Амырта Мерген

Давным-давно в верховьях реки Чинге-кара жил богатырь Амырта Мерген, а вместе с ним — его сестра Алдын-дангына и младший брат Амыр-Санаа. Братья с раннего утра до позднего вечера работали не покладая рук — пасли скот, охотились на диких зверей. Только Алдын-дангына целые дни бездельничала, а вечерами, когда возвращались братья, ворчала на них да поругивала:
— Плохие у меня братья. Оставляют одну-одинёшеньку, не с кем словом перемолвиться. Тускнеет моя красота…
— А ты бы работой по хозяйству занялась, — советовал ей Амырта Мерген. — Скука тогда в тайгу убежит, а красота при тебе останется.
— Не хочу я свои руки белые чёрной работой портить. Ишь чего захотели!
— Да ты уж не в ханши ли метишь? У Караты-хана уже есть жена по имени Чечен-кыс, и притом красавица. Так что лучше и не загадывай, за работу берись, — уговаривал Амырта Мерген строптивую сестру. Да куда там!
Надулась Алдын-дангына, три дня с братьями не разговаривала, а на четвертый вроде бы одумалась и ласково так пропела:
— Дорогие братья! Выполните мою волю. Пусть Амырта Мерген изловит мне серого зайца, а Амыр-Санаа ящичек для него смастерит. Буду я с ним забавляться, скуку разгонять.
Удивились братья такому капризу, но просьбу выполнили. Поймал Амырта Мерген серого зайца, а Амыр-Санаа сделал ящичек из топольника. Вручили сестре и отправились на охоту.
Дождалась Алдын-дангына, когда братья из виду скрылись, стала на бересте угольком рисунки разные выводить. Потом свернула бересту трубочкой, вложила ее в заячье ухо и пустила ящик со зверьком вниз по реке.
Плывет себе ящичек, с волны на волну перекатывается. Зайчонок сначала перетрусил, а потом успокоился. На воде приятно покачивает и волк не страшен.
К вечеру доплыл заяц до устья Чинге-кара, близ которого стоял аал Караты-хана. В это время к речке за водой пришла шивишкин[1]. Приметила ящичек и выловила его. Хотела было она его своей госпоже Чечен-кыс показать, да тут откуда ни возьмись сам Караты-хан появился, отобрал находку. А заяц притворился мертвым, лежит не шелохнётся.
Удивился хан — кому это пришло в голову дохлого зайца по реке сплавлять? Вытащил его за задние лапки, и только тогда увидел, что в заячье ухо береста вложена. Схватил он её, а зайца на траву возле себя бросил.
Рассматривает хан рисунки на бересте да себе под нос что-то бормочет. Шивишкин же тем временем водицу всё черпает и черпает, хотя ведёрко давно полным-полнёхонько, а сама норовит на бересту тайком взглянуть, в неразборчивые ханские слова вслушаться. Приметил это хан да как гаркнет на шивишкин, и та, голося от перепуга, в аал побежала. А заяц, словно только и ждал такого переполоха, вскочил на ноги и в ближний лесок помчался.
— Ого! — удивился хан. — От моего окрика, знать, не только шивишкин убежала, но даже заяц ожил!
Посмеялся хан и снова стал бересту рассматривать и про себя бормотать: «Тут даже козе понятно, что это послание мне Алдын-дангына прислала. Вот её портрет нарисован — какая красавица! А вот юрта ненавистного Амырта Мергена. Над нею молодой месяц повис, а у юрты братья Алдын-дангыны спят. К аалу моё войско скачет, и ему навстречу Алдын-дангына спешит. Выходит, что в начале нового месяца мне нужно напасть На аал непокорного силача и его сестрицу в жены взять. Быть посему!»
Довольный вернулся хан в свою юрту и велел жене вместе с шивишкин в дорогу собираться. Стала ханша с тревогой спрашивать, зачем да куда это, на ночь глядя, хан ехать надумал, но тот в ответ только поторапливает.
Долго ехали они ночью по желтой степи, а потом по глухой тайге. Когда же выехали на одну из больших полян, приказал Караты-хан спешиться. Шивишкин велел ждать, а сам с ханшей на другой край поляны отправился. Вскоре донеслись до шивишкин крики и плачь. Кинулась она туда и увидела: лежит на земле Чечен-кыс, руки от боли заломила, а нога у неё переломлена.
