Глава пятая. Черные волны Улуг-Хема

29 октября 1938 года в здании Министерства внутренних дел ТНР состоялся банкет в честь разоблачения и уничтожения группы контрреволюционеров Хемчик-оола, Чурмит-Дажы, Данчая. Главными героями этого приятного мероприятия были, несомненно, любимый вождь с горячим сердцем товарищ Тока и бестрепетный, не боящийся крови министр Болат.
Нескончаемые разговоры, тосты по русскому обычаю. И вдруг в самое время очередного тоста кто-то навзрыд громко заплакал. Все обмерли: кто может горевать в миг победы?..
Комендант Чрезвычайного открытого суда Моломдай, чей голос бесстрастно произносил еще несколько дней назад: «Встать. Суд идет». Крепкий белолицый парень в форме сотрудника внутренних дел с позолоченными знаками отличия, рыдал как испуганный ребенок. Его обступили, мигом протрезвев. Молчали. Человек есть человек. Он видел пытки и расстрелы. Это останется тайной под девятью слоями земли.
На следующий день Моломдай был вызван к Генеральному секретарю ЦК ТНРП товарищу Тока. Ноги Моломдая тряслись, по коридору он шел, будто по глубокой воде. Но на приказ объяснить причину слез он ответил кратко: «Ваши поручения я выполнял беспрекословно».  На этой же бумаге в верхнем углу Тока латинскими буквами набросал: «Если повторится, принять меры».
Объяснительная с резолюцией вошла в шыгчаар-архив.
…В тот черный год были осуждены и расстреляны лучшие сыновья республики.
Говорим правительство – подразумеваем Тока. Говорим партия – подразумеваем Тока. Кто еще мог стоять у рычагов государственного переворота, совершившегося в Туве?
Тывыкы, Кол Тока, Тожу Тока, Салчак Тока, Салчак Калбакхорекович Тока. Годы жизни – 1901-1973. Тувинец и, если судить по автобиографической повести, безотцовщина. С 1923 по 1925 год служил в армии при правительстве ТНР, в 1929 году окончил Коммунистический университет трудящихся Востока. В последующие годы – секретарь акционерного общества, министр культуры ТНР, заведующий отделом пропаганды ЦК ТНРП, Генеральный секретарь ЦК ТНРП, с 1944 года до последних дней жизни первый секретарь Тувинского обкома КПСС, член ЦК КПСС. В разные годы депутат Верховного Совета СССР и РСФСР. Награжден двумя орденами Республики, Орденом Труда ТНР, семью орденами Ленина, Орденом Трудового Красного Знамени, Высшей звездой Сухэ-Батора МНР, многими медалями. Генерал-лейтенант, Герой Социалистического Труда, член Союза писателей СССР, лауреат Государственной премии СССР. Культ этого неординарного человека пережил его: уже посмертно вождь стал народным писателем Тувинской АССР и лауреатом Государственной премии Тувинской АССР.
А кем были его бывшие товарищи, чьи смерти датируются 1938 годом?
Адыг-Тулуш Хемчик-оол (1893-1938). Тувинец, в 1926 году окончил партийную школу в Улан-Баторе МНР, позже – секретарь ЦК ТНРП, редактор газеты «Шын», с 1933 года председатель президиума Малого Хурала ТНР. На этом посту обвинен в контрреволюционной деятельности, шпионаже. В октябре 1938 года расстрелян. В 1961 году реабилитирован.
Сат Чурмит-Дажы (1894-1938). Тувинец, окончил монастырскую школу, до 1925 года был ламой в Верхне-Чаданском хурээ. В 1925 году перешел на государственную службу. С 1932 года председатель Совета министров ТНР, министр иностранных дел. В 1938 году обвинен в контрреволюционной деятельности и решением Чрезвычайного открытого суда расстрелян. В 1961 году реабилитирован.
Оюн Данчай (1893-1938). Тувинец, одним из первых получил партийное образование. Первый заместитель председателя Совета министров ТНР, член государственной плановой комиссии, директор Тувинского банка. Один из основателей тувинской литературы. Писал на русском, в местных изданиях выходили его произведения, переведенные на родной язык. В контрреволюционной деятельности обвинен первым, в 1937 году. Расстрелян. В 1961 году реабилитирован.
Сразу за репрессиями последовали кадровые перемещения. С учетом определенных заслуг министр внутренних дел С. Болат стал председателем Малого Хурала ТНР. Ондар Баир, сыгравший одну из главных ролей в кровавом спектакле, был назначен председателем Совета министров. Министр земледелия и животноводства, выступавший как прокурор на Чрезвычайном суде Н. Товарищтай был назначен министром внутренних дел ТНР. Вслед по карьерной лестнице потянулись и прочие…
Судьбы их сложились по-разному и, немного забегая вперед, можно уделить им несколько строк. Болат и Баир недолго просидели в своих креслах, их направили учиться в Москву. Баира обвинили в национализме, дали тюремный срок, отправили в ссылку. Председателя Чрезвычайного открытого суда С. Ойдупа обвинили в контрреволюционной деятельности и посадили пятью годами позже, в 1943. Отправили в ссылку, откуда он вернулся лишь в 1963. Государственный прокурор суда Н. Товарищтай в 1947 году повторил судьбу своих обвиняемых. Ответственный секретарь суда И. Бадра не стал «врагом народа», но в середине сороковых был решительно отстранен от участи в политической жизни Тувы. И лишь народный заседатель Х. Анчимаа была повышена в должности.
