Глава шестая

В начале года Мыши — это пришлось на март — апрель 1912 года — волнения среди аратов усилились. Недовольных становилось все больше и больше. Доведенные до отчаяния беспросветной нуждой, они брались за оружие.
Высшие властители округов — Дамдин-Сюрюн, Санаа мейрен, ламы во главе с настоятелем Чаданского хурэ Чамзы камбы — потеряли покой. Особенно тревожно было на душе у нойона Даа хошуна Буян-Бадыргы.
Для усмирения взбунтовавшихся аратов в южной, овюр-ской стороне, и на улуг-хемской стороне Бейси хошуна он собрал войско в триста человек.во главе с Санаа мейреном.
Санаа мейрен доносил:
«Правителю Даа хошуна реки Хемчик всеобщему властелину Буян-Бадыргы
Особым указом назначенным Вами, всеобщим власте­лином, всепокорнейше докладываю, поспешая и кланяясь:
Чтобы изловить особо опасных смутьянов-аратов, бес­чинствующих в Торгалыге, Дус-Даге, Бора-Шае и поблизости от них, и содержать территорию страны в мире и спокой­ствии, направлялись мы в те места, но в долине речки Торгалыг напали на нас около ста аратов, предводитель­ствуемых Улаан-Байыром, Донзунчуком и Чымба, и разогна­ли войско мое. Сообщаю, что большинство войска моего перешло на сторону бунтовщиков, и сами эти люди превратились в мятежников. Вследствие этого мы едва живыми ушли и теперь сидим и дрожим у жен своих под подолами.
С получением данной записки прошу и молю Вас, чтобы Вы приняли должные меры по очищению страны от рас­поясавшихся смутьянов.
13-го дня, месяца 3-го, года Мыши».
Когда гонец Санаа мейрена, запаливший коня так, что тот стал похож на мокрого суслика, протянул с поклоном записку Буян-Бадыргы, правитель даже не глянул в его сторону. Нойона занимало другое.
Богатые купцы стали наводнять Чадан, где находились печати обоих хошунов. Могли ли оставаться в спокойствии, подобно Золотому Колу[1] на макушке неба, чиновники во главе с нойоном, видя такое скопление и перемещение торговых людей?
Буян-Бадыргы и Дамдин-Сюрюн перенесли свои резиден­ции к Чаданскому хурэ. Торговцы стали тоже селиться поближе к монастырю в надежде на защиту и покровитель­ство. Всем — чиновникам, ламам и купцам — казалось, что таким образом они не угодят под камень народного гнева, брошенный аратами. И действительно, на этот раз камень не придавил их.
Что такое перекочевка двух нойонов из Чадана к хурэ? Обычное дело, какого в иных условиях могли и не заметить, оказалось весьма серьезным событием, свидетельство­вавшим о пошатнувшейся власти феодалов.
Прослышав о сложной обстановке в восточных районах, Буян-Бадыргы поспешно отправился в Чаа-Холь. Он ехал с намерением приостановить волнение аратов, разбушевав­шихся, словно Улуг-Хем в половодье, и тем самым преду­предить стихийные выступления в собственном хошуне.
Вручая правителю белый плат, щедро угощая его и одари­вая ценными подарками, с надеждой и подобострастием встретили нойона чиновники Чаа-Холя, канцелярии Шага-ачы чагырыкчи и местные купцы. Не зная, что за подарок преподнесут ему на рассвете кайгалы, Буян-Бадыргы улегся спать в прекрасном настроении.
Пока свита нойона с глубокого похмелья продирала глаза, налет на факторию был уже совершен, кайгалы умчались, и чиновникам оставалось лишь дрожать под озлобленным взглядом правителя.
Буян-Бадыргы приказал немедля собрать вооруженных людей, переловить разбойников вместе с Онзулаком и. при­везти их в Чаа-Холь.
Погоня, однако, воротилась ни с чем. Кайгалы раство­рились, как вода в песке.
Возмущенный их наглостью, нойон выместил злобу на чиновниках. Досталось от него и самому Шагаачы чагырыкчи. Правитель потребовал восстановить в сумонах мир и спо­койствие, схватить зачинщиков и наказать.
По возвращении из Чаа-Холя Буян-Бадыргы яснее, чем когда бы то ни было, понял, что араты его хошуна могут подняться не только против торгашей. Возможности оста­новить начавшееся в народе брожение собственными силами он не находил. Ему казалось, что он восседает не на троне, а на бочке с порохом. Малейшая искра могла вызвать взрыв.
В поисках выхода Буян-Бадыргы вынужден был обратить­ся к последней опоре власти маньчжурского хана — амбын-нойону, резиденция которого находилась в городе Кобдо.
Получив отчаянное послание Санаа мейрена, Буян-Бадыргы не нашел ни времени, ни желания вникнуть в спешную и доверительную депешу, присланную с гонцом и знаком особой срочности и важности — «красной линией». Санаа мейрен взывал о помощи, да так и не дождался ее. Теперь не в лучшем положении оказался и сам Буян-Ба­дыргы. Теперь он молил о заступничестве. Однако и амбыну Кобдо, на которого возлагал надежды нойон, было ничуть не легче. Монгольские араты тоже поднялись на борьбу.
Не дождавшись от кобдинского амбына ни ответной записки с «красной линией», ни помощи, ни даже слов сочувствия, Буян-Бадыргы разослал чиновникам, правящим восточными сумонами, послания. В записке амбын-нойону он просил и умолял, в этих же посланиях грозил и строжайше требовал незамедлительно изловить всех бунтарей и восста­новить порядок в хошунг.
Чиновники Шагаачы-чагырыкчи лишились покоя. Еще до получения грозных предписаний верховного правителя, едва проводив его из Чаа-Холя, взялись, они наводить порядок.