Кодур-оол и Биче-Кыс

Это было давным-давно, в незапамятные време­на. На берегу реки Тустуг-Хем жил богач по имени Бура-Баштыг. У него была белая бога­тая юрта, тысячи голов скота и много работ­ников. Среди них был старый охотник, его сын Кодур-оол и девушка Биче-кыс, возлюб­ленная Кодур-оола. Однажды старый охотник, не выдержав побоев Бура-Баштыга, решил уйти с сыном в лес. Перед уходом Кодур-оол пошёл про­ститься с любимой.
— Я ухожу с отцом в лес. Проклятому Бура-Баштыгу мы не хотим покориться, — сказал Кодур-оол.
— Ты меня покидаешь? — спросила Биче-кыс и заплака­ла. Кодур-оол крепко прижал её к себе и поцеловал.
— Я никогда не покину тебя, моя Биче. Пойду в лее, убью много зверя. Освобожу и тебя от Бура-Баштыга.
Биче-кыс стряхнула кончиком рукава слёзы и улыбнулась.
— Ладно, милый! Желаю тебе большой удачи.
Кодур-оол пошёл догонять отца. В дорогу он взял свой бызанчы[1], на котором любил играть, когда пел песни. Кодур­-оол шёл, часто оглядываясь на чёрную юрту[2], где осталась любимая. Он хотел, чтобы она ещё долго слышала его голос, и громко пел:
Если у подножья Кускуннуга я вырою колодец,
То найду в нем чистую воду,
Если девушку в бедной юрте я посватаю,
То найду в ней добрую жену.
Он шёл, думая о Биче-кыс. Вдруг — перед ним старшая дочь Бура-Баштыга — Чилбакай. Она сидит верхом на краси­вом белом коне с серебряной сбруей. На ней шёлковый халат и шапка из богатого меха, в ушах блестят золотые серьги. Её глаза колют, как шипы караганника[3].
— Ты самый красивый среди людей моего отца. И ты оставляешь наш аал[4] и меня! Если я захочу понежиться, кто будет ласкать меня?
Кодур-оол некоторое время стоял молча. Что скажешь хищной рыси, когда она готовится растерзать свою жертву? Наконец, он сказал Чилбакай спокойно, гордо:
— Ты богата и нарядна. Но у тебя нет сердца. Я тебя ненавижу, не хочу видеть никогда.
Чилбакай изо всей силы хлестнула коня и помчалась по степи. А Кодур-оол отправился дальше по следу отца. Он пересёк широкую, ровную степь и пришёл к опушке леса. Здесь текла бурная горная река, за рекой раскинулись бес­крайние леса, а за ними — цепи гор, вершины которых упи­рались в небо. К тому времени солнце уже почти подошло к одной из высоких скал, и должно было скоро упасть за неё.
Кодур-оол пошёл вверх по крутому берегу реки. Нако­нец, он увидел отца у большого утёса, подступившего к берегу.
— Где ты так долго пропадал? Из-за тебя я пропустил вечерний выход зверя, — сказал отец.
— Нигде не пропадал, но я шёл не той тропой и потра­тил время на обход, — ответил Кодур-оол и смутился под взглядом строгих отцовских глаз. Он ни слова не сказал о Биче-кыс.
Охотники развели большой костёр и легли спать под утёсом.
Глядя на искры, улетавшие в чёрное небо, Кодур-оол размышлял: « И деревья вокруг нас, и звёзды на небе, и мы с отцом — все хотят жить. Трудно жить, а всё-таки жить хо­рошо! Только нужно быть таким, как отец. Он молчалив, а добычи у него больше, чем у других охотников. Вот набьём много зверя, и Биче-кыс станет хозяйкой нашей новой юр­ты». С этими мыслями он заснул.
Когда он проснулся, костёр уже давно погас. Отца не было. Кодур-оол встал, быстро прочистил и зарядил ружьё.
Тут он вспомнил о своем неразлучном друге — бызанчы.
— Пожелай мне удачи в охоте, — сказал он, крепко сжи­мая в руках бызанчы, и запел:
Как голосом кукушки
Полны леса,
Так словами любимой
Полны сердце моё и кровь.
Потом он поставил бызанчы перед большим камнем в ук­рытом месте и, взяв ружьё, пошёл на охоту. Он шёл, осто­рожно ступая, чтобы не хрустнула под ногами ни одна ветка.
Так проходил он до вечера и возвратился к утёсу, не убив ни одного зверя.
Вскоре вернулся отец. Он нёс на одном плече ружьё, на другом —дикого козла. Но Кодур-оол, занятый мыслями о Биче-кыс, не заметил прихода отца.
