Как победить темноту?
Этот вопрос мучил не только Шораана, но и его приятелей, и учителей. Классный руководитель Бакаан, чтобы мальчик не отставал, каждый день назначал кого-нибудь из ребят помогать Шораану: вместе с ним выполнять домашние задания, читать книги, а в свободное время даже ходить в кино.
Звуковое оформление фильмов открыло слепому мальчику очень многое. Ведь чтобы понять происходящие на экране события, самое главное — усвоить диалог. И второе — музыка! Она помогала вникнуть в суть борьбы между силами добра и зла, до дрожи обостряла восприятие. И, слушая музыку, Шораан как что-то свое, собственное, ощущал состояние души и особенности характеров действующих лиц, любимых и нелюбимых героев.
После кино, вернувшись в интернат, мальчики всегда горячо обсуждали увиденное. При этом нередко выяснялось, что некоторые, совсем уж неразвитые, плохо или совсем не усвоили содержание фильма. А вот Шораан, который ничего не видел, а только слышал, всегда понимал все! А уж музыку-то он запоминал от первой до последней ноты.
Когда показывали немое кино, товарищи просто пересказывали его Шораану: «Спартак — парень здоровый, с бронзовыми мускулами, как верблюд… Наблюдает бой между длинным негром и гладиаторами. Негр тоже смотрит на Спартака… Ну-ка, пошел в бой! У негра — трезубец с длинной рукояткой и сетка, чтобы набрасывать на врага. Уе! Негр промахнулся. Те-те, Спартак схватился за трезубец! Борются. Ух, негр пнул, Спартак упал на спину. А теперь прижал его к забору, и-ий! Поднес трезубец к горлу…»
Лучше всех пересказывал фильмы Кечил, ничего не пропускал! Будто спортивный комментатор с международного матча по футболу. А чтобы не мешать другим, он клал подбородок на плечо Шораана и строчил шепотом прямо ему в ухо.
И только когда на экране начинались совсем уж волнующие события, он от возбуждения и азарта совершенно терял контроль над собой: и дергал, и щипал, и даже пинал Шораана.
Ребята просто восхищались тем, как прекрасно все понимал и запоминал их слепой друг. Особенно удивительно было, как быстро он возводил числа в квадрат. Здесь, конечно, не обошлось без учителя Хойлакаа. Ведь это он занимался с Шорааном по особой методике, и скоро его питомец по математике стал одним из лучших.
А память у Шораана была от бога. Возможно, взамен отнятого зрения. Даже то, что он слышал только раз, запоминал навсегда. Он учил не только русский, но и немецкий язык. Его любознательный ум не пропускал никакой информации. Новые слова и понятия, будто семена могучих лиственниц, упавшие в плодоносную почву, схватывались крепкими корнями и, выбрасывая зеленый побег, тянулись ввысь. Вот так учился слепой мальчик.
Шораан навсегда запомнил, как одноклассники, перебивая друг друга, читали ему «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого. Никогда он не испытывал такого душевного волнения: шло настоящее состязание по художественному чтению. Даже дежурный учитель тихо зашел в комнату, молча сел в сторонке и с удовольствием начал слушать.
Каждый старался как можно выразительнее и четче выговаривать слова, останавливались на точках и запятых, делали длинные и короткие паузы, убыстряли и замедляли темп, повышали и понижали тембр голоса… О-о, выразительное чтение — это очень красивое занятие со множеством удивительных загадок!
Закончив свою часть текста, Сесер-оол облегченно вздохнет. Его ошибки и недочеты разберут старшеклассники, а дежурный учитель даст все необходимые советы. Потом спросят мнение других слушателей. Кто читал лучше, кто — хуже? Кто читал лучше всех? А в конце обсуждения пять человек проголосуют и поставят чтецам оценки. В общем, все было очень строго.
Когда сидишь на одном месте, быстро устаешь, организм требует движения! Шораан всегда был очень подвижным: вот и сейчас, смотрите, крутит ворот колодца, одно за другим вытаскивая ведра с водой. Сесер-оол спрашивает его:
— Почему ведро плохо тонет в воде?
— Потому что плотность твердого тела меньше, чем плотность воды.
— Что тогда нам делать?
— Утяжелить ведро. Ну-ка, сбегай, принеси большой замок от столовой.
В те далекие годы дисциплина в интернате была, как в армии. Подъем! — и все вскочили с коек, заправили их и выстроились на улице делать утреннюю зарядку. Потом — бегом в умывалку.
Куштааран с Шорааном, взявшись за руки, бегают, поднимают тяжелые гири или тянут тугие пружины, — чего только не сделаешь для развития мускулатуры! К умывальнику Шораан идет безошибочно: слышит плеск воды. Уж чего-чего, а слуха ему не занимать.
— Какая холодная вода! Она случайно не замерзла? — приговаривает он, раздеваясь до пояса и обдаваясь ледяной утренней водой.
«Волчата растут, кусаясь, а ребята растут, сражаясь», — говорят старики. Однажды утром Шораан, как всегда, плескался в умывальной, и тут к нему подошел Херекпен. Подошел и спросил:
— Эй, мужик, что это у тебя между ног болтается?
— Я незрячий, но тело свое знаю. Ничего у меня не болтается, парень! — ответил Шораан. Поймал Херекпена, сильно сдавил его и добавил:
— Так больше со мной не шути, понял?
— Ой-ой, слепыш ты жалкий, вздумал меня учить! Напугал, ага, — огрызнулся Херекпен.
— За что ты оскорбляешь меня? При чем здесь мои глаза? Чего я тебе плохого сделал? — Шораан побагровел от унижения. Потом, резко выбросив руки вперед, настиг Херекпена и схватил его. Херекпен, ничего такого не ожидавший, изо всех сил ударил Шораана кулаком по лицу. Шораан в ответ закатил ему здоровенную затрещину.
Сбежавшиеся ребята едва их растащили. Херекпена схватили, скрутили:
— Ты чего бьешь слепого, дурак?
— Он не слепой, он притворяется! Он видит! Схватил меня, ударил! Ой, как больно, больно!
— Не ври! Ты первый начал!
— Херекпен всегда такой! Выскочка, забияка!
В разгар скандала прибежал Куштааран с большим пучком свежей крапивы.
— А ну, расступись! Иди сюда, Херекпен! Я тебе покажу, как обижать моего лучшего друга! Снимай штаны!
Херекпен, увидев Куштаарана с крапивой, мигом спустил пары. Но было уже поздно. Куштааран на совесть исполнил товарищеский долг: от всей души отстегал Херекпена крапивой по мягкому месту под общий оглушительный хохот ребят.
А Шораану в тот день было очень плохо. На уроках он почти не слушал учителей. Сидел неподвижно, опустив голову. Он страдал не от боли, не от зловеще налившегося под глазом черно-фиолетового синяка, а от унижения: впервые так грязно и нагло оскорбили его слепоту.
Он давно не был дома. И вдруг вспомнил мать. И в его ушах тихо зазвучала ее песня о нем, словно осенние листья зашелестели под окнами:
Как мой сын, слепой с колыбели,
среди людей проживет?
Что с ним случится на чужбине?
Тьма в глазах вместо света…
Эта песня, сложенная отчаявшимся материнским сердцем, словно больная птица, ударилась теперь в глухую стену человеческого непонимания и жестокости.
Как победить темноту?