Глава пятая

Улуг-Хем все еще был во власти половодья. Запоздалое таяние ледников и наледей все прибавляло и прибавляло воды, переполняя реку, заливая островки и широкие прибрежные низины. Деревья и травы поймы умывались щедрой влагой, вволю пили ее и, просветленные, грелись под ласко­выми лучами солнца. На полянах густо запахло соками земли и молодой зеленью. Голову кружил аромат трав. В такие ясные дни человек испытывает небывалый прилив сил.
Задержался в тот год ледоход на Хемчике. Когда же весна оттеснила зиму, полностью вступив в свои права, Улуг-Хем показал свой крутой нрав, стремительно раз­двинув берега. Разбрасывая пенистые волны, бешено бурля водоворотами, Хемчик мчался к Улуг-Хему. Словно разъ­яренный бык, не знающий, куда девать могучую силу, и бо­дающий рогами стену, Хемчик наскакивал на скалы и с той же яростью отлетал от них, чтобы кидаться снова и снова. Будто необученный конь, на шею которого набросили аркан, он прорывался сквозь течение Улуг-Хема, через весь его широкий поток, а после, как бы опомнившись, ослабев от стягивающей горло петли, смирялся, подчиняясь неумолимо­му бегу Великой реки.
Перед тем как ринуться в каменные теснины Саянской трубы, воды Улуг-Хема возле Чаа-Холя словно вскипают. Так же в эту пору кипела жизнь и в самом Чаа-Холе.
Буян припоминал, что и в Шагонаре, когда они возвращались из Теве-Хая, было как на реке в половодье. Теперь же там было тихо. Собаки нехотя брехали по дворам да и то, похоже, поджав хвосты.
Ниже поселка на лугу темнел большой аал. Много юрт, много скота.
— Аал Шагаачы чагырыкчи,— сказал Онзулак. Шагаачы… Араты трепетали при одном имени судьи, боялись взглянуть на его шапку с красным шариком и семи-глазым одага[1]. Шагаачы… Буяну слышалось в этом имени схожее: то шагаан-теве — тарантул, то шаагай…
«Не очень-то, видать, далек умом, если допустил, что под самым носом у него купцов разогнали,— подумал он.— Кайгалы потому и не попадаются,— рассуждал Буян,— что всюду у них друзья, везде их поддержат. Любого возьми — хоть Когела, хоть Хаспажика или даже Дарган-Хаа…»
Миновали Шагонар. Онзулак сказал:
— Муйту, дальше поведешь ты.
— Почему я?
— Заедем к твоему благородному другу.
— Зачем?
— Зачем? — переспросил   Онзулак.— Добыча   может ускользнуть… Если при облаве на волка не узнаешь, есть ли волк да где он лежит и по каким тропкам убежать может, нечего и охоту затевать.
Муйтужук все еще не понимал, чего от него хочет Он­зулак.
— А он разве охотник — наш друг?
— Нам это все равно, охотник или нет. Разве ты не зна­ешь: при облаве на волка даже женщины подсказывают — «туда побежал!».
Больше ни о чем не говорили. Муйтужук привел друзей к благородному тюлюшу. Старик принял радушно, однако отвечать на расспросы не спешил.
— Э-э-э… Окантованный глаз[2] хитрее стал, подозри­тельней…
— Темнотой ночи нам лучше воспользоваться или светом дня? — нетерпеливо допытывался Онзулак.
— Даже не знаю, которое время лучше,— тянул тю-люш.— С одной стороны — хорошо, с другой — плохо…
— Лучше днем,— влез в разговор Хорек бошка.
— Купцы теперь стали осмотрительней.
— Конечно-конечно,— поддакнул Хорек.
— Пустая болтовня прибывает, а хромые овцы дальше уходят,— недовольно произнес старик.
— Так на чем порешим? — спросил Онзулак.
— Съездим потихоньку в Чаа-Холь. Посмотрим…
— А остальные?
— Здесь отдохнут. Все равно надо рассвета дожидать­ся. Перед утром самое лучшее время.
— Я же говорил! — обрадовался Хорек бошка. — В тем­ноте что увидишь?
Благородный тюлюш и Онзулак отправились в Чаа-Холь. Хорек бошка увязался за ними.
— У меня в Чаа-Холе знакомый есть,— сказал ста­рик.— Молодой китаец. Он раньше в Шагонаре жил.
— А здесь что делает?
— На старого хозяина шибко сердит был… Похоже, отомстил ему. Я не допытывался. А парень хороший. Из Бээжина сопровождал караваны. Поморозился в дороге — отметина лучше, чем у верблюда.
— Какая отметина? — навострил уши Хорек бошка.
— На щеке проплешина.
— На щеке?
— Да,— покосился на него тюлюш.— Что, страшный человек?
— Просто так спросил,— смешался бошка.
— Встретимся с ним, поговорим. В Чаа-Холе пять лавок. Все вы не растрясете. На какую лучше напасть, надо знать заранее.
