», «пропил» в их доме не имеют никакого смысла. Всего хватает, есть продукты, одежда, жилье. Деньги? Они иногда есть, иногда их нет, и что?
Настоящие «денежные мешки» — золотодобытчики. Не все, конечно. Слухи пузырятся мыльной пеной. Кто-то не вылезает из магазина, пьет водку. По слухам — «нашел много золота». Hа самом деле, он просто пьяница. Но были и настоящие богачи, многие из них — люди с темным прошлым и будущим. Соберутся в своем маленьком закутке при столовой, в «Бродяге», и песни у них другие:
Накопилось гробов,
какая тоска.
Йо-хо-хо, наливай вина!
Напьемся теперь,
пока черт не забрал,
йо-хо-хо, наливай вина!
 
Китаец Лю и кореец Ким удивили всех золотодобытчиков своим полным равнодушием к золоту. Николай Иванович предложил Лю работать поваром в столовой. Это было странно для тувинцев: ведь еду обычно готовит женщина. Но Лю никакой работы не чурался, ему любая нравилась.
«Выращу рабочим овощи», — решил Ким и всю зиму строил теплицу. Это тоже необходимо, —  радовались в правлении прииска. Кроме того, Лю и Ким были людьми непьющими. Самые примерные, лучше не найти.
Лю всегда находился в столовой, поэтому хорошо знал, кто частый гость в «Бродяге». Однажды вечером Лю прибежал в домик барыкских парней:
— Вы «Бродягу» знаете? —  спросил он.
Кошкар-оола дома не было.
— Кто в Эми не знает «Бродягу», — беспечно ответил Демир-Хая. — Мы не ходим туда.
Хойлаар-оол пошутил:
— В «Бродяге» пальто не оставляли.
Лю не обратил внимания на шутку:
— Я не про магазин говорю, а про вашего бродягу. Он оттуда не вылезает.
— Кто, Кошкар-оол? — удивился Демир-Хая.
— Кроме него я никого из вас там не вижу, — ответил Лю. — Если вы его не остановите, то овца останется без барана.
— А?..
Лю языкастый, сразу закрыл рот Хойлар-оолу:
— Пошли, посмотрите на товарища!
Старший из парней, Демир-Хая, растерялся.
Пошли.
— У Кошкар-оола много долгов в столовой, — сказал по дороге Лю.
Тут барыкцы могут похвалиться: долги у каждого.
Время позднее. Во многих окнах нет света. Золотодобытчики рано ложатся спать, рано встают. Работа тяжелая, нужен отдых. «Рано встанешь — будешь с мясом», — есть такая поговорка у тувинцев.
Винный магазин виден издалека. «Бродяга» не спит, люди там так и снуют. А когда вошли в магазин, Хойлаар-оол и Демир-Хая остолбенели: табачный дым столбом, дышать нечем, ничего не видно. Стаканы звенят, пьяные выкрики, громкие споры, веселье, объятья, поцелуи… за прилавком разливают спирт поварешкой с длинной ручкой из большой железной бочки. Пьяные у прилавка хвастаются, бросают купюры на прилавок. Продавщица их не считает, скосит глаз, схватит полными белыми руками и бросает в кассу.
Посреди помещения — один длинный стол. На нем нет места даже для таракана. Черствые хлебные корки, огрызки соленого сала, копченой рыбы, грязные стаканы и железные кружки. Вонь страшная. Свет давно погас, горят свечки, все будто в тумане. Слышится песня:
 
Черт еще не забрал,
так напьемся пока!
Йо-хо-хо, наливай вина!
 
