Все, что я знаю
Между нами много чего было. И тысячи километров проводов. И три часовых пояса. И Татарский пролив. И встречи наяву. И любовь на расстоянии. И сонные дни. И ночи за клавиатурой.
Щебетал вместо птиц модем. И ночная темнота становилась вокруг стеной, не давая увидеть ничего, кроме яркого прямоугольника, монитора.
Но был в этих отношениях кто-то еще. Тот, кого я по обычной рассеянности своей и невнимательности увидел не сразу и даже не в первый год. А когда увидел, не мог не вспыхнуть ревностью, которая со временем сменилась глухим отчаянием.
Многие соперники нам лишь от страха кажутся непобедимыми. Но мне достался именно такой. Потому что нельзя отбить девушку у себя. Потому что нельзя драться на дуэли с отражением в зеркале.
Он был на самом деле неплохой парень. Добрый, отзывчивый, говорил всегда то, чего от него ждали, то, что наверняка приятно будет услышать.
Я бы и не заметил соперника, если бы со временем он не начал мне мешать. Только я хотел сказать что-то действительно важное, как он бросал реплику из-за плеча: как всегда что-нибудь угодное, правильное и приятное. И далеко в сторону уводил разговор. А когда я все же успевал вставить словечко, на фоне его болтовни оно вызывало одно недоумение и обиду.
– Да что ты творишь? – спросил я однажды своего соперника, когда он вместо того, чтобы дать дельный совет, опять принимал на себя вину за какую-то ерунду.
– Я поддерживаю твои отношения! – воскликнул он. – Ты ведь ее любишь? Хочешь ее сохранить? Тогда не мешай!
Я любил. И покорно замолчал. С того дня я почти не принимал участия в ночных беседах. Да и наблюдал за потоком собственных сладких и одинаковых слов вполглаза. Главное – все довольны.
Днями я ходил все такой же сонный и жеваный, но теперь совсем не мог вспомнить, что было ночью. Что я говорил? Что она мне говорила?
Но пришло время и мне взбунтоваться. В тот вечер она попросила меня почитать ее новый рассказ. Мой двойник тут же развернулся и ушел, оставив меня наедине с текстом. Такие задачки он не любил.
Я нарочно медленно водил взглядом по строкам, стараясь уловить и подметить все. Ближе к концу сказки об эльфийском короле и двух его сыновьях у меня сформировался дельный совет:
– Симпатично. Но прости уж, – сказал я, – это походит на милые, но слишком яркие декорации. Сказку можно сделать намного лучше, если добавить посыла читателю. Например, ты упоминаешь особенное отношение короля к своему младшему чудаковатому сыну. Дети – умный народ, и для них надо писать умные сказки.
Я долго пытался сформулировать эту мысль, но, в конце концов, у меня получилось. Тяжело дыша, как после марафона, я ждал ответа. И сначала ответом мне стало долгое, долгое молчание.
– Неужели я настолько плохо пишу? – прозвучало наконец. Строчки на экране гораздо лучше умеют повисать в воздухе, чем слова.
– Нет, – ответил я. – Это неплохо, но если ты постараешься еще, будет лучше.
– Может, мне и пробовать не стоило? – спросила она.
Я только беспомощно посмотрел на своего двойника. И тот, неожиданно грубо отпихнув меня в сторону, бросился спасать положение. По-свойски:
– Ну что ты, солнышко, ангел… – говорил он с отвратительным придыханием. – Это прекрасный рассказ, а ты самый лучший автор! Я всегда с наслаждением читаю тебя…
Я дернул его за локоть, крикнул:
– Да ты что! У нее же талант! Его надо развивать! Работать!
– Ты идиот! – зарычал он. – Я пытаюсь ее удержать при тебе!
– Да ты… – я захлебнулся от гнева. – Ты ее хоронишь!
– Но она меня за это любит. Меня, а не тебя, критик хренов.
Я вскочил с места и быстрым шагом вышел, оставив их наедине. Я понял, чего стоит этот хороший парень. Он слеплен из моего страха потерь. Из собственничества к любимому человеку. Из трусости. Из лжи.
Злость и обида перевесили во мне тем вечером. Я решил пойти на убийство.
И, не медля, напал следующей же ночью. Не щадя ни себя, ни его.
– Нет, милая, – говорил я, – тебе нужно больше трудиться. Ты можешь писать гораздо лучше.
Я повалил его на пол, сильно ударив затылком.
– Знаешь, у меня на это есть свое мнение.
Стал сдавливать лживое горло, пока не побелели костяшки пальцев.
– Уважаю твою любовь к фолку, но сам другое слушаю…
Он хрипел и рвался прочь, а она плакала на том конце провода. А я без всякой жалости убивал его несколько недель кряду.
– Этот фильм представляет некоторый интерес, – говорил я, – но тебе не кажется, что он глуповат? Что он не стоит такого внимания?
Я еще много всякого говорил, доставлял своими словами страдания себе и ей. Но впервые за долгое время никто не смел перебивать меня из-за плеча. Никто не мог заставить солгать. Я был собой, я был с собой един.
И, наконец, я остался в комнате один. Совсем. Где-то в темноте валялся труп моего страха. Наши с ней отношения тоже были мертвы.
На экране осталось ее последнее послание мне: «Ты ужасный холодный человек». Черным отпечатком на мониторе, жирной точкой в любви.
Я сидел несколько часов в пустой и тихой комнате, пытаясь понять, что же я сделал. Правильное ли решение принял.
С тех пор, как ни пытался, я так и не смог ни разу о нем пожалеть.
Это все, что я знаю.