Глава девятая. Репрессии в школе Шагонара

Рулевой славной победы –
вождь  трудового народа,
марксист Тока…
– пели, но уже по-другому, когда была уничтожена «девятка» во главе с «вонючими собаками» Чурмит-Дажы, Хемчик-оолом, Данчаем.
Выполним указания Тока,
рулевого исторической дороги… –
эти слова не были рождены народом, их сочинили некие Онгаа, Биченей, Дары-Сурун.
В то время полосы газет были битком забиты такими «сочинениями».
Первую «девятку» судили в Кызыле, чтобы другим было неповадно. Судьба «врагов» завершилась выстрелами в ночной степи в местечке Манган-Элезин неподалеку от Кызыла. Это было 16 октября 1938 года. После казни суды стали проводить по всей Туве. Будто играли: сегодня ты человек, завтра – негодяй.
Прошел всего месяц, и 20 ноября выездное заседание ЧС состоялось в Шагонаре.
«Гражданин 14-го арбана Шагаан-Арыгского сумона Улуг-Хемского хошуна обвиняется по статьям 30, 38, 10, минуя статью 8 УК ТНР. Тулуш Бажык родился в 1907 году. Тувинец. Имеет 13 голов скота. Окончил среднюю военную школу в СССР. Командир эскадрона Тувинской революционной армии. Здоров.
Обвиняется в следующем:
Вел агитацию против партии и правительства, сопротивлялся снятию с должности контрреволюционера Серена <…> Выездной Чрезвычайный открытый суд постановляет:
вина негодяя Балажыка заключается в ведении вредительской работы против национал-революционной партии, правительства, трудового народа. В связи с этим суд постановляет применить высшую меру наказания, т.е. расстрел в течение 72 часов. Имущество вышеназванного конфисковать.
Председатель суда М. Сугдур.
Член заседания С. Онгай-оол.
Народный заседатель С. Биче-оол.
Секретарь Д. Дамдынчап.
20 ноября 1938 года. 2 часа 15 минут дня».
Так четко и слаженно работали те суды. Даже минуту вынесения приговора указывали.
Через несколько дней на полосах газет появилось сообщение генерального прокурора ТНР «О выявлении и уничтожении проклятых врагов аратского народа»:
«… судебная коллегия МВД ТНР рассмотрела дело по отношению активной группы контрреволюционеров Чик-Сурун, Тевер-оола, Эренчина и Манлай-Байыра, и, руководствуясь ст. 10,11, 12 и 13 УК ТНР вынесла решение – применить высшую меру наказания, т.е. расстрел.
Президиум Малого Хурала ТНР считает беспочвенными ходатайства о помиловании врагов народа. Генеральный прокурор подтверждает вынесенное решение.
Генеральный прокурор ТНР Шоома. Кызыл, 1939 г. 25 января».
Система прогрессировала. Изначальный «Чрезвычайный открытый суд» породил «выездные заседания ЧОС». Родилась и «судебная коллегия»…
Очередное заседание выездного ЧОСа состоялось 26-27 февраля 1939 года в Чадане. Судили на этот раз «активных товарищей» казненных ранее Чурмит-Дажы, Хемчик-оола, Данчая. Расстреляли Содунама Ооржака, Оруйгу Монгуша, Байыр-Хелина Куулара. Куру-Базыра Сата и Чамыяна Кара-Монгуша посадили на восемь лет.
…В мае 1938 года в Ийи-Тальском сумоне Улуг-Хемского хошуна открылась летняя школа. Сначала родители собрали детей в «красном уголке». Сейчас бы его назвали «клубом». Ничего похожего. В темном сарайного типа помещении единственным имуществом был сундук, где хранились шан и тун. Этими музыкальными инструментами пользовались, чтобы собрать народ. Шан – медные тарелки, тун – раковина-рог. В одни можно оглушительно бить, в другой – трубить до посинения. Перед дверью «красного уголка» – высокая лестница на  подобие сцены. Чего она только не видела, эта сцена. Отсюда читались стихи про великих товарищей Сталина и Току, здесь неуклюже делали постановки, в финале которых всегда разворачивалось красное знамя, отсюда хвалили, славословили, критиковали, клеветали…
Особенно смешно было, когда несколько человек, возглавляемых Сержикеем, играли пьески. Ни слов, ни сюжета, каждый несет, что хочет и может. Вроде сначала договорятся, как играть, кто чиновник, кто его жена, кто революционный солдат… потом все перепутают, соврут, но красный флаг все равно вывесят. Зрители смеются, издеваются, детям страшно, они вопят!
Однажды в Ийи-Тал приехал симпатичный парень Сема Оюн. Учитель. В военной форме, перепоясанный желтым ремнем. Лет ему, наверное, 16-17. Такое уж время – зимой школьники учатся, летом сами учительствуют в ликпунктах и летних школах.