Забрал хан всех лошадей и в обратный путь отправился. Едет и думает: «Отсюда им не выбраться. Теперь дело за Алдын-дангыной».
На другой день в свой аал вернулись с охоты Амырта Мерген и Амыр-Санаа. Огляделись и спрашивают сестрицу: «А где же твой серый заяц?»
— Отпустила я его на волю, — отвечает им Алдын-дангына. — А ящик в речку бросила. Решила я, как вы советовали, за работу взяться. В начале нового месяца пригоните к аалу самых смирных кобылиц и самого большого барана зарежьте. Дров заготовьте. Я вам кумыс и хан[2] приготовлю, араки наварю.
Подивились братья таким словам, но сделали, как сестра наказывала: в начале нового месяца к аалу подогнали смирных кобылиц, барана зарезали и дров заготовили.
— Ну, видно, образумилась наша сестрица, — радуется Амырта Мерген.
— Поживем — увидим, — возражает ему Амыр-Санаа. — Чует моё сердце: неспроста она всё это затеяла.
Под вечер, когда братья в кошары скот загнали, Алдын-дангына возле юрты большой ковёр разостлала, расставила на нём разные кушанья, когэржики с аракой и кумысом. И принялась угощать — потчевать. Говорит тогда Амыр-Санаа на ухо старшему брату:
— Ешь, брат, но не пей. Берегись, что-то недоброе сес­трица задумала. По глазам вижу.
Не поверил Амырта Мерген словам брата, не послушался. Осушил он один когэржик, а за ним — второй. И заснул непробудным сном. А тут и Караты-хан со своим войском к аалу подступил.
Стал Амыр-Санаа брата будить-тормошить — не просыпается. Опоила его сестра дурманным зельем. Вскочил тогда Амыр-Санаа на Хан-Шилги — коня своего брата и поскакал в ту сторону, откуда солнце всходит. Погнались за ним воины Караты-хана, но не догнали.
Приказал хан своим слугам выкопать глубокую яму, столкнуть туда Амырта Мергена и завалить крупными камнями. Потом попировал всласть Караты-хан и отправился в свой аал с новой ханшей — Алдын-дангыной. Следом за ними ханские слуги гнали скот и везли вьюком добро, захваченное у Амырта Мергена.
А тем временем в глухой тайге Чечен-кыс допытывалась у шивишкин, за что же хан её калекой сделал и на произвол судьбы бросил? Шивишкин всё рассказала — как выловила из речки ящик с серым зайцем, как хан рисунки на бересте рассматривал, грозился Амырта Мергена убить, а его сестру хотел в жёны взять.
Стала тут Чечен-кыс оплакивать Амырта Мергена, вспоминать, как их в молодости злой Караты-хан разлучил. Выплакалась и велела шивишкин изготовить волокушу и костыли. Много дней прошло, пока добрались женщины до аала Амырта Мергена. Там было пусто, только курган возвышался.
Догадалась Чечен-кыс, кто лежит под курганом, и опять заплакала. От этого надрывного плача и проснулся Амырта Мерген. Проснулся, а встать не может. Потом вспомнил, что было, и обо всем догадался. «Нет, — думает он, — рановато по мне кто-то плачет». Закричал Амырта Мерген во весь голос:
— Эй, отойдите подальше! Сейчас камни посыпятся!
Отволокла шивишкин Чечен-кыс в сторону и ждёт, что будет дальше. Амырта Мерген напряг все силы и стал из ямы выбираться — только камни во все стороны полетели. Выбрался на белый свет, увидел двух женщин и стал их расспрашивать. Выслушал Амырта Мерген рассказ Чечен-кыс и задумался. Много воды в Чинге-кара утекло с тех пор, как разлучился он из-за коварного хана со своей любимой. И вот судьба опять их свела вопреки ханской воле. А брата нет… Молодец, что не дался в плен. Где-то он горе мыкает?
Очнулся от раздумий Амырта Мерген и принялся за дело. Построил шалаш, обвязал Чечен-кыс корой и травами больную ногу и поспешил в тайгу зверей промышлять.
Каждый раз возвращался Амырта Мерген с богатой добычей. Шивишкин готовила пищу, а Чечен-кыс шила из шкур одежду. Все было бы хорошо, но вот загрустил Амырта Мерген. Приметила это Чечен-кыс и спрашивает:
— О чём ты всё думаешь, Амырта Мерген? Почему грустишь? Открой свои мысли.