Знал ли испуганный Моломдай, разрыдавшийся на банкете, что слезы его ознаменуют начало новых и новых репрессий, оплакивал ли забросанных землей товарищей… Жалел ли самого себя?
Руководящие товарищи разъехались по хошунами и сумонам, развозя бумаги с числом запланированных для задержания «врагов». У грамотных в карманах появились «хопчу-кара», куда записывались сведения, «имеющие особый интерес». Люди торопились опередить друг друга в доносах, подстрекали, провоцировали своих же соседей на неосторожные высказывания. Наступило безвременье подлости и страха.
Волны Улуг-Хема почернели и с ревом сносили целые аалы.
…Однажды весной, в разгар пахоты, в Барык прискакали незнакомые люди, военные. Револьверы с деревянными рукоятями подпрыгивали на боках, железные шпоры на черных сапогах звенели, кони были в пене. Их сопровождали руководители Ийи-Тальского сумона Ногаан-оол и Хойтпак-оол. Самого главного, широкоплечего начальника со светлыми глазами звали Ойдупом. Он был из отдела внутренних дел Улуг-Хемского хошуна.
Калын-оол, Шанаа, Кудажы и Дываа поначалу и внимания на них не обратили: приехали и приехали, должно быть, ходом полевых работ интересуются. Тем более что совсем недавно наведывался сам товарищ Тока, беседовал с аратами по душам, шутил, целый день за плугом ходил.
В устье Барыка, местечке Олбук-Терек стоит юрта, над которой вьется красное знамя. Это стоянка тожземовцев на время весенней пахоты. По вечерам там остается молодежь, устраивает игры. Бусы прячут, поют, а бывает, садятся на лошадей, которые пасутся тут же, рядом, и ночами скачут до Алдыы-Шынаа Хайыакана, устраивают ойтулааш.
Пропоют, поиграют ночь, а утром запрягут волов, накинут на коней хомуты, боронуют целину. И когда только успевают выспаться? Когда солнце поднимается выше, и ласковые лучи нагревают землю, мальчики на волах и лошадях незаметно начинают дремать. Не закрываются глаза лишь у того, кто идет за плугом.
Тожземовцы думали, что будет очередное собрание. Это же так водится: начальство приезжает в основном похуралить. Военные, однако, не языком молоть приехали, не шутки шутить. Дарга Ойдуп лишь тихонько спосил у Кудажы:
– В тожземе есть лошади с тавром кас?
Кудажы удивился. Зачем ему орнамент в такую горячую, весеннюю пору? Да что поделать: счетовод Калын-оол неохотно ответил:
– Голов десяток наберется, дарга.
– Соберите их в загоне.
– Зачем?..
Хойтпак-оол замешкался, вынул изо рта папиросу с мундштуком. Наклонившись к уху Кудажи, шепнул:
– Кас – фашистский знак. Свастика.
– Ну, предположим, собререм мы их. Дальше что?
– Если скот общественный, нужно отогнать в Шагонарский хошкооп. Там знают, что делать. О лошадях единоличников разговор будет особый. Дальше. В юртах есть мебель с орнаментом кас. Все срочно стереть. Если хозяева будут сопротивляться, отобрать и сжечь.
Народ, столпившийся возле разговаривающих, молчал. И лишь недоумевающий голос молодого Хуурака послышался в тишине:
– Когда я учился в ликпункте, башкы Бапын говорил, что знак «кас» – не фашистский. Свастика в Германии появилась недавно, а знак «кас» столетия назад.
Ноган-оол испуганно закричал:
– Хуурак, ты сеял пшеницу, вот и иди, занимайся делом. Не лезь, когда начальство разговаривает.
Юноша побрел к запряженным волам.
– Что за странный тип? – хмуро спросил Ойдуп.
– Он вообще-то грамотный парень, умный. Член ревсомола.
– Какое это имеет значение? Что за взгляды такие? Какого он происхождения?
– Полусирота, из бедной семьи. Мать его одна поднимала. Отец, старик Сандак, был мелким ламой.
– Вот-вот… – задумчиво протянул Ойдуп. (Через несколько дней Хуурака забрали и никто его больше не видел).
– Все, все стереть или уничтожить, – уже с седел напомнили приезжавшие. – Когээжики, тебеньки, деспи, все.
В тот же день тожземовских лошадей погнали в Шагонар. Среди них затесались два-три вола. Что с ними сделали, осталось неизвестным. Может быть, сдали на мясо.
В устье Барыка наступили сумерки. У подножия горы Казанак погремело эхо выстрелов. Тем вечером были расстреляны лошади единоличников с тавром «кас».