Богатырь Тевене-Мёге и конь его Демир-Шилги

Это случилось раньше ранних времен, это было древнее прежних времен. Хвост верблюда тогда достигал земли, а рога горного козла упирались тогда в небеса. И жил тогда на северном склоне Арзылан-Тайги[1] крутолобый силач, богатырь Тевене-Мёге[2]. Будто озера были глаза его глубоки. Будто хребты шестнадцать складок шли через лоб.

Была у него старая-старая мать. Своего последнего часа она ждала. Был у него могучий рыжий железный конь. Звали его Демир-Шилги[3]. Уши его, как ножницы, стояли торчком. Стальные его копыта гремели, как гром.

Владел богатырь могучей Арзылан-Тайгой, на склоне которой росло священное дерево. Пес Качига-Калдар[4] стерег бесчисленный белый скот.

Была у Тевене-Мёге коновязь — железный столб, упиравшийся в небеса.

Были у Тевене-Мёге седло, похожее на горный перевал, распростершийся, будто степь, потник, золотая уздечка, огромная перекидная сума, необъятный белый шатер и обозревающая мир девятисуставная подзорная труба.

Был у Тевене из лосиной кожи крепкий содак[5]. Ни тридцать богатырей из верхнего мира, ни шестьдесят силачей из нижнего мира не смогли бы его разорвать[6]. Был у него, как речка изогнутый, черный лук.

Был звенящий бляхами пестрый кисет, в котором лежал красный крупный табак. Была дорогая трубка: из блестящего железа головка, а из сверкающего драгоценного камня — мундштук.

Было волшебное зеркало, которое знало, кто и когда родится, кто и когда умрет.

И была любимая сабля длиной в шестьдесят саженей!

Знал богатырь великое волшебство: вмиг он мог оглядеть весь неоглядный мир.

Знал Тевене тысячу разных волшебств, но конь его безупречный знал больше, чем богатырь.

В семи серых птичках хранилась душа Тевене. Мог он несколько раз умереть и несколько раз ожить. Мог он выйти неуязвимым из ста боев. Он мог оставаться живым, даже если сломают все сто восемь его костей. Вот каким был Тевене-Мёге!

А теперь внимательно слушайте. Целый месяц прошел, как богатырь из юрты не выходил. И подумал наш Тевене: «На склонах моей великой Арзылан-Тайги пасется неисчислимый прекрасный скот, стережет его верный пес Качига-Калдар. Не пристало мне будто бабе в юрте сидеть. Не пристало мне, как собаке, дом сторожить!»

Взял он девятисуставную подзорную трубу и черный лук. Потом он кликнул коня своего, Демир-Шилги. Конь в это вре­мя гулял, набирался сил. Клич услыхав, с верхнего мира на трех озаренных тучах спустился он и встал на стальные ко­пыта, на четыре стальные ноги.

Тевене положил на его широкую спину седло, похожее на перевал, подтянул тридцать три подпруги, тридцать три подхвостных ремня. Зануздал золотой уздой. А потом вскочил на лихого Демир-Шилги и поехал по склону тайги.

И увидел он, что пес Качига-Калдар старательно скот сте­режет, что стерлись когти его, что вылезли кости его.

Сел Тевене на камень и задумался о своей судьбе. «День придет, и старая мать умрет. Богатырь рождается у стены, умирает он у скалы. Как в этом мире жить одному? Слово ска­зать кому?» И он спросил у коня:

— Есть ли где-нибудь девушка, хоть самая захудалая, которая бы в юрту мою юной хозяйкой вошла?

— Хозяин, ты зря говоришь со мной: мой язык шершав, как песок. Иди и с матерью поговори,— ответил Демир-Шилги.

Снова подумал богатырь Тевене: «Не для того мужчина рожден, чтоб одиноким быть. Пойду и у матери старой спрошу, какова же моя судьба».

Он скорее вернулся домой, к столбу привязал коня — трижды повод вокруг завернул и мертвым узлом завязал. В юрту вбежал, а мать говорит:

– Какой ты веселый, сын! Что видел, что слышал, скорей расскажи, скорей расскажи, сынок!

– Есть ли где-нибудь девушка, хоть самая захудалая, которая бы в юрту мою юной хозяйкой вошла? Девять лет я не решалась с тобой об этом заговорить, ведь у доброго молодца тысяча желаний.

– Мой Тевене, ты у меня один. В верхнем мире, на всех тридцати трех его небесах, достойной тебя, мой сын, красавицы нет. Если в нижний мир за счастьем пойти — достойной и там не найти. Но живет на севере грозный хан Кавынды. Самая младшая из восемнадцати его дочерей так прекрасна, что по­добной не отыскать в верхнем мире, на всех его небесах. Зовут красавицу просто: Терге-Кара[7]. За нее боролись батыры из многих стран. Но слишком силен отец, Кавынды-хан. Ни один, имеющий локти, не смог его одолеть. Ни один, имеющий челюсти, не переспорил его. Не знаю, сможешь ли ты перед ним устоять.

Тевене ответил:

— Не беспокойся, мать. Видно, мне суждено на севере счастье искать.

— Не беспокойся и ты за меня,— ответила мать. — Своего последнего часа я жду давно. Главное — был бы ты цел-невредим. Будь осторожен. Сам за собой следи. Чужая земля не­мила. Знай: один человек бывает хитрее другого, так же как конь бывает резвее другого коня.

И она накормила сына такой едой, которой надолго насытился Тевене. В суму его положила запас этой еды.

Тевене завернул серых птиц, в которых хранилась его душа, в косу любимой матери и сказал:

— Будет дорога моя хороша — станет крепче узел твоей косы. Если будет тяжелым путь — ослабнет узел твоей косы.

На рассвете нового дня сел Тевене-Мёге на лихого Демир-Шилги и помчался на север, туда, где живет могучий хан Кавынды.

Низкие горы лежали — конь по гребням бежал. Высокие горы вставали — конь по склонам скакал. Но вот он замер, вдаль посмотрел и сказал:

– Хоть и добрый ты богатырь, да мало ума у тебя. Тот, кто отправился в дальний путь, должен смотреть вперед. Там, где сливаются девять рек, где сходятся девять дорог, видишь, черное что-то стоит? Как ты думаешь, это что?

– Наверное, это стоит гора.

— О нет, дорогой Тевене: в несокрушимой каменной юрте охрана хана сидит!

— Если охрану мне не пройти, то нечего к хану идти! — Засмеялся силач, ударил коня и с юртою рядом встал.

Любимую саблю в шестьдесят саженей вытащил богатырь, размахнулся и несокрушимую юрту легко рассек пополам. Старик и старуха вышли из юрты и ласково говорят:

— Люди, которые едут мимо, обычно заходят к нам. Откуда ты приехал, сынок с пламенем в черных глазах? — И трубку ему поднесли.

Вытащил Тевене свою дорогую трубку, протянул старикам и подумал: «Почему они здесь, где нет ни живой души?»

Вдруг его конь закричал:

— Что ты куришь, ведь это же черный яд!

Тевене подскочил к коню, схватил из сумки целебной травы и вмиг ее проглотил. И черными струями вытек яд из носа и изо рта.

— Не простые люди живут там, где сливаются девять рек! — сказал Тевене, и эхо, как гром, прогремело в грозных горах.

Вмиг вскочил богатырь на Демир-Шилги, накинул на ста­рика и старуху золотой крепкий аркан и так натянул узду, что удила разорвали щеки коня и дошли до его ушей. Конь рва­нулся вперед, и уже через миг позади остались девять перева­лов и девять рек. Тевене оглянулся назад и увидал, что от ста­рика со старухой остались две головы. Оскалив зубы, смеялись две головы.

И снова конь рванулся вперед. Много рек перелетел. Много перевалов перемахнул и наконец устал. Оглянулся назад Тевене-Мёге, а злых голов уже нет. Они испарились от жара копыт его дорогого коня.

Устал Тевене, и конь устал. Им бы поесть, отдохнуть. Но и травы и воды в этой стране — все испаряло яд. Л листья были, как сабли, крепки и остры.

Тевене по тридцатитрехслойной радуге устремился в верхний мир, чтобы из девяти источников выпить аржан-воды[8]. Там он коня своего отпустил: пусть пасется железный конь. Досыта поел, досыта попил и думать стал богатырь. И оказалось, что он почти полгода уже в пути! И сказал богатырь:

— Так не пойдет. Надо ехать только вперед!

При помощи своих волшебств он понял, что старик и старуха — шулбусы[9], хранители покоя хана Кавынды. «Все-таки меньше одним врагом». И посмотрел вперед. Там, где сливались девять рек, в небо уперся чум. В нем сидели седая старуха и белоголовый старик. Там, где сходилось девять дорог, стояло девять шатров. Девять желтых красавиц сидели в желтых шатрах. А дальше — море с черной водой, а над морем клубил­ся пар. А дальше, за морем, была земля, где жил Кавынды-хан.

Сел богатырь Тевене-Мёге на Демир-Шилги-коня и с верхнего мира по девятицветной радуге быстро спустился вниз. Вот он, в небо упершийся чум. Тевене соскочил с коня. Из чума вы­скочили старики и приветливо говорят:

— Люди, которые едут мимо, обычно заходят к нам…

Но Тевене стариков оборвал:

— Замолчите, знаю я вас. Вы — два медведя Кавынды-хана, вы — охрана его!