—  По брату скучаю. Да и хана с сестрицей проучить надобно.
— Так иди, ищи своего брата. Мы теперь не пропадём. Я уже ходить начинаю.
Обрадовался охотник этим словам. Заготовил он для женщин побольше мяса и отправился к хребту Сыын-Тайга, из-за которого солнце всходит. Взобрался на перевал, отыскал звериную тропу и схоронился поблизости. Долго ждал Амырта Мерген, и наконец увидел: идёт по тропе вислоухий медведь, по сторонам ягоду высматривает. Выскочил из засады Амырта Мерген, схватил медведя за уши, стал их выкручивать.
— Говори, медведь, что ты видел, что знаешь? Не то тебе уши оторву.
Взмолился тут медведь человеческим голосом:
— Отпусти меня, богатырь, подобру-поздорову. Вскоре пойдет по тропе рыжая длиннохвостая лисица. Её расспроси.
Отпустил Амырта Мерген медведя и снова притаился, ждёт. Наконец показалась на тропке рыжая длиннохвостая лисица. Идёт себе, что-то вынюхивает, да следы хвостом старательно заметает. Выпрыгнул из-за укрытия Амырта Мерген, словил лисицу за хвост.
— Говори, лиса, что ты видела, что знаешь? Не то я тебе хвост оторву.
Запищала тут лиса по-человечьи:
— Отпусти меня, богатырь, подобру-поздорову. Заприметила я, что по утрам у склона красного хребта появляется какой-то парень. Погорюет о чем-то, потом спать ложится, а конь его сторожит. Где бывает этот парень — не ведаю.
Отпустил Амырта Мерген лисицу, побрёл к красному хребту и притаился за деревом. Утром, как только брызнули на землю лучи солнца, послышался конский топот. Примчался на поляну какой-то одичавший человек с длинными волосами, спешился, потом забрался на вершину хребта и стал вокруг осматриваться. А сам горестно приговаривает:
— О, мой старший брат! Предала нас родная сестра. Где же мне искать тебя?!
Догадался Амырта Мерген, что перед ним его брат Амыр-Санаа и его конь Хан-Шилги. Дождался, когда Амыр-Санаа спустился с вершины хребта и прилёг отдохнуть возле коня, потом стал потихоньку подкрадываться. Учуял тут Хан-Шилги своего хозяина и громко заржал. Вскочил Амыр-Санаа на ноги, хотел убежать, но Амырта Мерген успел схватить брата за плечи.
—   Амыр-Санаа! — тихо и ласково заговорил Амырта Мерген. — Посмотри на меня. Я твой брат. Мы нашли друг друга. Видишь, даже Хан-Шилги признал меня.
Долго сидели счастливые братья у подножья красного хребта и друг с другом о пережитом делились. Где-то вблизи проковылял вислоухий медведь, в кустах прошмыгнула длиннохвостая лисица, раза два подлетала любопытная сорока, а они ничего не замечали.
— Теперь, — сказал наконец Амырта Мерген, — пришел черёд рассчитаться с ханом и коварной сестрицей. Нужно второго коня найти и врасплох застать ханское войско.
— А вон посмотри, — засмеялся Амыр-Санаа, — он сам нашёлся.
Посмотрел Амырта Мерген в ту сторону, куда указал брат, и увидел бок о бок с Хан-Шилги огненно-рыжую кобылицу.
Как буря налетели удалые всадники на аал Караты-хана, рассеяли по всей степи ханское войско, захватили в плен самого хана и Алдын-дангыну.
Алдын-дангына притворилась обрадованной, норовила братьев обнять, но те уклонялись.
— Дорогие вы мои братья! Я вас каждый день вспоминала. Спасибо, что из плена меня вызволили.
— Помолчи, сестрица, — остановил ее Амырта Мерген. — На этот раз нас не обманешь. Изволь вместе с Караты-ханом чесоточных коз пасти.
Вернулись братья с богатой добычей в родной аал в верховьях Чинге-кара. Радостно встретили их Чечен-кыс и преданная ей шивишкин. Жили все они долго и счастливо, а скота в той стороне становилось с каждым годом всё больше и больше.