Собаки чабана

Назавтра дед и внук погнали овец вместе. Дед сел на Сивку, позади себя посадил Шериг-оола. Собаки Черликпен и Костукпен побежали вперёд. Овцы медленно потянулись вверх по склону.
Дед и внук остановились на седловине. Они увидели, что овцы прошли лощину и скрылись в тайге.
— Надо овец повернуть назад. Ты быстрей меня бегаешь. Ну, иди!
— Нет, дедушка, я боюсь.
— Что с тобой? Боишься тайги? Мужчина не должен бояться! Ну да ладно… Костукпен! Черликпен! Тру! Овцы! Остановить! — и показал рукой на тайгу.
Собаки кинулись за овцами. Шериг-оол услышал громкий лай. Вскоре отара повернула назад. Сзади бежали, подгоняя овец, Костукпен и Черликпен.
Мальчик был поражён. Какие умные и послушные собаки! Как хорошо они умеют пасти овец и как понимают слова чабана!
Черликпен весь серый, цвета сухой земли. Вторая собака чёрная, морда у неё белая, а вокруг глаз чёрные круги, как очки. Потому и зовут её Костукпен[1]. Есть у старика и третья собака, огромная, как телёнок, чёрная, с белым пятном на груди, похожим на сердце. Зовут её Чурекпен[2]. Это самая страшная собака. Днём она на цепи: юрту стережёт.
Вечером дед с внуком пригнали овец домой. Бабушка сварила им бараний суп. Ай, какой это был вкусный да жирный суп! Шериг-оол никогда такого не ел. Ему казалось, что он сможет съесть такого супа хоть целый котёл.
Черликпен, высунув язык, подошёл к порогу юрты и, двигая ноздрями, понюхал воздух. А сидевший на цепи Чурекпен громко заскулил: он тоже почуял запах супа.
— Надо им налить, — сказал старик.
Старуха налила три миски.
— Отнеси, внучек.
Шериг-оол вынес миски. Поставил на землю. И вскоре вернулся доедать свой суп.
— А зачем так много собак держать, дедушка?
— Надо, внучек. Если ночью кто-нибудь сюда придёт, раньше всех об этом узнают собаки. А днём они пасут овец. Пользы от них больше, чем от ружья.
— Чурекпен — мой большой друг, — сказала бабушка, — он меня охраняет. Без него я бы одна не осталась — страшно.
— А зачем им суп давать? Может быть, хватило бы хлеба и сыворотки?
Дед и бабушка рассмеялись.
— Ай, внучек! Пожалел супа для собак! Собака сыта — ночью не спит, такая у нас есть поговорка, — сказала бабушка.
— И чабана из голодной собаки не выйдет, — добавил дед.
Из дверей было видно, как Костукпен, виляя хвостом, вылизывал миску.
— Посмотри, внук, ты видишь белую шерсть на ноге Костукпена?
— Вижу, дедушка. Что это?
— С помощью этой собаки твой дед убил несколько рысей, — сказала бабушка.
— Рысей? Они страшные?
— О! Много страшней волка! Рысь похожа на кошку, ростом с собаку, на ушах кисточки.
— Рассказывай, дедушка! Расскажи, как охотился с Костукпеном.
— Слушай, не перебивай. Была тогда осень. Выпал снег. Куда это я тогда поехал?.. А-а, вспомнил. Ягнёнок пропал. Поехал я его искать. Смотрю, на камне лежит рысь. Растянулась, отдыхает. Я соскочил с коня, выстрелил. Зверь шмыгнул в заросли багульника. Подбегаю к камню. На снегу кровь. Значит, ранена. «Костукпен, кричу, ко мне! Вот след. Иди!» Пошла собака по следу. Вдруг — страшный визг. Прибегаю, смотрю — раненая рысь лежит на корнях багульника. К земле прижалась. А у собаки кусок мяса из ноги вырван, кровь льётся… Дома я рану зашил. Долго хромала собака. Теперь на этом месте белая шерсть растёт…
А то был такой случай. Пасу овец. Гляжу, Костукпен и Черликпен гонят рысь. Зверь в тайгу свернул. Скрылись. Я с ружьём побежал вслед. «У-у-у!» — завизжал Костукпен. А Черликпен лает. Прибегаю и вижу: рысь на сук взобралась, сидит, злыми глазами поблёскивает. Черликпен — трусливая собака — подальше отбежал, гавкает. Я выстрелил. Цепляясь за сучья, рысь рухнула. Тяжёлая была, матёрая. Подбежал к Костукпену. Живот его порван, много крови потерял. Что делать? Снял пояс, перевязал рану. Рысь взвалил на плечи. Собаку прижал к груди. На руках домой принёс. Козлиной жилкой рану зашил. Долго заживала. Теперь Костукпен ненавидит рысей. Но хитрым стал. Настоящий охотник! Почует свежий след и не уйдёт, заставит рысь взобраться на дерево. И лает, лает — меня зовёт. Опытная собака!