И тут старик обернулся медведем и ринулся в верхний мир. Тевене натянул свой жестокий лук, и медведя стрела догнала. А медведица ринулась в нижний мир, но мудрый Демир-Шилги увидел ее, в два прыжка догнал и копытами растоптал. «Убран с дороги еще один враг»,— подумал храбрый силач.

Там, где сходилось девять дорог, стояло девять шатров. Девять желтых красавиц выбежали и говорят:

— Отпусти коня своего пастись на склоны вон той горы, и вместе пойдем на озеро — поиграем, поговорим.

«Что тут плохого, — подумал силач, — поиграю, поговорю». И к берегу вместе с ними пошел. Мудрый конь закричал:

— Что ты делаешь? Остановись! Видно, ты захотел свою жизнь желтым шулбусам отдать!

Опомнился Тевене. Шулбусов он разрубил пополам и поскакал вперед.

А вот и море с кипящей черной водой, а над черным морем клубится горячий пар.

Это — ядовитое море хана! — громко вскричал богатырь.

Откуда, откуда он это узнал?! — голос моря силач услыхал.

И высохло море. Не стало его. Охрану Тевене победил. Слушайте дальше. В паршивого жеребенка Тевене превратил коня, а сам превратился в мальчишку в лохмотьях и пошел по ханской земле. По пути ему встретился белоголовый табунщик с табуном, к его седлу белый когержик[10] был приторочен

– Откуда ты пришел, богатырь с пламенем в черных глазах? — спросил парнишку старик.

— Я — бедный мальчик. Ищу, где дадут поесть. Я слыхал, очень богат хан Кавынды. Говорят, у него в избытке бора-быда, говорят, у него в достатке божа-хойтпак[11].

Вскоре его встретили сто табунщиков, пасших сто синих табунов. Одни закричали:

— Шальная стрела, бродячий бешеный бык! Ответь, зачем ты появился в наших краях?

— Какой он вшивый, какой он грязный! Откуда он к нам пришел?

— Он опозорит нашего хана! Голову ему отрубить!

Но другие жалели бедного паренька.

— Каких только людей не бывает, — говорили они.

Тевене им сказал:

— Я — бедный мальчик. Ищу, где дадут поесть. Я слыхал, что у вашего хана в избытке бора-быда, в достатке божа-хойтпак.

Засмеялись табунщики и ускакали прочь. Дальше пошел Тевене по ханской земле.

Семь желтых девушек пасли семь тысяч овец, два желтых парня пасли двести телят. Увидав Тевене с жеребенком, девушки опустились на землю и начали хохотать. Падали вперед — их косы касались земли, падали назад — их косы касались пят. Мальчик в отрепьях спросил:

— Разве вы оборванцев не видели? Я ищу такие места, где в избытке бора-быда, где в достатке божа-хойтпак. Неужели у вас не найдется ягненка, чтобы голод мой утолить?

— Желтые парни хану обо всем донесут,— ответили желтые девушки, перестав хохотать,— но раз ты такой несчастный — мы поможем тебе.

И девушки привели годовалого барашка, чтобы голод его утолить.

Мясо зажарил, съел и к хану пошел Тевене. У самого края коновязи конька своего привязал. В ханском аале мальчики в разные игры играли, но, увидев его, все побежали прочь. А взрослые закричали:

— Что за паршивый щенок?

— Он не из нашего мира! Откуда такой пришел?

В самую крайнюю юрту Тевене заглянул. Там гнали для хана крепкую араку[12]. Тевене под струйку подставил ладони, выпил один глоток, и про себя подумал: «Если мне удалось попробовать самое лучшее из ханской еды-питья, значит во всех состязаниях должен я победить».

И обо всем, что видел, рассказал своему коньку.

– Если на эту ночь мы останемся здесь — нас не минует беда, — ответил ему конек.

Тевене послушал коня, и они отправились в степь. Напротив аала хана мальчик поставил шатер — огромный белый шатер в огромной желтой степи. А потом превратил своего конька в железного Демир-Шилги, а сам стал снова Тевене-Мёге, могучим богатырем. Вбил у шатра железный столб, к нему привязал коня — трижды повод вокруг завернул и мертвым узлом завязал. А потом зашел в свой белый шатер и улегся спать-отдыхать.

Наутро ханские слуги увидали чудо в степи: возвышается белый шатер, огромный, как снежный склон! А рядом с шатром стоит невиданный конь. Уши его упираются в небеса!

Испугались слуги — и к хану бежать. Рассказали ему обо всем. Хан Кавынды подумал и говорит:

— Или это приехал великий хан, или это — невиданный богатырь. Идите к нему. И все узнайте скорей!

Трое слуг вошли в огромный шатер. Но хозяин на них даже не посмотрел. Слуги с утра до вечера стояли, боясь моргнуть. А хозяин как начал есть с утра, так до самого вечера ел. Будто был глухим, будто был слепым, не видал ничего вокруг!

Испугались слуги и побежали назад. Когда выбегал последний — поднял богатырь глаза. А слуги к хану примчались, рассказывают о богатыре:

— Он, ненасытный, сидит за большим ширэ[13]!

— Он сидит на девяти дорогих коврах!

— Будто озера бушуют его глаза!

— И шестнадцать складок идут через грозный лоб!

— Когда мы вошли — он на нас не глядел!

— Будто глухой, будто слепой сидел!

— На наши вопросы не пожелал отвечать!

— Такой не будет нас за людей считать!

Назавтра трех слуг-китайцев, трех волшебников отправил Кавынды к шатру, что в степи стоял, будто снежный склон:

– Нет на земле человека, который не видит, не слышит, если он вас не заметит — бейте, пока не умрет!

Эти слова услыхал мудрый Демир-Шилги. Он сказал Тевене:

— Левое свое колено в наковальню скорей преврати. А скулы и голову прозрачным ядом намажь.

Тевене превратил колено в наковальню, а скулы и голову смазал ядом. Вошли трое послов. Старший, средний и младший — каждый отвесил поклон. Тевене на послов даже не посмотрел. Старший тогда сказал:

— С богатырями и с ханами разговаривал я не раз! Почему ты молчишь, кулугур[14]?

И правой ногой со всего размаху в левое колено пнул богатыря. Да только ногу свою сломал. И с воем назад захромал.

— У него железное колено! — крикнул, выходя из шатра.

— Я ему скулы сверну! — поклялся второй посол. И ударил богатыря кулаком. И отвалился кулак.

— У него ядовитые щеки! — закричал, выходя из шатра.

— Его голову я раскушу, как орех! — младший посол закричал. Щелкнул зубами, но выпали зубы. И с ревом посол убежал.

Назавтра хан Кавынды кликнул красавицу Шулбу-Сарыг[15], знавшую сто восемь волшебств.

— При помощи мудрых волшебств одолей богатыря и коня!

Но мудрый Демир-Шилги поставил на ее пути тысячу своих волшебств. И стали они недоступны для злобной Шулбу-Сарыг! Конь сказал Тевене-Мёге:

— Надо встретить Шулбу-Сарыг. Смотри, зря слова не роняй. Находчивым, ловким будь!

Красавица смело вошла в шатер. Тевене предложил ей сесть на черный блестящий олбук[16]. Потом ей красивую трубку свою протянул. Красавица говорит:

— Когда куришь трубку наших людей — будто сахар, приятен дым. А ваш табак — какой-то другой, какой-то странный табак.

Тевене не нашелся, ответить не смог. Конь шепотом говорите

— Вот видишь, в одном ты уже уступил. Крепче давай держись!

Тут она применила сто восемь волшебств. Сто восемь применил Тевене. Она изменила облик сто восемь раз. И тысячу раз — Тевене! И стал недоступным мудрый силач для злобной Шулбу-Сарыг! Она прибежала к Кавынды-хану и гoворит:

— Он не из нашего мира! Он — истинный богатырь! В нем совместились облики ста человек. Он похож на черного яростного быка. В нем совместились облики тысячи человек. Он похож на страшного, бешеного быка! Человек с ним спорить не может, он знает тысячу разных волшебств. А конь его безупречный знает больше, чем богатырь. Нет в этом мире силы, чтобы Каться с ним. Я теперь поняла: это — сам Тевене-Мёге со своим Демир-Шилги, неутомимым конем!

Рассвирепел великий хан Кавынды. И сказал: Я сам отправлюсь к нему.

Он вошел в белый шатер и подумал так: «Он поставил шатёр на моей земле. А раз так — пусть сам и начнет разговор».

Тевене положил перед ханом девятислойиый олбук. И по­думал: «Будь хан ты или слуга, но если дверь мою отворил — сам начинай разговор». И молча трубку свою протянул. Хан рассмеялся, белыми зубами сверкнув, трубку взял, покурил, взамен протянул свою.

Придя домой, хан подумал: «Моя вина. Надо добром пого­ворить, имя свое назвать». И снова пошел к Тевене. Он взял блестящий белый кадак[17].