Араты вдохновились. Детей привозили на лошадях, пешком приводили. Причем среди недорослей были семилетки, а были и семнадцатилетние женихи-невесты. Понятное дело, эти долго не задерживались, и осталось учиться где-то двадцать ребятишек.
Анай-Кара привела четверых. Из аала Соскара больше никто не решился, все ждали, что из этого выйдет.
За один месяц в летней школе дети выучились читать и писать. Учитель Сема отправил письмо в «Аревэ шыны», где перечислил лучших учеников. Настала осень. Председатель пионерского бюро сумона Чамзырын Монгуш объехал аалы, собрал детей, окончивших летнюю школу, для продолжения образования в начальной шагонарской. И тут Анай-Кара плакать не стала, а спокойно отправила четверых ребятишек в хошунную школу.
В начальной школе Шагонара четыре класса. Те, кто ее окончил, считаются образованными людьми, их посылают в сумоны учительствовать. Араты при встрече с ними уважительно покачивают головами: мол, зачем столько наук?
Изначально в одном здании помещались тувинская и русская школы. Для тувинской позже стали строить отдельный дом. Работами руководил Бора-Хопуй.
Детям нет никакой разницы. На переменах ученики тувинских и русских классов смешиваются, играя. В кутерьме школьного двора образуются водовороты танцев и энергичных драк. Девчонки разучивают новые песни:
Если за-автра война,
если завтра в поход,
если че-е-рная сила нагрянет…
Или:
Бы-ы-ли сборы недолги,
от Кубани до Волги
мы коней поднимали в поход… 
Все бы хорошо, но поздней осенью полыхнуло здание правления Улуг-Хемского хошуна. Здание пожарной охраны располагалось рядом, его только построили, но на самом деле там жили мальчики из старших классов начальной школы. Они вместе с остальным народом толпились возле пожарища, носили воду и песок… Но от правления осталось лишь большое пятно золы на земле.
Вскоре пошли разговоры о поджоге. Однажды самый старший из школьников сказал:
– Говорят, что дом правления поджег старший счетовод Намдакай.
«Говорят»… «Говорят»… Это слово, будто давешний пожар, охватило школу. Дети Анай-Кары ходили, опустив головы: главный бухгалтер правления Кыргыс Намдакай был родственником. Анай-Кара обязательно забегала к нему и его жене, приезжая в Шагонар.
Они, хоть и разновозрастные, все учились в одном классе – втором. Первый окончили в летней школе. И, лишь услышав слово «вредительство», сразу перестали ходить к Намдакаям. В том же классе учились две дочки Намдакаев, и дети Анай-Кары больше не разговаривали с ними. Слишком много они повидали на своем коротком веку.
Разговоры утихли, а после Нового года возобновились. На этот раз говорили, что заодно с Намдакаем действовали секретарь хошкома партии Даржаа и завотделом культуры Эртине. Их посадили.
Вскоре перестала ходить на занятия учительница Уйнукай, которую очень любили школьники. Вместе они ходили гулять после уроков, устраивали экскурсии на электростанцию, на фермы. По пути она покупала арбузы и кормила ими ребятишек. Она была женой Эртине, «прихвостня облезлых контрреволюционных лис».
Звонок. Быстрый топоток, пыль клубится от легкого бега, тишина.
В классе директор представляет молодого мужчину:
– У вас новый учитель, дети. Дыртык-оол Оюн. Уйнукай больше не будет у нас работать.
Приглушенное дыхание, одинокий горький всхлип. Бедная башкы Уйнукай, любимая Уйнукай…
Директор продолжает:
– Дети Намдакая, встаньте. С сегодняшнего дня вы отчислены.
Тишина. Две светловолосые девочки встают из-за парты, спокойно собирают книги, выходят из класса. Глаза опущены, ни взгляда по сторонам, ни прощания.
Теперь, наверное, все.
Но директор продолжает:
–Салчак-оол, встань.
Встает высокий мальчик. Он старше одноклассников на два года.
– Ты из Баян-Кола, из семьи Седипа.
– Да, башкы.
– Ты слышал, что отец говорил «Тока наклонится, Хемчик-оол выпрямится»?
В горле у мальчика застревает:
– Не знаю, башкы. Не слышал.
– Очень плохо, что не слышал, Салчак-оол. Ты тоже с сегодняшнего дня отчислен.
Все?
Директор продолжает:
– Дети Анай-Кары из Ийи-Тала, встаньте.
Чолдак-Ой и три девочки встают. Молчат, склонив головы.
– Кто ваш отец? Вы запутали всех. То скажете – Буян, то – Чудурукпай?
Молчание.
– С сегодняшнего дня вы отчислены.
Четверо направляются к двери.
В классе почти никого нет.