— О чём ты горюешь, сынок? — спросил отец. Кодур-оол вздрогнул, но скрыл своё смущение.
— Как не горевать? Видишь, с какой добычей ты вер­нулся, а я пришёл с пустыми руками.
— Не печалься, — сказал отец, — козёл — наш. Возьми бызанчы, сыграй и спой. Я люблю, когда ты поёшь.
Кодур-оол пел и играл, пока не уснул с бызанчы в руках. Когда он проснулся, отца опять не было. Кодур-оол взял ружьё и твёрдо решил вернуться с добычей. В это время грянула гроза.
— Что это? Всё пошло мне наперекор. Осенью — гроза!
Он поставил ружьё к скале, взял бызанчы и стал играть и петь. Голос у него был сильный, как буря, и в то же время нежный и высокий, как призывный зов марала. Лил дождь, гремел гром. Кодур-оол не слышал воя бури.
Вдруг раздался страшный треск. Это молния разбила в щепки большой старый кедр, прижавшийся ветвями к скале. Кодур-оол очнулся. Вот раздался ещё более сильный треск, и из скалы, у которой сидел Кодур-оол, вышла нарядная девушка, в халате из красного шёлка, подпоясанная зелёным поясом, в рысьей шапке с парчовым верхом, в расшитых идиках[5]. Её узкие, чёрные глаза сверкали, концы длинных кос доставали до земли. Она спокойно села у погасшего костра, словно не замечая бури.
Кодур-оол не знал, что ему делать. Он вспоминал то своего отца, то свою Биче-кыс и сурово молчал. Наконец, он спросил:
– Кто ты? Откуда пришла?
– Я царевна этих гор и лесов, – ответила девушка. – Звуки твоего бызанчи привели меня сюда. Они проникли в моё сердце. За это я полюбила тебя.
Когда Кодур-оол услышал эти слова, то сердцу стало тепло. Но что-то отталкивало его от незнакомки. И Кодур-оол сурово спросил:
– Что тебе нужно от меня?
– Пойдём со мной. У меня тысячи голов скота, а юрта моя из чистого золота и серебра. Если ты станешь моим другом – будешь хозяином этого богатства. Согласен ли ты?
– Нет, не буду я тебе другом, – сказал Кодур-оол и отправился на охоту.
Но в это время с новой силой разразилась гроза, загремел гром, полил дождь. Какая-то неведомая сила подняла Кодур-оола и понесла по воздуху. Упав на землю, он увидел возле себя богатую юрту.
Кодур-оол вошёл. Пол юрты был покрыт узорными коврами, вдоль стен стояли сундуки, украшенные серебряной чеканкой, наполненные доверху дорогими мехами и драгоценностями. На очаге большая чаша была полна молока с жёлтой пенкой. Справа стоял шкаф для посуды с узором из драконов и львов, а слева – кровать, покрытая шёлковым одеялом. В юрте никого не было. Через некоторое время вошла царевна.
– Вот моя юрта, – сказала она. – Если ты будешь жить в ней, всё это будет твоим.
Кодур-оол ничего не ответил.
– Разве можно мужчине быть таким застенчивым? Почему ты боишься меня? Хочешь, я стану твоей женой? – говорила она.
Видя, что Кодур-оол молчит, она продолжала:
– Если ты думаешь о своих, то не беспокойся: когда будем жить вместе, ты приведёшь их сюда.
– Мне не надо твоего богатства и твоей красоты, – сказал Кодур-оол. – У меня есть бедная, но любимая девушка.
– Ах, вот оно что! Ну уж нет, к ней ты не уйдёшь. Я тебе дороги не покажу и коней не дам! – крикнула разгневанная красавица и убежала.
Вокруг юрты поставили стражу.
Кодур-оол мог уходить из юрты лишь до того места, куда долетает стрела, пущенная тугой тетивой.
Он каждый день взбирался на горку и там играл на бызанчы свои любимые песни. Все жители аала собирались слушать его.
Кодур-оол долгие дни и ночи думал, как убежать от красавицы. Случай ему помог. Лесная царевна решила испытать терпение Кодур-оола. Перед заходом солнца она пришла к нему и сказала:
– Послушай, Кодур-оол. Если ты хочешь получить то, что тебе дороже всего на свете, девяносто дней ничего не говори. Если ты выполнишь это условие, то получишь всё, что захочешь. Если нет – будешь изгнан отсюда и ни с чем вернёшься к своему костру. Но не думай меня обмануть: если ты нарочно что-нибудь скажешь, то всю жизнь будешь сидеть в этой юрте под стражей.
– Я готов выполнить твоё требование, – согласился Кодур-оол.