Демир-Шилги говорит:

— Сейчас к нам в гости явится хан. Приготовь хорошей еды. Пусть будет плохо, пусть хорошо — протяни ему белый кадак.

Хан несмело опять вошел. Только он начал вынимать свой кадак, как Тевене положил перед ним девятислойиый черный олбук, выставил много еды и первым протянул свой белый кадак. Хан подумал: «Он — вежливый богатырь, и доброе у него лицо… Но что у него в душе?» И сказал:

— Ты приехал издалека, мой новый, мой лучший друг. Что ты ищешь в моей земле? Все, что захочешь, отдам!

Тевене ответил:

— Когда хан так по-доброму со мной говорит, что я, про­стой человек, могу сказать? Я приехал за младшей из твоих дочерей, за прекрасной Терге-Кара. Прошу принять, это — суй-белек[18]. — И вытащил из черной сумы кусок серебра с голову волка и кусок золота с голову коня.

Хан взял подарки, заулыбался и пригласил Тевене к себе. Хан вышел первым. За ним — богатырь. И пошли через степь в аал. Тевене заметил, что хан Кавынды, шагая по мерзлым местам, достает до черной земли, а шагая по талым местам, погружается в землю до колен. Богатырь подумал: «А как же я?» И заметил, что шагая по мерзлым местам, он погружается в землю до колен, а шагая по талым местам — погружается в землю по грудь!

Они вошли в ханский золотой дворец. Хан положил перед богатырем девятислойный олбук и поставил о девяти ножках черный ширэ. Только дотронулся до него богатырь — разва­лился ширэ на куски. «Если я сломал вещь хозяина — нечего от хозяина ждать добра», — подумал про себя богатырь и на землю сел.

И начал хан гостя поить аракой. Каждый день слуги готовили араку. Каждый день ругали могучего богатыря.

— Он ненасытный! Без устали пьет и ест! Сколько он может сожрать в один присест? Ведь если сложить все, что ему принесли, из араки получилось бы море, а из еды — Танды[19]!

Но снова и снова наливал араку хан Кавынды. Хан делал вид, что пьет, но сам старался не пить.

И подумал вдруг Тевене: «Целый месяц прошел, как сели мы пировать! Целый месяц прошел, как я привязал коня!» Он встал и сказал:

— Пойду отвяжу коня. Пусть на зеленых холмах пасется Демир-Шилги. — И быстро пошел к коню.

Хан Кавынды вслед посмотрел: сильно ли гость опьянел? И увидел, что ноги богатыря — как два железных столба! Тевене не качался. Как будто не пил, как будто не пировал!

Богатырь вошел в свой белый шатер и начал книгу листать. Золотую волшебную книгу быстро он прочитал. И увидел, что ханские клятвы в дружбе — это черная ложь. Хан тайком натягивает тетиву. Хан тайком готовит богатырей. Со всех сторон света спешат к нему силачи. А в нижнем мире самый меткий стрелок уже натянул свой черный жестокий лук. По знаку хана, как только начнется борьба, он выпустит звонкую бешеную стрелу, чтобы сердце и легкие Тевене пронзить.

Вмиг разобрал богатырь свой белый высокий шатер. В суму его уложил. Суму приторочил к седлу. Сел на Демир-Шилги и сказал дорогому коню:

— Как же так получается? Суй-белек я ему привез, золото и серебро я почтительно преподнес, я хотел побрататься с ним я, а он готовил мне смерть, а он, пока я гулял, стрелу в меня направлял, натягивал черный лук, «мой новый, мой лучший друг»!

— Скорее белою саблей разруби белую юрту, скорее хватай красавицу — и отправимся в верхний мир! Иначе — голову сложишь! — ответил Демир-Шилги.

Тевене белою саблей вмиг рассек белую юрту, быстро схватил красавицу и натянул узду. Конь от земли оторвался и, как ястреб, вверх полетел. У самого верхнего мира он посмотрели на землю: там бушевал огонь. Это из нижнего мира самый меткий стрелок выпустил в них стрелу.

– Приготовь свои стремена с львиными головами, чтобы остановить стрелу! — крикнул Демир-Шилги, — А я стальные копыта поставлю на ее пути.

Только он это сказал, стрела попала в копыта, с шипением отскочила и полетела вниз.

И вот Тевене-Мёге, мудрый Демир-Шилги и прекрасная Терге-Кара достигли верхнего мира. Они долго там отдыхали. И вдруг могучий силач вспомнил Арзылан-Тайгу. «Жива ли добрая, старая мать? Жив ли пес Качига-Калдар?» И утром нового дня, притянув трехцветную радугу, устремился по ней домой. Вот и родная тайга. Но где же белая юрта, где мать, где бесчисленный скот, где пес Качига-Калдар?

Тевене поставил шатер, коня отпустил пастись: пусть мудрый Демир-Шилги набирается свежих сил. Богатырь остался с красавицей. Но она ничего не ела и ни слова не говорила. И Тевене загрустил.

Однажды он шел по тайге. И почуял запах собаки. Он побежал на запах и, радостный, вдруг увидал: лежит в норе тарбагана его Качига-Калдар! Тевене взял на руки пса и принес в свой белый шатер. Но пес ничего не ел и ни слова не говорил. Лишь показывал лапой на пасть. «Ни красавица, ни собака не говорят со мной! Одинокий я человек!» — с грустью подумал силач. Вдруг сказала Терге-Кара:

— Посмотри-ка, из горла собаки черное что-то торчит. По­тому она и молчит.

Тевене вытащил что-то черное из пасти умного пса. Пес сначала поел, а наевшись, заговорил:

— Жестокий Кудун-Хулюк[20] с Хулер-Хурен-конем[21] на нашу тайгу напал, разграбил родной аал. Он старую мать угнал и бесчисленный скот угнал. Он хотел убить воробьев, в которых твоя душа. Но я схватил воробьев и побежал на юг. Долго гнался за мной жестокий Кудун-Хулюк. Девять перевалов перешел, девять рек переплыл. Иногда он меня догонял и белой саблей рубил, бил по моей спине, когда меня настигал, но только мороз по мне, по шерсти моей пробегал! В озеро я вбежал и превратился в ленка, а он превратился в тайменя и гнался, гнался за мной! Я превратился в ворону и в верхний мир полетел, а он превратился в орла и крыльями засвистел! Но я завернул к земле. Я превратился в сурка и прятался среди них, но зоркий Кудун-Хулюк и там меня разыскал! Я вернулся в наши места, на нашу Арзылан-Тайгу, и тут один тарбаган спрятал меня в норе. Там ты меня и нашел. Мне-то что, но ведь я, чтобы спасти воробьев, в которых твоя душа, с корнем вырвал косу, вырвал седую косу матери старой твоей!

— Я ему отомщу! — сказал Тевене-Мёге. — Он превратил в рабыню седую старую мать! Ну берегись, кулугур, жестокий Кудун-Хулюк!

И он, заскрипев зубами, стал собираться в путь.

— Слушай меня, жена, прекрасная Терге-Кара, слушай меня, мой пес, верный Качига-Калдар! Эту суму собрала для меня добрая мать. В этой суме оставляю для вас еду. Семь лет будете есть эту еду. Если за это время я сюда не вернусь — считайте, что я погиб и уже никогда не вернусь.

Он кликнул Демир-Шилги, и конь через миг прибежал. Бо­гатырь доспехи надел, оседлал дорогого коня, взял свой жестокий лук и поехал по следу врага. Прячься, Кудун-Хулюк, если жизнь тебе дорога!

Молодая Терге-Кара не берегла еду. Кузнечикам, птицам, зверькам она раздала еду. Всего три года прошло, а ей уже нечего есть! И загрустила она. Вспомнила свой аал, вспомнила свой табун. Она превратилась в ястреба и полетела домой. Вот и родная страна. Увидала Терге-Кара, что все здесь осталось, как было: стоят восемнадцать юрт, возле них — восемнадцать отар. Она превратилась в бабочку и летала-играла три дня.

А потом стала прежней красавицей молодая Терге-Кара и пришла к своему табунщику, к верному Даш-Кара[22].

— Мы с тобою должны уйти от грозного Кавынды, угнать овец и коней, угнать на Арзылан-Тайгу. Там я теперь живу. Я — жена Тевене-Мёге.— Так сказала Терге-Кара и рассказала ему, каким путем уходить, как Арзылан-Тайгу разыскать.

«Я сегодня уйду от грозного Кавынды! Может, я вижу сон?» — так думал Даш-Кара. А когда наступила ночь, он погнал огромный табун и отару белых овец на юг, на Арзылан-Тайгу. Там он поставил юрту и на зеленых склонах пас несравненный скот.

Слушайте дальше. Богатырь Тевене-Мёге спешил но следам врага. И вот он увидел пепел из трубки Кудун-Хулюка. Этот пепел лежал, как отара серых овец. Богатырь подумал: «А если я выбью трубку свою?» Он выбил трубку, и оказалось, что пепел его лежит, как две отары серых овец! Скоро он увидал, что где кричал Кудуи-Хулюк, камни дробились в песок. Тевене подумал: «А если я попробую покричать?» Он крикнул, и дрогнули скалы вокруг и с грохотом рухнули вниз! Он дальше поехал, и скоро конь, как вкопанный, встал и сказал:

– Хоть и добрый ты богатырь, да мало ума у тебя! Неужели мы въедем в аал врага такими, какие мы есть?