— И про это у китайца спрашивать? — удивился Онзулак.
— Этому парню я верю.
Добрались до Чаа-Холя. Здесь давно не было дождя, и улицы поселка утопали в пыли. Пешие и конные толклись возле лавок.
Трое влились в толпу ротозеев. Хорек бошка вглядывал­ся в лицо каждого встречного, надеясь увидеть того ки­тайца с обмороженной щекой.
Они отыскали его в толчее, у крыльца большого дома, в ограде которого находились амбары с товарами. Бла­городный тюлюш незаметно подмигнул своему знакомому, и уже вчетвером они направились в юрту родственника тюлюша, стоявшую неподалеку от лавок.
Старик сразу выложил парню, чего от него хотят. Тот тоже не стал вилять. Он люто ненавидел своих хозяев. Почему? Кайгалов это не очень-то интересовало. Важно было, что он согласился помочь и показал связку ключей, которыми обещал поутру открыть двери амбаров.
Договорившись встретиться на рассвете у нижней лавки Тайши Тайфу, разошлись. Хорек бошка не скрывал ра­дости.
 
…Над Чаа-Холем опустилась весенняя ночь, тихая, теплая. Слышно было лишь, как шумит переполненный по­лой водой Улуг-Хем да, изредка пофыркивая, дергают свежую зелень привязанные к кустам кони.
Положив под голову седло, Буян долго не мог уснуть, перебирал в памяти прошедшие события. Вспомнил первую поездку с Когелом минувшей осенью, встречу с Хаспажиком и другими кайгалами на вершине Танну-Ола… Как быстро летит время! Осенью до него только доходили слухи о том, что араты повсюду гонят торговцев, а теперь он сам уча­ствует в таком походе…
«Зачем мы нападаем на купцов, – размышлял Буян.— Конечно, из-за того, что они жадные. За бесценок скупают у аратов скот и пушнину, грабят народ. Все это так. Ну, а разгонят они китайцев, потом что?»
Тут у него концы с концами не сходились. И среди китайцев есть, оказывается, люди, которые против своих торговцев. Не об этом ли говорил благородный тюлюш? Что за чертовщина?! А среди тувинцев есть, интересно, такие, что против тувинцев? Тут Буян тоже терялся. Когда отбивали табуны у купцов и потом раздавали коней аратам,— все было ясно. Даже то, что они с Когелом увели косяк у Мангыра чейзена, Буян считал справедливым. Чейзену он готов мстить всю свою жизнь. Однако какая польза была от коней Мангыра? Взяли одних, привели ему же других… Теперь вместе с кайгалами почему-то Хорек бошка — верный пес чейзена. «В предстоящем деле,— думал Буян,— никакого кайгальства нет… Зачем им чужие товары?..» И снова разбегались мысли, и снова не сходились концы с концами.
…Проснулся он от голоса Онзулака.
— Ну, ребята, петухи в Чаа-Холе уже пропели. Позвякивали стремена   в   потемках.   Времени   прошло меньше, чем нужно, чтоб выкурить трубку, а все уже сидели в седле. Перемахнув узкую протоку, подъехали к юрте тюлюша.
— Сам-то как, дед? — не спешиваясь, спросил Онзулак.
— Что мог, я сделал. Остальное — ваша забота. Когда немного отъехали, Саванды спросил:
— А тот китаец не расставит нам петли?
— Ему можно верить,— сказал Хорек бошка и посове­товал Онзулаку: — Не надо спешить. Пусть рассветет.
Буяна клонило ко сну. Ни о каких приключениях он в этот раз не думал. Чего зря растравлять себя,— все равно ничего не случится. Все обойдется тихо-мирно.
А Саванды нетерпеливо расстегивал на ходу переметные сумы.
— Что ж ты так мало взял? — подтрунивали над ним.— Неужели твой Мухортый такой слабый? Надо бы тебе еще две барбы прихватить.
— Кш! — прицыкнул Онзулак.— Тихо! Не увидев воды, не снимайте идики.
Вот и село. Тихое. Подозрительно тихое. Может, только кажется так? Уже и последнюю лавку видно. Всадники затаились в кустах. Словно поняв их, притихли и кони.
Торопливо уходила ночь. Рассвет резко очерчивал си­луэты построек.
— Пора? — шептали парни.
— Рано, рано,— сдерживал их Онзулак.
У ворот дома, во дворе которого были амбары, на шесте заколыхалась белая тряпка — им подавали сигнал.
— Теперь пора!
Кайгалы въехали во двор. Они еще не успели спешиться, как китаец отомкнул замок на одном амбаре, загремел ключами возле другого.
Парни вошли в отпертый амбар и оторопели — чего тут только не было! Шелк, чесуча, далемба, ножи, гвозди!.. Вмиг все смешалось. В воздухе летали ткани, под ногами хрустели плитки чая. Араты набивали сумы и мешки всем, что попадалось под руку. Не столько брали, сколько раски­дывали, растаптывали, рассыпали…
Онзулак поглядывал, посмеивался.