Много дней Кодур-оол ничего не говорил, выполняя условие. Время от времени он поднимался на горку и играл на бызанчы. Он думал о своей родине и о Биче-кыс. Он больше хотел оставаться здесь, но не знал, как сказать что-нибудь вслух, чтобы слова сказались сами собой, а не нарочно.
Как-то Кодур-оол вошёл в юрту и стал подбрасывать дрова в очаг, всё думая о том, как бы что-нибудь нечаянно сказать.
Он не заметил, как огонь разгорелся, молоко в чаше закипело и стало с шумом заливать пламя. Он невольно воскликнул:
— Молоко кипит, молоко кипит!
Раздался страшный грохот, кто-то поднял Кодур-оола и понёс. Он долго летел. Потом сильно ударился и, когда опомнился, увидел себя возле знакомой скалы, у своего костра, в старой одежде, с бызанчы в руках.
— Где ты был, сын мой? Я много ночей не спал. Много таёжных троп исходил, искал тебя. Порой я слышал твою песню. Но она доносилась ко мне эхом со всех сторон. Я доходил до ущелий и возвращался назад. Почему ты не ска­зал, куда ушёл? — спрашивал отец, прижимая голову сына к своей груди.
Кодур-оол рассказал всё, что было. Выслушав его, отец сказал:
— Богачи все одинаковы. Хорошо, что ты вернулся.
— А ты опять с добычей? — спросил Кодур-оол.
— Как же. Сорок лет охочусь, а такой богатой добычи у меня никогда ещё не было.
Отец подошёл к большой куче и снял ветки — под ними лежали сложенные рядами драгоценные шкуры зверей. Об­радовался Кодур-оол.
— Теперь у Бура-Баштыга жёлчный пузырь лопнет[6]! — воскликнул он. — Как жаль, что я ничем не помог тебе, отец. Ты всё добыл один.
— Не горюй, сын. Это ты помог мне своей песней. Ког­да ты пел и играл, все звери тайги останавливались и под­нимали уши.
Отец почистил ружьё и связал пушнину. Взвалив на себя шкуры, они отправились домой. На стоянке остались только кости зверей да угли потухшего костра.
Бура-Баштыг, увидев, что Кодур-оол с отцом вернулись с богатой добычей, приветливо встретил их. Но они не по­клонились Бура-Баштыгу, как прежде, а прямо пошли в свою юрту.
Бура-Баштыг не стерпел обиды. Он вошёл в юрту Ко­дур-оола и с укором проговорил:
— Что вы за люди? Забыли древний обычай — делиться с друзьями и близкими после удачной охоты?
— Почему-то ты нашего горя не замечал, а наше богат­ство сразу увидел, — сказал отец.
Бура-Баштыг быстро ушел, размахивая длинными рукава­ми халата. Кодур-оол с отцом разложили и развесили в юр­те богатую добычу. Вскоре снова явился Бура-Баштыг. Он привёл свою дочь в праздничном наряде.
— Слушай, ашак[7],—сказал Бура-Баштыг отцу Кодур-оола, — мне нужно поговорить с тобой наедине.
Они вышли из юрты. Кодур-оол услышал сквозь кошму громкий шёпот Бура-Баштыга: «Послушай, у тебя сын,у меня дочь. Надо подумать об их счастье».
Кодур-оол обернулся и посмотрел на дочь Бура-Баштыга.
— Теперь мы ровня, милый Кодур, — сказала она. — Я знатна и ты богат. Я буду твоей женой. Я люблю тебя.
— Ты любишь не меня, а шкуры зверей, убитых моим отцом. Можешь уходить. Не нужна мне твоя знатность.
В это время Биче-кыс работала в юрте Бура-Баштыга и горько плакала.
— Кодур-оол теперь богат, — говорила она себе, — Бура-Баштыг захочет женить его на Чилбакай.
Тут вошли Бура-Баштыг и его дочь с красными от зло­бы глазами.
— Ты чего здесь торчишь? Вон из моей юрты! — крик­нул он Биче-кыс.
Биче-кыс, не понимая причины такой злобы, быстро отки­нула полог и выскользнула из юрты. Может быть, Кодур-оол не согласился и ещё думает о ней, Биче-кыс? С этой надеж­дой она побежала к юрте Кодур-оола, но встретила его на полпути.
Кодур-оол схватил её за руки и сказал:
— Я не хочу больше никогда расставаться с тобой!
— И я тоже, — ответила она.
И Биче-кыс стала женой Кодур-оола, хозяйкой их новой юрты.

Опубликовано в повести С. Тока «Слово арата» На русском языке: Салчак Тока «Слово арата», «Советский писатель», Москва – 1950.