Тевене превратил Демир-Шилги в высохший конский навоз, себя превратил в стебелек ковыля и с ветром вперед полетел. Остановился у золотого колодца и решил подождать. И вот к колодцу его старая мать подошла, измученная седая и тощая мать силача Тевене. К одной руке ее прирос ковш, а к другой — кувшин. Вдруг она сказала:

— Я чувствую запах. Где ты, где ты, сынок?

Тевене принял свой прежний вид, стал Тевене-Мёге, неви­данным силачом, кусок навоза превратил в коня и взлетел на вершину Хурен-Ала-Тайги[23], которой владел его враг, жесто­кий Кудун-Хулюк. Грозным ревом Тевене прокричал:

— Эй, где ты, Кудун-Хулюк?! В юрте ты или в земле, выходи на бой, кулугур!

Этот крик со свистом, как пуля, влетел в ухо врага, со свистом вылетел из другого уха и юрту его встряхнул!

— Такого бродягу к своему жилью я и близко не подпущу! Сейчас я выйду тебе навстречу. Посмотрим, кто победит!

— Чем будем драться — черным железом, что сделали кузнецы, или красными кулаками, что дали нам мать и отец? — спросил Тевене-Мёге.

— Будем драться и черным железом и красными кулаками! — ответил Кудун-Хулюк, и его багровые щеки стали белыми, как молоко.

Они решили сначала друг в друга стрелять. Кудун-Хулюк с утра до вечера, с вечера до утра натягивал тетиву и, вскрикнув: «Пронзи сердце-легкие Тевене!» — выпустил стрелу. Стрела попала в грудь Тевене и сломалась в трех местах. Силач превратил ее в целую и сказал:

— Возьми, кулугур, эту щепку назад, она пригодится тебе!

Стрелу он швырнул врагу и начал натягивать тетиву, и стрелу пустил, крикнув: «Пронзи сердце-легкие Кудун-Хулюка!» Та стрела пронзила и сердце и легкие лихого, злого Кудун-Хулюка, и вырвавшись из его спины, ринулась в верхний мир!

И крикнул Кудун-Хулюк:

– Ржавое железо не годится для боя! Попробуем кулаки! — Он начал натягивать черный содак из кож семидесяти лосей.

Богатыри, разойдясь в разные стороны света, начали танец орла[24]. Пока они танцевали, колебалась земля. Они прошли че­рез три желтые степи, через три зеленых тайги. Тевене посмотрел на бедра Кудун-Хулюка: они дрожали и были похожи на два огромных белых горных хребта. Кудун-Хулюк посмотрел на бедра Тевене: они двигались, переваливаясь, и были похожи на два бурых горных хребта. Силачи сшиблись, как две скалы, схватились, как два верблюда, поглядывая друг на друга исподлобья, как два быка.

Неизвестно, сколько лет пронеслось. Зиму узнавали по инею, лето узнавали по росе. Мускулы Тевене-Мёге вскипели и стали тверже стали, а мускулы Кудун-Хулюка сникли, будто растаяли. Улучив момент, Тевене схватил врага ловкой хваткой и понес его над кудрявыми деревьями, под кудрявыми облаками и так его бросил, что всколыхнулось голубое небо, вздрогнула черная земля!

— Когда убивают скотину — кровь у нее берут. Когда убивают мужчину — слово его берут! Говори свое слово, Кудун-Хулюк!

— Езди на моем коне, как на своем. Береги моего коня, как своего! — сказал поверженный богатырь.

Тевене его мясо от костей отодрал и по всей земле разбросал, чтобы птицы съели его. А кости его спалил на костре и пепел разбросал по степи.

— Еще одного врага победил, — сказал Тевене. — Грабил меня лишь Кудун-Хулюк, слуги его ни при чем. Их не буду я убивать. Я их возьму себе.

И он погнал всех слуг и весь скот. Впереди поехала мать. На полпути сказал Тевене:

— Я поеду вперед. Там, где будет черта вдоль пути, двигайтесь ночью и днем. Там, где будет черта поперек, можете отдыхать.

И он умчался к родной тайге, вспоминая Терге-Кара. Подъехав близко к своей земле, вдруг увидал богатырь, что склоны зеленой его тайги покрыты чужим скотом. Он рассердился и закричал:

— Кто занял мою тайгу? Кто поселиться на ней посмел? Кто так силен и смел?

Услышав сердитый крик Тевене, красавица Терге-Кара превратила в ветку священного дерева табунщика Даш-Кара. Сама она стала невидимой и стала ждать Тевене. Богатырь подошел к священному дереву и увидал, что оно стало еще пышнее, чем было когда-то давно. И решил Тевене-Мёге: «Если бы враг сюда приходил, он бы его спалил. А если ветки его расцвели — значит, друзья пришли!» И вдруг Тевене почувствовал запах прекрасной Терге-Кара.

— Где ты? Куда ты спряталась? — крикнул ей богатырь.

Терге-Кара приняла свой облик и рассказала богатырю, что за три года съела припасы и поэтому привела свой скот.

— Вот он, пасется на склонах Арзылан-Тайги. Я испугалась гнева твоего, Тевене, и спрятала табунщика в дерево, чтобы ты его не убил.

— Зачем человека в дерево прятать? — сказал Тевене. Он плетью ударил по дереву, и на землю упал Даш-Кара.

Богатырь отпустил коня — пусть набирается сил. Скоро к Арзылан-Тайге прикочевал аал — скот, люди и слуги убитого силача. Старшую его жену Тевене отдал старику, табунщику Даш-Кара. Дужуметов сделал табунщиками, а табунщиков — дужуметами. И пошла спокойная жизнь.

Но вот однажды красавица говорит:

— Если мой отец, жестокий хан Кавынды, выскочит из-под земли в нашем шатре — не миновать беды! Но если он придет по земле — ты его победишь.

Тевене на юг перекочевал, на новом месте поставил аал. Жестокий хан Кавынды вышел из-под земли в том самом месте, где раньше стоял шатер. Удивленный хан огляделся. Но пусто было вокруг. Не было даже вороны, чтоб каркнуть, не было даже сороки, чтоб прокричать. Конь его, Кан-Хурен[25], говорит:

— Тевене поселился на южном склоне Арзылан-Тайги. Надо найти богатыря, надо сразиться с ним.

Через миг хан Кавынды был на том склоне тайги, у шатра Тевене-Мёге.

– Ты жив или мертв, Тевене? В юрте ты или в земле? Выходи на бой, кулугур! — И подбежал к дверям.— Живым останусь или умру, но хоть раз взгляну на Терге-Кара!

Но богатырь в юрту его не впустил.

– Мы встретимся в желтой степи! — крикнул ему Тевене. И вот в длинной желтой степи каждый натянул на себя чёрный крепкий содак. Разойдясь в разные стороны света, они начали танец орла. Пока они танцевали, колебалась наша земля.

Тевене-Mёге посмотрел на хана Кавынды. Бедра его были похожи на две горы. А спина похожа была на огромный овраг. «Да, трудный на этот раз мне попался враг!» Они сшиблись, как две скалы, схватились, как два быка. Неизвестно, сколько лет пронеслось в борьбе. Зиму узнавали по инею, лето узнавали по росе. Хан Кавынды хотел ударить Тевене ногой и забросить в небо, но Тевене был увертлив, как коршун. И вот из подмышек хана начала падать пена хлопьями величиной с овцу.

— Что это с тобой? — спросил Тевене-Мёге.

— Когда разгуляется тело мужчины, бывает так! Теперь держись, кулугур!

Скоро кожа Тевене-Мёге стала красной от темени до груди.

— Что это стало с тобой? Даже рукам горячо! — крикнул хан Кавынды.

— Когда разыграется кровь мужчины, бывает так! Теперь берегись, кулугур! — Он схватил хана ловкой железной хваткой и над черными тучами потащил, под белыми облаками закружил и так его стукнул о землю, что гром пронесся по небу, толчки прошли по земле.

Тевене вытащил огромную трубку, набил ее красным табаком, выкурил не спеша и выбил пепел на белую ханскую грудь.

— Когда убивают скотину — кровь у нее берут. Когда убивают мужчину — слово у него берут! Говори свое слово, хан Кавынды!

— Я провинился перед тобой. Что хочешь, делай со мной. Только коня моего береги, как лихого Демир-Шилги! Да семнадцать нежных моих дочерей береги, как Терге-Кара.

Тевене разорвал его на куски, а куски разбросал по земле.

«Пусть птицы едят их и муравьи!» А кости спалил дотла.

— Еще одного врага одолел! — сказал Тевене-Мёге. Он сел на могучего Демир-Шилги, а Кан-Хурена повел на поводу. Дома спать лег богатырь на месяц, на тридцать дней. Но он совсем немного проспал и услышал громовой крик.

— Ты жив или мертв, Тевене? Выходи на бой, кулугур!

