Глава вторая

Опоздал Мангыр чейзен! Зверь отбежал в сторону, и пуля, пущенная правителем, попала в пустое место.
…В тот день, когда аал Сульдема перекочевывал на ве­сеннюю стоянку у Барыка, к табунщикам Мангыра приехал из оюннаровского хошуна кайгал Хаспажик с двадцатью удальцами. Далеко ехали — кони у всех потом покрылись. Большинство парней с кремневками за спиной.
Когел принимал гостей не в своей юрте, а на поляне за скалистым обрывом, как того пожелали прибывшие. Не каждый бы отыскал эту поляну.
— Ну, кайгалы, выкладывайте: куда путь держите такой дружной гурьбой? — спросил Когел.
— Далеки наши думы… На дружную стаю галок и ястреб не посмеет напасть. Нам нужны люди,— ответил Хаспажик.
— Позволь узнать о деле.
— Ваши араты не нападают на торговцев? — задал вопрос Хаспажик.
— Нет,— удивился Когел.— Но поговаривают.
— Не нападешь — не ограбишь,— улыбнулся гость.
— Верно, брат.
— А где те люди, что поговаривали? Ты их знаешь? Давно знаком Когелу Хаспажик, однако ответил ему
уклончиво:
— Как тебе сказать… Знаю. Хотя…
— Мясо выбирай пожирнее, работу начинай поскорее. Не так ли, ребята? — Хаспажик оглядел своих молодцов.— Много интересного было после того, как мы с тобой встре­чались прошлой осенью. Монголы не захотели больше жить под китайцами, выпроводили их. Немного, правда, оста­лось — в Улангоме, в Кобдо. Но ни в Эрзнне, ни в Самагал-тайском хурээ их нет. Всех араты поразогнали. Из Дус-Дага и Бора-Шая часть в Монголию убежала. Слышал еще, спекулянта Ангыр Луудая убили. А кое-кто из торгашей нашел приют у нойона Буян-Бадыргы. Поблизости от Хем-Белдира ни одной лавчонки не осталось — все разнесли. Но это, сам понимаешь, нас не касается… Слух прошел: китайцы согнали скот — тысячи голов! — в Теве-Хая, около Чадана, собираются через Хондергей и Монголию пе­реправить в Китай. А скот-то чей? Аратов!
— Верно! — закричали парни Хаспажика.— Надо его отбить!
— Настало время выпроводить жадных торгашей из ТанНу-Тувы,— подзадорил друзей Хаспажик.
Только теперь открылся Когел:
— Есть у барыкских кыргысов молодой парень. Онзулак его зовут. Настоящий кайгал. Он втихомолку собрал ребят и вчера уже держал ногу в стремени.
— Может, они уже уехали? — забеспокоился Хас­пажик.
— Сегодня еще нет, а завтра их и след простынет.
— Можно привести их сюда? Потолковать надо.
— А какая в этом польза?
— Лавки в Чаа-Холе и Шагонаре никуда не денутся. Пусть ждут своей очереди. А если весь скот перевалит через Хондергей, обратно его гнать будет потрудней.
Когел уехал и вскоре вернулся с посудой и мясом.
— Вы тут отдохните, подкрепитесь. Коней расседлайте, дайте им обсохнуть. Не беспокойтесь, место это неприметное, чужих не бывает. Я вернусь до того, как солнце сядет за горы.
Когда он скрылся, Хаспажик спросил у молодого парня, сидевшего рядом с ним:
— Ты что, не узнал его, Артаакы?
— Сразу узнал!— по-ребячьи восторженно, звонко вы­палил тот, всем видом своим как бы говоря, видали, мол, сколько у меня всюду друзей-кайгалов, а меня брать с собой не хотели!
— Я как только увидел кайгала Когела, сразу вершину Танну-Ола вспомнил, где мы сидели, акый.
— Ладно, браток, не подливай воду зря,— улыбнулся Хаспажик.
Кайгалы расседлали лошадей, напоили их, привязали под тополями, уже выбросившими клейкие пахучие листочки. Свои припасы не тронули, стали варить баранину, привезен­ную Когелом. Плотно поели, и Хаспажик распорядился, чтобы все легли спать.
Никто Хаспажика старшим над собой не выбирал, но никто и слова бы поперек не сказал. Уважали его. По годам он приближался к среднему возрасту. Широкогрудый, креп­кий в кости, с черными усами и негустой бородкой, которые шли к его лицу. Во всем его облике было что-то располага­ющее, привлекательное, и люди невольно подчинялись ему, даже те, кто впервые видел его. Хаспажик был истинный кайгал. В Элегесте и Межегее не было человека, который бы не знал или не слышал о нем.
Весеннее солнце не спешило прятаться за горы. Оно было еще довольно высоко, когда возвратился Когел. С ним при­ехали пятеро.
Хаспажик издали приметил скакавшего рядом с Когелом высокого, но плотно сбитого парня лет двадцати, чем-то напоминавшего медведя. Парень коня не шпорил, кнутом не помахивал, грудь не выпячивал. «Этот на кляче ездить не привык»,— подумал Хаспажик.
