Первая стрижка волос
До трехлетнего возраста детей нельзя было стричь, даже волосинку нельзя было тронуть — это считалось великим грехом. А когда сравняется три года, идут к ламе, и он назначает день. Стрижка волос ребенка — это одно из празднеств, на которое зовут весь аал. Даже самый бедный хозяин и то в такой день сварит целого барана.
Помню, в нашей юрте собралось очень много народу. В переднем углу перед аптара[1], на котором стояли изображения богов, постелили белую кошму, поставили деревянное блюдо с горой бараньего мяса, а возле — три кожаных когержика[2] с аракой.
Волосы у меня были очень светлые, гораздо светлее, чем у других, и уже длинные; родители, боясь, как бы из-за этого глаза у меня не стали косить, заплетали их в косички, завязывая разноцветными нитками с бусинками на концах. Эти бусинки я выревел, завидуя украшениям в косичках сестер.
В переднем углу на самом почетном месте сидел мой дядя. Он первым взял с аптара маленькие ножницы, в ручки которых был продет священный хадак[3], и торжественно проговорил:
– Дай мне понюхать (у нас вдыхали запах волос или кожи, желая выказать свою нежность) твою головку, племянничек мой. Дарю овцу с ягненком.
Я заупрямился и хотел убежать, но отец потихоньку шепнул, обнимая меня:
– Дядя дарит тебе овцу с ягненком. Дай ему понюхать головку.
Дядя отрезал у меня с левого виска первый клочок волос и торжественно передал отцу. Тот принял эту прядку, завернул в хадак и привязал к священной стреле.
— Овечку тебе даю самую плодовитую, белую с черной головой, а ягненка — рыженького. Расти его, племянничек, на доброе здоровье!
— Ладно! — ответил я с радостью.
Потом ко мне подошла жена дяди и сказала:
— Я тоже даю тебе козу с козленком, дай и мне понюхать твою головку.
Я милостиво наклонился к ней. Она отрезала и вовсе три-четыре волосинки.
Начали раскладывать мясо по тарелкам, а детям давали куски мяса прямо в руки. Мне же подали в большой черной деревянной чашке целое ребро, половину сердца и почку, со словами:
— Ты у нас теперь богач, владеешь четырьмя головами скота!..
Отец разливал из кугержика араку, а мой старший брат Бадый разносил се гостям, начиная с самого почетного — дяди. Разговор стал веселее и громче. Все присутствующие поочередно склонялись ко мне и нюхали голову, после чего каждый обрезал понемногу волос и говорил:
— Да, такие золотые волосы, конечно, дорого стоят.
А утром в ягнячьей ограде стояли три овцы с ягнятами, да две козы с козлятами, да еще годовалый козел — всего одиннадцать голов!
Меня подвели к забору и сказали:
– Вот, мальчик, какого стада ты стал хозяином!
Тетя, сестра мамы, подарила мне целый кусок — семь метров — синей далембы, и мама сшила мне из него рубашку и штанишки. Это был первый нарядный костюм в моей жизни, я даже запах его до сих пор помню.
Мне очень хотелось, чтобы дети соседних юрт увидели меня в моем новом великолепном наряде. Я важно разгуливал возле юрты, задрав высоко голову, но глазами косил по сторонам: видят ли меня люди? Вдруг я запнулся за жердь и шлепнулся в коровью лепешку. А когда вскочил — увидел, что вся грудь моей красивой одежды испачкана. Как я заревел! Прибежала мама, схватила меня и унесла к ручью. Там, прямо на мне, смыла навоз; день был жаркий, рубашка скоро просохла, и я утешился.
Как же я привязался к своему стаду! Вставал рано и каждое утро перед выходом отары на пастбище пересматривал скот; вечером, когда стадо возвращалось, я его встречал.
Время шло, стадо мое умножалось. Мать с отцом не раз говорили между собой:
— И вправду у мальчика есть счастье — растет его скот…
Если одно из моих животных хотели взять на мясо, я поднимал такой рев, что родители сдавались и либо брали другое, либо предлагали мне заменить мою плохую животину на лучшую. На это я соглашался, но, однако, в тот вечер, когда готовили ужин из моей, хотя и променянной овцы, я требовал себе лучший кусок, будто на самом деле был хозяином еды. Старшие брат и сестры начали говорить, что из меня, наверное, вырастет скупец и кулак. Но мама научила меня отвечать такими словами:
— Когда дойдет мое стадо до ста, я даром буду отдавать вам лишних. Когда станете хозяевами юрт, приезжайте ко мне в гости, я всех вас буду угощать и одаривать. Нет, нет, я не скупец!..
Рыжий ягненок, которого дал мне дядя, стал большим и смирным бараном. Говорили, что он казахской породы. Курдюк у него был прямо с корыто. Бывало, позову его: «дус-дус!» (что значило «соль-соль»), он примчится ко мне. Когда есть соль — я ему дам, а если нету — почешу шею, уши, он от удовольствия даже глаза закроет и, вытянув шею, побредет за мной, будто просит: «Почеши еще…»