Это кричал ханский меткий стрелок, тот самый, который натягивал черный жестокий лук, пока вероломный хан поил Тевене аракой. Тевене-Мёге выбежал из шатра и пошел навстречу стрелку. А тот уже натянул тетиву, чтобы сердце-легкие Тевене пронзить.

— Кто будет первым? — спросил ханский стрелок.

— Пусть даже ты! — ответил ему богатырь.

Стрела стрелка попала в грудь Тевене, отскочила и прямо в черную землю ушла. Стрела Тевене пронзила стрелка насквозь и, сталью блеснув, ринулась в верхний мир.

— Еще одного врага усмирил! — сказал богатырь Тевене.

Он вернулся домой и снова заснул долгим и крепким сном.

И вдруг сквозь сон услыхал богатырь тонкий протяжный крик:

— Где ты, в юрте или в земле? Выходи на бой, Тевене! Что ты хочешь — черное железо или красный кулак? Где ты, проклятый враг?

– Кто ты, сынок с нежным голоском?

— Я сын злосчастного Кавынды-хана, который жил в северной части земли. Я — Сайин-оол-Мёге[26] с Тайга-Сарала-конем!

— Конечно, сынок, лучше сразиться на кулаках.

Сайин-оол стреножил коня, натянул содак. Тевене тоже надел содак и вдруг увидал, что слишком велик ему черный крепкий содак. Оказалось, что тело его похудело, стало маленьким огромное тело.

Они схватились, как две стальные скалы. Неизвестно, сколько лет боролись они. Где горы стояли, там стала ровная степь, где были степи, там появились моря. Тевене хотел закинуть противника в небо, но тот был ловок, как коршун, увертлив, как ястреб. И вот на одно мгновение Сайин-оол ступил на такое место, где было ему легко. Он сразу оторвал Тевене-Мёге от земли, закружил в небесах, ударил о землю и последнее слово спросил.

— Похорони меня на склоне Арзылан-Тайги, под священным деревом, которое пышно цветет, — попросил Тевене.

— Нет, я вырою пропасть глубиной шестьдесят саженей и брошу тебя туда, а сверху прикрою горой!

Он выкопал пропасть глубиной шестьдесят саженей. И вдруг пополам разделился богатырь Тевене-Мёге. Сайин-оол бросает в пропасть грудь, но вылезают ноги, он бросает в пропасть ноги, но вылезает грудь! И вот сто восемь костей Тевене побежали в сто восемь сторон! Сайин-оол бросился их собирать. «Если оставлю одну лишь кость, она превратится в злого, безжалостного врага».

«Хозяин мой дерется до последних костей. Что же я стою и смотрю?» — подумал Демир-Шилги. И, путы железные разорвав, он подбежал к врагу и так копытом его лягнул, что разрубил пополам. Конь Сайин-оола Тайга-Сарала к хозяину подскакал, вмиг обе половины зубами схватил и поскакал домой. Демир-Шилги устремился вслед. Но тот был уже у реки, он превратился в рыбу. Но и в воде догоняет Демир-Шилги. Тайга-Сарала птицей взмыл и принес Сайин-оола домой. Семнадцать красавиц оживили его.

Слушайте дальше. Терге-Кара услыхала шум и выглянула из дверей. К шатру шагали цепочкой, шагали одна за другой сто восемь костей Тевене! Красавица быстро их собрала, отнесла в шатер, превратилась в сильного серого ястреба с головой коня и устремилась в верхний мир. Там в лесу она встретила одинокого старика. Она содрала с него мясо, превратила его в пятнадцатилетнего мальчика, вернулась на землю и опустилась у своего шатра. Кости Тевене она скрепила этим мясом, и стал Тевене двадцатипятилетним богатырем!

— Ба! Как долго я спал! — воскликнул он и на крепкие ноги вскочил.

А Сайин-оол-Мёге вернулся, чтобы уничтожить сто восемь костей Тевене, и увидел, что тот стал двадцатипятилетним богатырем. Они схватились. На этот раз победил Тевене.

Он пригнал на Арзылан-Тайгу весь скот, всех слуг, всех людей злобного Кавынды. И началась спокойная жизнь.

И вот наконец Терге-Кара мальчика родила. Рыжая кобыла в тот же день трех жеребят принесла.

Среброгрудый мальчик за день вырастал, как за год. А через восемнадцать дней стал восемнадцатилетним богатырем. На охоте он убивал самого серого из волков, самого черного из соболей, самую красную из лисиц.

Однажды он услышал разговор матери и отца.

— Наш сын стал могучим богатырем. Равного ему не найти. На юге, где сливаются небо с землей, живет Кошкар-Баштыг-хан[27], владеющий Хорумнуг-Ала-Тайгой[28]. Есть у него красавица дочь Узун-Назын[29]. Думаю, что она могла бы сыну нашему подойти. Но их земля слишком далеко.— Так говорила Терге-Кара.

Юный сын вошел и сказал:

— Нет земли, куда не добрался бы человек! Я поеду сейчас!

Но отец его, Тевене-Мёге, сказал:

— Не спеши, сынок. У тебя еще даже имени нет, даже материнское молоко не обсохло на твоих губах.

Назавтра Тевене собрал мудрецов своей земли. Но ни один из них не решился дать имя богатырю. И тогда из толпы вышли седая старуха и белоголовый старик.

— Если никто не решается дать достойное имя богатырю, мы согласны, если позволите — мы его наречем, — сказали они.

— Тому, кто даст достойное имя нашему сыну, мы выделим скот из своего скота, добро из своего добра, — ответил Тевене-Мёге.

– А что, если назвать его Дем-Тээли с конём Хан-Шилги[30]? — предложили старики.

Обрадовались доброму имени мать и отец и дали награду старухе и старику.

— Имя у сына есть. Но где взять коня Хан-Шилги? — спросил Тевене-Мёге. — Ведь наш сын садился уже на многих коней, и у любого из них сразу ломался хребет.

— Да, среди ваших коней нет коня, который мог бы везти меня! — подтвердил сын-богатырь.

И сказала Терге-Кара:

— Младший из трех жеребят рыжей кобылы быстрее других растет. Думаю, сын мой милый, жеребенок тебе подойдет.

— Куда уж там жеребенку, если взрослые кони не могут меня везти! — рассмеялся сын-богатырь. Но все-таки взял аркан и пошел к табуну. На рыжего жеребенка набросил аркан, и жеребенок пустился вскачь. Через девять перевалов, через девять рек богатыря за собой проволок. А потом голову повернул назад и дружелюбно сказал:

— Я вижу, ты сможешь ездить на мне.

— А ты, я вижу, сможешь меня носить,— ответил юный силач.

Дем-Тээли взял у отца узду и седло. А когда оседлал жеребенка — тот стал Хан-Шилги-конем. Дем-Тээли надел долговечные идики[31], доспехи и стал молодцем, с которым сравниться не мог ни один богатырь. Мать Терге-Кара на дорогу сказала ему:

— Сын, на чужой земле тебя ждут три беды. Вот тебе шелковые кадаки и шелковые олбуки трех цветов.

Дем-Тээли вскочил на коня Хан-Шилги и полетел на юг. Расстояние в годы езды — за месяц конь пролетал, расстояние в месяц — за день одолевал. Низкие горы лежали — конь по гребням бежал. Высокие горы вставали — конь по склонам скакал. Но вот он замер, вдаль посмотрел и сказал:

— Хоть и храбрый ты богатырь, да мало ума у тебя. Тот, ктo отправился в дальний путь, должен смотреть вперед. Как думаешь, что это черное там впереди?

– Может быть, это гора, конь удалой? А может, Демир-Мёге[32], сын неба и земли, силач среди силачей?

И погнался за ним Дем-Тээли-силач.

Черный человек на черном коне увидал, что ему не уйти. Он остановился, и тут к нему подлетел Дем-Тээли-силач.

— Я из северной стороны. Я родом с Арзылан-Тайги. Отец мой — Тевене-Мёге с конем Демир-Шилги! Я — Дем-Тээли с конем Хан-Шилги! А ты, отвечай, кто такой? Откуда едешь, куда спешишь?

Но черный человек промолчал.

— Если имени не назовешь — просто так от меня не уйдешь!

Черный человек решил имя свое назвать. Думал он именем грозным богатыря испугать.

— Я Демир-Мёге, живущий в бесцветном небе. Ездил я к тестю, Кошкар-Баштыг-хану. Теперь возвращаюсь домой.

— Как же ты говоришь, что хан — твой тесть? Узун-Назын-красавицу сосватаю я! — крикнул Дем-Тээли и поскакал вперед.

Демир-Мёге подумал, коня повернул и поскакал за ним.

Вот и аал Кошкар-Баштыг-хана. В паршивого жеребенка Дем-Тээли превратил коня, а сам превратился в мальчишку в лохмотьях и пошел по ханской земле. Жеребенка у ханской юрты он привязал и в юрту вошел, но не в дверь, а с другой стороны. Хан увидел его, удивился и закричал:

— Ты падаль земная или гниль водяная? Откуда ты взялся, ответь?

Мальчик поднял на хана глаза, но ни слова не произнес.

— Подайте сыворотки ему да гоните скорее прочь! — за­орал рассерженный хан.