— Ну, хватит? — окликнул он друзей, заметив, что пыл у них поубавился.
— Хватит, однако.— Парни перевели дух.— Надо уходить, пока хозяева не всполошились.
— Ломайте двери амбаров! — приказал Онзулак.
Так договорились: переломать замки и двери, чтобы отве­сти подозрение от помогавшего им китайца.
Пока несколько человек крушили двери, остальные на­последок ходили по амбарам, прихватывая то одно, то другое.
От лязга железа и треска крепко сбитых дверей под топорами в соседних дворах залаяли собаки. Тут только к парням воротился разум.
— Все в сборе? — с тревогой спросил Онзулак.
— Все.
— А где Хорек бошка?
— Он ничего не брал. Только по амбарам бегал.
— Как же, не брал! Вон его конь — полные мешки.
— Зря мы его с собой взяли,— проворчал Муйтужук.
— Здесь оставаться опасно. Выезжаем! — распорядил­ся Онзулак.
Спрятались в кустах напротив ворот. Саванды пристал к Буяну:
— Пока бошка явится, сбегай к дальнему амбару. У са­мых дверей кожаные штаны лежат. Прямо на улице. Сбегай, Буян!
Парни запротестовали:
— Не успеет.
— Бошка сейчас вернется.
— Зачем тебе к лету кожаные штаны?
— Зачем, зачем! Какое вам дело,— огрызался Саванды и канючил: — Сбегай, Буян. Пока болтаем, ты бы уже два раза успел.
Буян шмыгнул во двор.
Между амбарами он увидел двух человек, гонявшихся друг за другом. В первом он узнал китайца, открывшего им ворота. Вторым… Вторым был Хорек бошка с колом в руках. Буян в растерянности спрятался за тюками. Китаец забежал в амбар. Бошка настиг его и с размаху ударил колом по голове… Тот слабо вскрикнул, зашатался и упал. Бошка ударил еще раз… В глазах у Буяна потемнело, будто удар пришелся по нему. Он крикнул:
— Что вы делаете?
Хорек воровато оглянулся и выбежал в другую дверь.
Буян подскочил к растянувшемуся на полу китайцу. Тот хрипло дышал, изо рта у него вырывались кровавые пу­зыри. Буян перевернул его на спину и увидел на щеке рубцы, вспомнил: это он приезжал к ним. Точно, он…
Во дворе громко закричали. Послышался топот коней. Буян ничего не соображал. Про штаны для Саванды он и вовсе забыл. Лицо китайца побелело; судорожно дернув­шись, он вытянулся и затих…
В этот момент Буяна схватили за руки…
Онзулак с товарищами все еще ждали в кустах.
— Буяна? Не видел,— у запыхавшегося Хорека бошки глаза блудливо бегали, руки тряслись.
В дальнем конце улицы показалось несколько всад­ников.
Онзулак нервничал. Сейчас хлынет народ. Если упустить время, Буяна уже не спасти, а Онзулак не привык в беде оставлять друзей.
— Кто с ружьями — за мной! — приказал он.— Осталь­ные ждите здесь.
Ворвавшись во двор, Онзулак опешил: прямо перед ним в сопровождении двух чиновников восседал на сером коне- сам нойон Буян-Бадыргы в шапке с девятиглазым одага и сверкающим даже в этот ранний час рубиновым шариком.
Буян-Бадыргы прибыл со свитой в Чаа-Холь накануне, прослышав, что здесь, как и в Шагонаре, создалась тревож­ная обстановка. Ранний переполох поднял нойона.
Буяна держали за руки, хотя он и не пытался отбивать­ся, стоял, понуро опустив голову.
— Отпустите его! — закричал Онзулак.
Буяну Онзулак показался куда могущественнее нойона. Разве что не было на его голове шапки с рубином и павлинь­им пером.
— Отпустите его! — повторил Онзулак, но никто не ше­вельнул и пальцем. Он оглянулся: кайгалы держали ружья наизготовку.
Онзулак спешился, подошел к тем, кто держал Буяна, схватил парнишку и, подняв его, словно мешок с просом, по­садил в седло.
— Кто этот человек? — спросил нойон.
Чиновник с белым шариком на шапке услужливо под­сказал:
— Онзулак. Из барыкских кыргысов.
Онзулак вгляделся в чиновника, узнал его: Дагыр хунду!
— Связать! — распорядился нойон.
Во дворе было слишком мало его людей, и чиновники не осмелились выполнить приказ.
— Мы ваше имущество не трогали, нойон,— сказал Онзулак.
— Зачем нападаете на купцов?
— Это уже наше дело,— дерзко ответил кайгал и, вскочив на коня позади Буяна, неторопливо выехал со двора. У ворот оглянулся: — Смотрите, нойон, не усердствуйте, а то и к вам в Чадан явимся!