За длинным столом сидит рослый, лохматый и грязный мужик с пудовыми кулаками. На левой щеке глубокий шрам, частично закрытый густой светлой бородой. Проницательный взгляд. Русские и тувинцы кучкуются возле него. В правлении он числится как Гирей Иванович Чиж-Кулаковский. Неизвестно, какого роду-племени. В зависимости от места представляется то русским, то украинцем, то грузином, то калмыком, иногда называет себя тувинцем. Некоторые ему верят. Приятели уважают, величают «Батя». Тувинцы не стали переводить это слово на «aчай».
«Хлопнет» Гирей стакан, приятели вскочат и снова нальют.
— Молодцы! — хвалит Чиж-Кулаковокий. — Хороший у вас обычай! Люблю, до конца жизни вас не оставлю, сынки!
И Кошкар-оол тут — совсем окосел, положил голову на большой кулак Бати.
— Гоша, ты сильно не пьяней, сынок, — приговаривает Гирей Иванович. — Я из тебя сделаю человека. Настоящим зототобытчиком будешь, Гоша.
Гоша (Кошкар-оол успел получить новое имя) ударил в грудь кулаком и заплакал:
— Я могу, Мухортый может. Я и богат, и себе не рад… Ы-ы-ы-ы… Батя, батя… Ачай, ачай…
Кровь прихлынула к лицу Хойлар-оола, он подскочил и одним рывком вытащил Кошкар-оола из-за стола.
Батя неторопливо положил большую черную руку на плечо Хойлаар-оола, и спросил:
— Как тебя зовут? Нельзя маленькому человеку так торопиться.
— Зачем вам? Хойлаар-оол.
— Коля, тихо, сынок. Ничего, твой друг Гоша учится жизни. Опоздал, но еще не поздно. Садись сюда, Коля. Тебя тоже научу жить.
Увидев в дверях онемевшего Демир-Хаю, Чиж-Кулаковский, пошатываясь, подошел к нему, попытался обнять:
— Дементий Сергеевич! Сколько лет, сколько зим… Рад, что пришел, Дема. Садись за стол, поговорим по душам. Думы золотодобытчиков тоже золотые…
Демир-Хая изо всей силы ударил кулаком пропахшего табаком, вонючего мужика. Тот упал на стол. Стулья и посуда полетели. Свет погас. Под общий крик Хойлаар-оол и Демир-Хая схватили под мышки Кошкар-оола и выскочили из дома. Батя не погнался за ними, шумел в притоне. Гоша, Коля и Дема кое-как добрались до дома.
Назавтра Хойлаар-оол встал рано. Пошел к Николаю Ивановичу, к которому относился уже как к отцу — если  тому некогда, то и под дверью подметет, и воды принесет, и дров наколет.
Николай Иванович был во дворе, тряс и сушил одежду. Почему-то женскую. Хойлаар-оол удивился: «Вроде стар уже для таких забав».
Хойлаар-оол не стал жаловаться, сплетничать, но подробно рассказал Николаю Ивановичу про друга.
— А контракт?.. — Петров растерялся. — Контракт же! Так нельзя! Теперь я его зарплату буду получать только сам. Ни копейки не дам на руки.
— А табак? — пожалел товарища Хойлаар-оол.
— Не помрет без табака, — резко прервал Николай Иванович. — А вот от водки всякое может быть… —  он глубоко вздохнул.
Что за одежда, чья, хотел спросить Хойлаар-оол, но не осмелился, а понадеялся: Петров, когда к нему приходят, обязательно угостит чаем.
Так и случилось.
— Заходи, заходи, — пригласил Николай Иванович. — У меня овощи есть. Огурцы, помидоры. Они в тайге дороже золота.
— А где вы их взяли? — удивленно спросил Хойлаар-оол.
Николай Иванович ответил уже в дверях:
— Вчера вместе с новыми рабочими…
Дверь распахнулась, и Хойлаар-оол остолбенел: перед ним стояла русская девушка.
— Поздоровайтесь, познакомьтесь, — очень мягко сказал Петров. — Хойлар, это моя единственная дочь Лиза. Вчера приехала вместе с новенькими.
Подумал, вздохнул и добавил:
— Мать давно умерла. Мы вдвоем вдоль и поперек исходили всю Сибирь. Нынче я Лизу оставил у родственников на Сыстыг-Хеме в Тодже. Приехала ко мне. Теперь, видно, здесь поселимся.
Хойлаал-оол забыл поздороваться, разглядывая девушку: высокая грудь, платье плотно облегает фигуру с точеной талией, золотистые волосы, черные брови, а глаза совсем зеленые. Разве бывают у людей такие глаза?.. В чистой воде маленькие камешки хорошо видать, у синего моря обязательно есть дно, а ее глаза бездонны. А Хойлаар-оол всегда думал, что самые красивые — карие глаза…
Он сразу заметил, что черты лица юной девушки почти незаметно повторяют черты Николая Ивановича.
Хойлаар-оол все смотрел и смотрел на Лизу…