Две служанки сыворотку принесли. Огромную чашу мальчик выпил одним глотком. И продолжал стоять. Они принесли еще одну чашу. Он выпил ее и ушел. В поисках ханской дочери все юрты он обошел, но нигде ее не нашел. И вот забрел в дымный ободранный чум. Там он увидел старуху со стариком. Паршивая желтая девочка сидела около них. Дем-Тээли хотел было выйти, но старик проговорил:

— Никто не заходит в наш старый ободранный чум. Уж раз ты зашел — сиди, угощайся, сынок.

Дем-Тээли взглянул на еду, которую дал старик. Чернее сажи она показалась ему, но когда попробовал — оказалось, очень вкусна. После еды захотелось ему поспать. Старуха сказала:

— Укрой-ка, дочка, бедного парня, с дороги он, видно, устал.

Когда Дем-Тээли ложился, у него из-за пазухи выпала трубка с серебряным ободком. Девочка долго смотрела на трубку, а потом ее подняла.

Проснувшись, Дем-Тээли увидел, что желтая паршивая девочка превратилась в красавицу, излучавшую свет луны. Увидев, что гость проснулся, она улыбнулась, сияющими зубами сверкнув, и сказала ему:

— Это — не простая трубка, и вы — человек не простой. Я — дочь Кошкар-Баштыг-хана, Узун-Назын. За мной приходила, наверное, тьма богатырей. Когда приехал за мной грозный Демир-Мёге с тридцати трех небес, я спряталась от него в этот ободранный чум.

Мальчик снова заснул. А проснувшись, он увидал, что лежит в золотом дворце. И стал он с ясной красавицей жить-поживать.

Вскоре хан пригласил Дем-Тээли к себе. Богатырь пришел, поздоровался с ханом и ханшей и увидал, что голова у хана похожа на голову барана, а рядом с ханом сидит грозный черный силач, сын неба, Демир-Мёге. Кошкар-Баштыг-хан спросил:

— Откуда ты пришел и зачем?

— Я пришел за твоею дочерью, за красавицей Узун-Назын,— ответил силач.

— Завтра ты должен пойти к черной скале, — сказал лупоглазый хан,— сделать черную надпись и мне принести.

Хан и Демир-Мёге договорились так: когда Дем-Тээли придет к черной скале, Демир-Мёге притянет черную тучу и черной молнией расплавит богатыря вместе с черной скалой.

Назавтра Дем-Тээли отправился к черной скале. Он вспомнил добрую мать, вспомнил про три беды. У черной скалы он вытащил черный кадак, сел на черный олбук и начал на черной скале черную надпись писать. В полдень черная туча повисла над ним, и черные молнии с шумом ринулись вниз. Они быстро расплавили все, что было вокруг. Не попадали они лишь в черный кадак и в черный олбук. Вскоре черная туча растаяла, стало светло. Дем-Тээли сделал черную надпись на черной скале, собрал все черные молнии-стрелы и к хану пришел.

Вот вам черная надпись,— сказал богатырь. И добавил:

– В нашей стране из туч проливается дождь, а в вашей — черным железом тучи полны! — И бросил к ханским ногам пачку черных железных стрел.

Демир-Мёге к хану пришел и со смехом сказал:

— Наверное, кулугур расплавился с черной скалой!

— Что ты мелешь! — хан ему закричал. — Кулугур принес черную надпись на черной скале и принес все твои стрелы-молнии. Он сказал: «В нашей стране из туч проливается дождь, а в вашей — черным железом тучи полны!» Завтра я отправлю его к красной скале, а ты закидай его красными молниями и спали!

Назавтра Дем-Тээли отправился к красной скале. Он вспомнил добрую мать, вытащил красный кадак, сел на красный олбук и начал на красной скале красную надпись писать. В полдень красная туча повисла над ним, и красные молнии с шумом ринулись вниз. Они сразу расплавили все, что было вокруг. Не попадали они лишь в красный кадак и в красный олбук. Вскоре красная туча растаяла, стало светло. Дем-Тээли сделал красную надпись на красной скале, собрал все красные молнии-стрелы и к хану пришел.

— Вот вам красная надпись, — сказал богатырь. И добавил:

— Сегодня красным железом были тучи полны.

Бросил к ханским ногам пачку красных железных стрел и опять ушел к милой Узун-Назын в золотой дворец.

Демир-Мёге пришел из нижнего мира и со смехом сказал:

— Наверное, кулугур расплавился вместе с красной скалой!

— Что ты мелешь! — закричал рассерженный хан. — Кулугур принес красную надпись на красной скале и принес твои стрелы-молнии. Он сказал: «Сегодня красным железом были тучи полны».

— Отправь его завтра к белой скале, — посоветовал злобный силач.— Перед белыми молниями кулугуру не устоять. Уж завтра от молний ему не уйти, смерти не миновать!

Назавтра Дем-Тээли отправился к белой скале. Он вспомнил добрую мать, вытащил белый кадак, сел на белый олбук и начал на белой скале белую надпись писать. В полдень белая туча повисла над ним, и белые молнии с шумом ринулись вниз. Они мигом расплавили все, что было вокруг. Не попадали они лишь в белый кадак и в белый олбук. Вскоре белая туча растаяла, стало светло. Дем-Тээли сделал белую надпись на белой скале, собрал все белые молнии-стрелы и к хану пришел.

— Вот вам белая надпись, — сказал богатырь. И добавил:

— В нашей стране тучи бьют белым градом, а в вашей — белым железом. Странная ваша страна!

Он бросил к ханским ногам пачку белых железных стрел и пошел в золотой дворец.

Демир-Мёге прибежал и со смехом сказал:

— Уж теперь-то кулугур расплавился вместе с белой скалой!

— Кулугур как ни в чем не бывало белую надпись принес!— крикнул Кошкар-Баштыг. — Ты ни на что не годишься! Я сам кулугура убью!

Он пригласил бедного парня и приказал:

— Сиди до полудня в черной пещере, которая в той скале.

Дем-Тээли пришел в пещеру и увидал, что Кошкар-Баштыг устремился по радуге в небеса. Тогда он вырвал кусок скалы, положил его у входа в пещеру, накрыл халатом и спрятался невдалеке. Кошкар-Баштыг превратился в трехглавого змея и со свистом ринулся вниз. Бараньей своей головой он так глыбу боднул, что она расплавилась вмит. И тут Дем-Тээли на шею ему вскочил.

— О сынок,— взмолился Кошкар-Баштыг,— умоляю тебя, никому, никому на свете не говори, что на ханской шее сидел! С черной душой говорил я с тобою, сынок. В черную пещеру послал — хотел я тебя убить. Все, что захочешь, теперь отдам, клянусь, только молчи!

Назавтра хан пригласил Дем-Тээли и Демир-Мёге.

— Силой решайте спор, попробуйте кулаки, — сказал им Кошкар-Баштыг.

Богатыри договорились: никого на помощь не звать — ни коня, ни отца, ни мать. Дем-Тээли тремя железными путами спутал коня. И началась борьба. Неизвестно, сколько дней боролись они. Хан каждое утро добавлял силы Демир-Мёге. Он превращал барана в лодыжку и давал проглотить силачу. Узун-Назын-красавица узнала об этом и решила Дем-Тээли помочь. Каждое утро она убивала черного быка, превращала его в коленную чашечку и давала богатырю проглотить.

И вот Дем-Тээли схватил Демир-Мёге, закружил его под белыми облаками и бросил на черную землю, а потом сел на его белую грудь, огромную, как сундук, вытащил трубку и закурил красный табак. В это время Демир-Мёге закричал:

— Где ты, небо-отец, где ты, земля-мать, где вы? Я побежден!

Дем-Тээли, усмехнувшись, сказал:

– Хороший мужчина клятвы не нарушает, от слова не отступает, даже если смерть подошла. Ведь мы договорились: никого на помощь не звать, — И вытряхнул пепел из трубки в глаза врагу.

Демир-Мёге диким голосом заревел. А Дем-Тээли сказал:

— Если ты на помощь мать и отца позвал, я позову на помощь коня моего, Хан-Шилги.— И кликнул коня.

Крик Дем-Тээли пулей в ухо коня влетел, пулей вылетел из другого уха, и конь решил: «Видно, туго пришлось хозяину, видно, встретился он с бедой». Трижды перевернулся могучий конь, тройные путы порвал и прибежал к борцам.

— Что ж ты кричишь и меня зовешь, ты ведь клятву давал! — еще издали крикнул конь.

Дем-Тээли ему обо всем рассказал и вытащил белый кадак.

— С теми, кто с неба придет, сражайся ты. С теми, кто придет по земле, буду сражаться я,— сказал Хан-Шилги.

На небе сгустились белые тучи, и белые молнии с шумом ринулись вниз. Дем-Тээли вмиг расстелил свой белый кадак, сел на белый олбук и стал неуязвим. И небо-отец по ошибке пробил своей белой молнией сына Демир-Мёге.

Дем-Тээли пришел к Кошкар-Баштыг-хану, протянул ему кусок серебра с голову волка и кусок золота с голову коня и сказал:

— Теперь позвольте, мой тесть, взять то, что я так долго искал.