Когел подвел парня к костру, представил с улыбкой:
— Вот это и есть Онзулак. А это — оюннаровский кайгал Хаспажик. Можете поговорить.
Хаспажик с укором взглянул на Когела.
— Ты словно конь без удил. Лишнее на меня нагова­риваешь.
Что в юрте, что под открытым небом,— обычай один: друзья Хаспажика пригласили приезжих попить чайку.
— Вас пятеро? — разочарованно спросил Хаспажик.— Только и всего?
— Еще приедут,— успокоил Когел.
— Когда едешь гурьбой, можно зацепиться за глаза посторонних,— добавил Онзулак.
— И то верно,— согласился Хаспажик.
Онзулак, не таясь, рассказал, что с ним шестнадцать человек, что собирались они ехать в Чаа-Холь и Шагонар. Хаспажий предложил двинуться дальше — в Теве-Хая.
— Далеко,— сразу воспротивился Онзулак.— С боль­шим табуном мимо Шагонара и Чаа-Холя не проскочим.
— Сможем.
— Такие времена настали, что самим трудно днем проехать, не то что с конями…
— Верно. Сейчас не только днем,— ночью не всякий проскочит,— охотно подтвердил Хаспажик.— Но мы же лю­ди, у которых пять способов обмануть, шесть способов об­вести, да к тому же еще и кайгалы. Будем двигаться ночами тремя-четырьмя группами, чтобы отвести подозрения.
Онзулак не сдавался:
— Допустим, туда доберемся благополучно. А мы и до­беремся. За это я спокоен. Но столько коней нельзя пасти без присмотра. Говорят, Буян-Бадыргы собрал вооруженную охрану стеречь скот торгашей.
— И еще расставил посты до самого Хондергейского перевала. Запретил проезд с юга на север и обратно. Воз­можно, на перевалах Сесеге и Адар-Тош тоже стоят посты,— невозмутимо добавил Хаспажик.— Как же вы собирались напасть на фактории с такими слабыми сердчишками?
Онзулак смутился.
— Давно хотели ехать, да все ждали подходящего момента.
— В том-то и беда ваша, браток, что ждали. А чего ждать? Думаете, сало само вам в рот полезет?
— Тогда едем вместе,— подумав, уступил наконец Онзулак.
— Если с нами до самого конца, тогда вместе,— стоял на своем Хаспажик.— Не поедете — ждите нас здесь. А мы для себя решили. Не глядите, что нас мало. Друзей мы и по пути найдем, но угнать столько скота не дадим. Хоть половину да отобьем. Аратам раздадим.
Последние слова озадачили Онзулака. Он со своими друзьями думал только, как бы самим поживиться, по­хватать в лавках, что под руку подвернется, — ткани на шубу, четвертку чаю, табаку — разок курнуть… Главное — шума побольше наделать, чтобы шире молва о лихих кайгалах шла, чтобы баи дрожали… Хаспажик о другом думает, не о себе заботится, о таких вещах говорит, какие и в голову не приходят. Этот от своего не отступится. И друзья Онзулака поняли, что такой человек, как Хаспажик, может в трудную, минуту стать, как говорится, подушкой под головой, по­сохом в руке.
— Едем вместе! — потребовали друзья Онзулака.
— Если вместе, то до самой смерти! — еще раз строго предупредил Хаспажик.— Трусы пусть не мешаются под ногами. Лучше пусть здесь остаются.
– Среди нас трусливых нет,— обиделся Онзулак.
— Совсем?
— Ни одного!
— Ей-богу?
— Вот тебе синее небо!
Оба рассмеялись. Вместе с ними расхохотались кайга-лы — оюны и кыргысы, ондары и монгуши.
Послышался частый топот копыт, и на поляну выехали с десяток парней. Увидев их, Онзулак замахал рукой.
Хаспажик внимательно оглядел всадников и их .коней. Он стоял, широко расставив ноги, и придирчиво ощупывал взглядом каждого. Дорога впереди длинная, опасная, любая мелочь может обернуться бедой. Нет, парни — что надо. И кони у них добрые. Долго не спускал глаз, наблюдая за парнишкой на мухортом коне. Окликнул:
— Буян! Да это совсем ты?!
— Я,— засмущался тот.
— Ты что же, кайгал, не сказал, что Буян приедет? — обернулся Хаспажик к Когелу.
— Я думал, такая встреча деда с внуком больше по­дойдет,— улыбнулся Когел.
— Хаспажик — твой дед? — спросил Онзулак. Буян кивнул.
— Совсем правда! — подтвердил Хаспажик.
— Тогда   мы,   выходит,   родня,— сказал   кто-то  из
парней.
Если и была до того хотя бы тень отчужденности, то теперь все стали и в самом деле ближе.
В сумерки с поляны возле Улуг-Хема выехали три груп­пы всадников, держась поодаль одна от другой.
Весенний Улуг-Хем вышел из берегов, затопил островки, разлился широким бурливым потоком, играя, как щепками, вырванными с корнями стволами деревьев, бревнами. В поло­водье Улуг-Хем не знает никаких преград.