Кошкар-Баштыг-хан ответил:

— У хорошего коня смотрят бег, у хорошего зятя смотрят силу. Эрлик-Ловун-хан, хозяин нижнего мира, взял у меня однажды вечные черные идики, шелковый черный халат, черный жестокий лук и черный огромный нож. Принеси мне все эти вещи и красавицу дочь забирай!

Дем-Тээли пришел к Узун-Назын-красавице и обо всем рассказал.

— Неумирающий — теперь ты умрешь, негаснущий твой огонь погаснет,— сказала она.— Ни один, приходивший к Эрлик-Ловун-хану, не возвращался назад.

— Пусть я погибну, но я поеду,— сказал богатырь.

Узун-Назын-красавица в дорогу его собрала. Она дала ему мешочек бабок, мешочек сухожилий и мешочек сушеных глаз. В начале месяца, в начале дня он сел на коня Хан-Шилги, и конь устремился вперед. Грива его, как знамя, развевалась на быстром ветру.

— Где ты, нижний мир?! — кричал богатырь.

И вот наконец остановился могучий конь. Дем-Тээли огляделся и увидал, что нет здесь красного солнца, которое светит, нет здесь желтой луны, которая блещет, и нет ни одного живого существа. Вокруг была только земля. Холодная, черная земля. Это и был темный мир, это и был нижний мир. Дем-Тээли поехал вперед. И снова встал Хан-Шилги. Дем-Тээли вокруг посмотрел. Травы, леса и воды — все источало яд. И вдруг два голых мальчика выскочили, крича:

— Сейчас поиграем в бабки костями хозяина и коня!

Дем-Тээли швырнул им мешочек бабок, и они закричали

вслед:

— Пусть всю дорогу идет удача рядом с тобой!

Но вот две желтые девочки выскочили, крича:

— Вытянем сухожилия у хозяина и коня!

Дем-Тээли швырнул им мешочек сухожилий, и они закричали вслед:

— Нам никто ничего не давал, а он сухожилия подарил! Пусть удача идет рядом с ним!

Но вот два ворона вылетели, крича:

— Выклюем глаза у хозяина и коня!

Дем-Тээли швырнул им мешочек сушеных глаз.

И вот дворец Эрлик-Ловун-хана. Богатырь вошел и сказал:

— Мой тесть, хан Кошкар-Баштыг, отдал однажды тебе вечные черные идики, шелковый черный халат, черный жестокий лук и черный огромный нож. Теперь я за ними приехал. Отдай их мне!

Эрлик-Ловун-хан засмеялся тихо — и обрушились скалы вдали. Эрлик-Ловун-хан засмеялся громко — и трещины пошли но земле.

— Да, — сказал он,— я должен все эти вещи. И я их отдам. Но ты мне отдай коня.

Дем-Тээли отдал коня и пошел домой. Он шел и шел, а выбраться из нижнего мира никак не мог. И тогда он заплакал, вытер слезу, бросил ее и сказал:

— Если думает конь обо мне — слеза заденет его.

Слеза попала коню на нос. И подумал тогда Хан-Шилги: «Хозяин бедствует без меня. Слезы в дороге льет». И он путы свои разорвал и стал перед богатырем.

Дем-Тээли вскочил на коня, и конь быстро к Кошкар-Баштыг-хану его принес. Богатырь закричал:

– Вот вам вещи, которые отдал Эрлик-Ловун-хан! Теперь отдавайте красавицу!

Хан не смог ничего придумать и отдал прекрасную дочь.

Дем-Тээли ее забрал и вернулся домой. Отец и мать их радостно встретили и устроили шумный пир.

А потом богатырь отпустил коня своего пастись, набираться сил, а сам лег спать-отдыхать. Но скоро он услыхал, что будит его Хан-Шилги. Над землей раздавался крик:

— Я — живущий на Ак-Тайге Авыда-Мёге с Ак-Бора-конем[33]! Где ты, Дем-Тээли, сын Тевене-Мёге? В юрте ты или в земле? Я — брат Кудун-Хулюка и пришел за него отомстить!

Дем-Тээли вскочил, натянул содак и вышел из юрты, исполняя танец орла. Богатыри сшиблись, как две скалы. Звезды неба посыпались на землю, пыль земли поднялась до небес. Улучив момент, ловкой хваткой Дем-Тээли схватил врага, понес под небом и на землю швырнул.

– Говори последнее слово свое, кулугур!

Авыда-Мёге закричал:

– Пощади мою жизнь, я согласен быть пастухом! Давай будем братьями, я буду тебе служить! Мне отец завещал с хорошим товарищем подружиться!

Дем-Тээли взял клятву у Авыда-Мёге и отправился спать-отдыхать. Но и девяноста дней не проспал, как снова крик услыхал.

– Я — живущий на Кёк-Тайге Когедек-Мерген с Кёк-Бора-конем[34]! Кулугуры убили старших братьев моих. Я пришел за них отомстить!

Дем-Тээли опять натянул содак из шкур шестидесяти лосей.

Когедек-Мсргена он победил и последнее слово спросил. И тот поклялся ему служить, братом поклялся быть. Дем-Тээли пошел на Арзылан-Тайгу и под священным деревом лег спать-отдыхать.

Через три месяца он проснулся, услыхав ураганный свист. Оказалось, с неба спускались Терге-Кара-мать и Узун-Назын-красавица, превратившиеся в ворон.

— Зря ты врагам доверился,— сказали они, — Клятвенные братья твои нарушили клятву, угнали и скот и людей. В оба глаза твоего отца, Тевене-Мёге, они воткнули стальные иглы, сбросили старика в яму глубиной шестьдесят саженей, а яму прикрыли скалой… Мы превратились в ворон и этим спаслись.

Дем-Тээли схватил аркан длиной шестьдесят саженей и достал из ямы отца. Вместе они поскакали по следам коварных врагов. Скоро они настигли богатырей, угоняющих скот. Дем-Тээли одним ударом кнута обоих убил. И пожалел, что сразу убил, надо было последнее слово спросить. И сказал богатырь отцу:

— Я поеду в их земли, пригоню их скот и людей.

— Разве мало тебе своего скота? Поедем лучше домой, — сказал Тевене-Мёге.

— Нет, я поеду,— сказал непокорный сын.

Целый год прошел, а его все нет. И тогда при помощи волшебства увидала Узун-Назын, что Дем-Тээли приехал к жене Авыда-Мёге, к прекрасной Майдыр-Хува. Он пленился ее красотой и долго с ней жил. Но вот опомнился и поехал на стойбище Когедек-Мергена. А там пленился его женой, прекрасной Чанчин-Хува. Он позабыл и отца, и мать, и даже Арзылан-Тайгу.

Это все увидала Терге-Кара в вещем волшебном сне.

Узун-Назын-красавица рассердилась на богатыря, обернулась ястребом и полетела к нему. И увидела, что Дем-Тээли ездит от одной красавицы к другой и вовсе не думает возвращаться домой. Тогда она стащила его черный жестокий лук, приняла свой настоящий вид и начала натягивать тетиву — целиться сразу в троих. Мудрый конь Хан-Шилги об этом узнал и хозяину закричал:

— Дем-Тээли, с ума ты, что ли, сошел? Где твой жестокий лук? Неужели ты хочешь, чтобы тебя убила Узун-Назын? — Мудрый конь не знал, куда голову девать от стыда.

Красавица успокоилась и сказала богатырю:

— По глупости по своей ты оставил Арзылан-Тайгу, землю свою забыл. Гуляешь то там, то тут. Не замечаешь, как годы идут. Если снова будет такое — я не останусь с тобой! — И она опять обернулась ястребом и улетела домой.

Дем-Тээли опомнился и вместе с красавицами погнал к Арзылан-Тайге и скот и людей. На полпути сказал богатырь:

— Я поеду вперед. Там, где вдоль будет черта, двигайтесь ночью и днем. Там, где будет черта поперек, можете отдыхать.

И он умчался к родной тайге. Дома родителям клятву дал, что такого не повторит.

Слушайте дальше. Тевене-Мёге постарел. Он взошел на вершину Арзылан-Тайги и заснул навсегда. Терге-Кара решила, что нечего делать ей в этом мире без Тевене, и отправилась в верхний мир.

Однажды, когда Дем-Тээли был на охоте, Узун-Назын-красавица сына ему родила. Майдыр-Хува и Чанчин-Хува позавидовали Узун-Назын и решили сына убить. Они украли золотогрудого мальчика и бросили в морскую глубину. А потом взяли собачий помет, который прел девять лет, и стельки девяти старых идиков, размешали все это в воде и облили водой красавицу Узун-Назын. И она превратилась в глупую женщину, потеряла всё своё волшебство!

Когда Дем-Тээли вернулся, Майдыр-Хува и Чанчин-Хува сказали ему:

— Твоя жена шулбусами рождена. Недавно она родила странное существо. Сходства с ребенком не было у него. Мы решили, что от этого существа не будет добра, и бросили его в морскую глубину. А жена твоя после родов перестала слова говорить, перестала слова понимать. Сидит, как истукан.

Дем-Тээли поверил им. Он дал жене одну корову и одну служанку и оставил ее на Арзылан-Тайге, а сам со скотом и людьми откочевал из своей страны.

Однажды служанка увидала над морем зарю. Она поняла, что это — лучи сына ее госпожи, красавицы Узун-Назын. И она решила избавить свою госпожу от колдовства злых красавиц Майдыр-Хува и Чанчин-Хува. Она три дня и три ночи отмывала Узун-Назын девятью аржанами из девяти сторон. И наконец красавица обрела свой ум и свои волшебства. Вместе смеялись они, вспоминая хорошие дни, вместе плакали, вспоминая плохие дни.

Узун-Назын-красавица при помощи волшебства узнала, что Майдыр-Хува и Чанчин-Хува облили ее собачьим пометом, который прел девять лет, а золотогрудого сына ее бросили в морскую глубину, и Далай-хан[35] воспитал ее сына, как своего.

Узун-Назын-красавица превратилась в золотую рыбку, приплыла к Далай-хану и попросила сына назад. Далай-хан отдал красавице сына и подарил алмаз, излучающий солнечный луч.

На берегу Узун-Назын положила алмаз под голову, а проснувшись, она увидала, что лежит в золотом дворце.

Сын ее каждый день уходил на охоту и каждый день приносил зверей. Однажды красавица ему принесла черный жестокий лук деда его Тевене-Мёге, а потом пошла к Далай-хану и попросила дать сыну имя, достойное богатыря.

— Пусть зовут его Кучуту-Мерген с Хулер-Хурен-конем[36],— сказал Далай-хан.

— Это очень хорошее имя, — сказала Узун-Назын,— но где взять Хулер-Хурен-коня?

— В верхнем мире гуляет Хулер-Хурен-конь. Его отпустил туда набираться сил дед Кучуту-Мергена, Тевене-Мёге. Это — конь Кудун-Хулюка, которого победил Тевене.

Кучуту-Мерген кликнул коня, и Хулер-Хурен, резвясь и играя, к нему прилетел. Парень взял черный жестокий лук деда своего Тевене и поехал охотиться на Арзылан-Тайгу. Как солнце сияло его лицо, и как два солнца сияли глаза коня. Когда он выехал на вершину тайги, Дем-Тээли издали увидал лучи и подумал: «Откуда взялись эти три солнца над моею Арзылан-Тайгой?» И поскакал к тайге. Оказалось, какой-то парень сидит на могучем коне. Дем-Тээли ему закричал:

— Как тебя зовут, отвечай, кулугур! Откуда ты и зачем пришел?

Кучуту-Мерген рассердился, подлетел к нему, стащил с седла и сильно прижал к земле.

— Отпусти меня, умираю! — с мольбой закричал богатырь.

Кучуту-Мерген отпустил и имя его спросил.

— Я — живущий на Арзылан-Тайге Дем-Тээли, сын Тевене- Мёге. А ты?

— А я — живущий на Арзылан-Тайге сын Дем-Тээли и Узун-Назын, Кучуту-Мерген с Хулер-Хурен-конем!

Дем-Тээли выслушал сына и понял, как коварны и злы были красавицы Майдыр-Хува и Чанчин-Хува. Он так рассердился, так зубами заскрежетал, что чуть их не раскрошил! И он поскакал к своим семи табунам, поймал семь самых резных коней, привязал к ним красавиц Майдыр-Хува и Чанчин-Хува и пустил их в степь. А потом перекочевал на родную Арзылан-Тайгу. Около золотого дворца Узун-Назын-красавицы поставил свой белый шатер. Вместе смеялись они, вспоминая хорошие дни, вместе плакали, вспоминая плохие дни. Они радовались, что сын Кучуту-Мерген так силен, что равного ему ни в верхнем, ни в нижнем мире не отыскать. И они стали думать о невесте, которая была бы достойна его. Но ничего не придумали и пошли к Далай-хану спросить, где живет невеста, достойная богатыря.

Далай-хан сказал:

— На далеком юге есть страна, где золотое солнце не скрывается никогда. Там, на берегу золотого моря Алдын-Далай, в блаженстве живет Ус-хан[37]. У него есть дочь Алдын- Эртине[38]. Этому хану я отдал суй-белек.

Слушайте дальше. В начале месяца, в начале хорошего дня Кучуту-Мерген оседлал Хулер-Хурен-коня и как ветер помчался на юг. Неизвестно, сколько времени он скакал. Однажды он попал в такую страну, где пауки были ростом с юрту, а жуки — ростом с быка. Наконец он приехал в страну, где веч­ное солнце не пряталось никогда. На берегу золотого моря стоял золотой дворец. Кучуту-Мерген вошел во дворец.

— Уже два года мы тебя ждем, — сказал богатырю Ус-хан.— На дне моря стоит золотая башня, ее охраняет огромный сиво-серый бык. Вот записка. Покажешь ее быку.

Богатырь опустился на морское дно и показал записку быку. Бык пропустил его в золотую башню. Там сидела красавица Алдын-Эртине. Она обрадовалась, увидев Мергена, и начала собираться в путь.

Вместе они пришли к Ус-хану. Хан выделил им тьму скота, подарил железное войско в золотом сундуке и проводил домой.

Кучуту-Мерген с красавицей приехали на Арзылан-Тайгу, туда, где жили отец и мать — Дем-Тээли и Узун-Назын. И стали они жить спокойно и счастливо на родной земле.

Рассказал Чанчи-Хоо из Барун-Хемчикского района. Записал учитель Мугур-Аксынской семилетней школы Саая Манмырович Самыя. Перевод Марка Ватагина. На русском опубликовано в сборнике «Тувинские народные сказки». Издательство «Наука», главная редакция восточной литературы. Москва – 1971

 


[1] Арзылан-Тайга. Арзылан— лев. Тайга — гора, горный хребет, местность.

[2] Мёге — силач. Тевене — большая игла. Можно пере­вести это имя как Силач Большая Игла.

 

[3] Демир — железный. Шилги — красно­вато-рыжий.

 

[4] Демир-Шилги – бегущий темный с подпалинами.

 

[5] Содак — специальная одежда борцов в национальной борьбе — короткие

кожаные трусы и короткая не сходящаяся на груди куртка.

[6] Ни тридцать богатырей из верхнего мира, ни шестьдесят си­лачей из нижнего мира… По космогонии древних тувинцев, все­ленная делится на три мира: верхний мир, состоящий из три­дцати трех небес, светлый мир — земля и нижний мир — загроб­ный, подземный. И верхний и нижний миры заселены богами и чудовищами. Владыка верхнего мира — Курбусту-хан, владыка нижнего мира — Эрлик-Лопун-хан.

 

[7] Терге — ладья (шахматная фигура). Кара — черная. Черная ладья.

 

[8] Аржан – родник.

[9] Шулбус – демон, чёрт.

[10] Когержик – кожаный сосуд

[11] Божа-хойтпак и бора-быда — самая дешевая, бедная еда, Божа — остатки, отходы кислого молока. Хойтпак — кислое, снятое молоко. Быда — крупа, крупяной суп, Бора — серый. Бора-быда — серый крупяной суп.

[12] Арака — водка из молока.

[13] Ширэ – низкий столик.

[14] Кулугур — бранное слово, приблизительно: негодяй, лихач, проклятый.

[15] Шулбу-Сарыг — Желтая ведьма.

 

[16] Олбук — тюфяк; коврик для сидения.

 

[17]Кадак — кусок шелка, платок, подносимый при приветствии.

[18] Суй-белек — дорогой свадебный подарок. В тувинском фоль­клоре это обычно кусок золота с голову коня и кусок серебра

 

[19] Танды – горный хребет

[20] Кудун-Хулюк – осторожный охотник, удалой герой.

 

[21] Хулер-Хурен. Хулер — бронзовый. Хурен — бурый.

 

[22] Даш-Кара — Черный Камень.

 

[23] Хурен-Ала-Тайга — Бурая, пегая тайга.

 

[24]Танец орла — ритуальный танец, предшествующий хурешу (национальной борьбе). Победитель исполняет этот танец и после борьбы, имитируя полет орла.

[25] Кан-Хурен — Стальной, бурый.

 

[26] Сайин-оол-Мёге – Добрый, хороший парень.

 

[27] Хан с бараньей головой.

 

[28]Хорумнуг-Ала-Тайга. Хорум — груда камней. Пегая тайга с каменными россыпями.

[29] Узун-Назын. Узун — длинный. Назын— возраст.— Долговечная.

 

[30] Дем-Тээли с конём Хан-Шилги[30]. Хан — кровь. Шилги — красновато-рыжий.

 

[31] Кожаные сапоги с загнутыми вверх носами.

[32] Демир-Мёге — Железный силач.

 

[33] Авыда-Мёге. Авыда— яд. Ак-Бора — Светло-серый.

 

[34] Когедек-Мерген. Когедек — угнать; преследовать. Мерген — мастер, умелец; мудрец; меткий стрелок.

Кёк-Бора — Сивый.

Кёк-Тайга — Синяя Тайга.

 

[35] Далай-хан — хан моря.

 

[36] Кучуту-Мерген. Кучуту — сильный; мощный.

 

[37] Ус-хан – водяной хан.

[38] Алдын-Эртине — Золотое сокровище.