Леонид Чадамба. Сын тайги (Повесть)

Под большим мохнатым кедром уютно укрылся шалаш. Трещит костер. Стремительно улетают в черную высь его искорки-звездочки, освещая стволы дремлющих исполинов. Возле костра хлопочет с богатой добычей дня охотник. Одна искра упала ему на руку. От неожиданности и боли чуть не выронил соболью шкурку в огонь. Заворчал про себя:
— Черт возьми! Чуть было огню не пожертвовал! Однако, надо быть осторожнее, всякое, видишь, бывает…
Охотник отодвинулся немного от костра и стал дальше оснимывать тушки соболей и белок. Это был один из известных звероловов Тоджи Бараан Дажырган. За свою долгую жизнь он до тонкостей освоил нелегкое промысловое дело, неоднократно бывал в Москве как участник ВДНХ. Но в большом городе он чувствовал себя неуютно — ему каждый раз хотелось поскорее вернуться в родную тайгу…
Проверяя качество очередной шкурки, Бараан еще раз встряхнул ее. «Славная»,— удовлетворенно отметил он. Тихо падал снег. Снежинки порхали вокруг маленькими бабочками. Поодаль от костра терпеливо лежал верный друг и бывалый «охотник» Костюк. В ожидании ужина собака внимательно следила за действиями хозяина. Держа шкурку одной рукой за нос, другой — за хвост, Бараан продолжал любоваться собольим мехом. Он то и дело встряхивал шкурку, дул в темный ворс, опять встряхивал, всматривался. «Хорош!» — окончательно решил он. Ему казалось, что по блеску шкурка не уступает пламени костра, так же горит, переливается, искрами вспыхивает то тут, то там.
— Ну и шкурка, ну и красота! — радовался бывалый охотник. — Спасибо тебе, родная тайга!
Но его слушатели — древние могучие кедры — оставались молчаливыми и безучастными, погруженными в сон и снег.
Неожиданно хрустнуло. Не выпуская из рук соболя, Бараан стал вглядываться в ту сторону, откуда послышался звук. Темнота была черной, непроглядной, только валил хлопьями снег. Наконец обозначился силуэт человека, с ног до головы облепленного снегом. «Будто в муке обваляли», — подумал Бараан. Следом выскочила собака и, радостно виляя хвостом, устремилась к костру.
Бараан через костер крикнул:
— Ну, как, Вик, почему так долго?
Тот, кому был задан вопрос, на ходу стряхивая снег с шапки, ват­ника, бойко ответил:
— Заблудился немного. Ушел дальше, а они, оказывается, под носом паслись. Ух, какой богатый снег валит!
Парень подошел к костру, на его лице радостно блестели мальчишеские глаза. И хотя ему едва исполнилось шестнадцать лет, но по сноровке в таежном промысле он мало кому уступал. Виктор Байыр-оол (так звали парня) ходил за оленями, на которых они передвигались по тайге. На ночь их отпускали на отдых.
— Когда же мне посчастливится поймать такого? — с восхищением произнес Виктор, оценив шкурку в руках старшего товарища.
— Придет время, и тебе такой попадется. Непременно. Ты мне лучше скажи, что дальше делать будем? Тебе до плана двух шкурок не хватает, мне — одной. А тут еще снег мешает, продукты кончаются.
Виктор налил чаю в самодельную чашку из корня березы, сделал несколько шумных глотков и решительно сказал:
— План надо выполнить во что бы то ни стало! Может, переберемся в другое место?
— Правильно рассуждаешь, парень. План — закон. Мы его не выполним, другой кто-нибудь не выполнит — вот тебе и весь наш совхоз, а значит, и район, дальше — республика отстала!
— Ну, нет… Уж я-то выполню, честное слово! Клянусь тайгой!
— Да. Но продукты, говорю, кончаются. И у нас, и вот у наших друзей, — Бараан кивнул на собак.
Виктор продолжал с шумом прихлебывать горячий чай.
— Собак можно поддержать дичью, — предложил он, подумав.
— И то верно. Завтра и пойдем за ней. Может, удастся сохатого подвалить.
— Тогда бы мы продержались! А возвращаться без плана — позор! Как людям в глаза смотреть?
— Тебе особенно неловко, девчата в поселке засмеют: кому, мол, такой жених нужен — горе-охотник!
Парень только молча погладил шкурку соболя.
— Давай-ка теперь поговорим серьезно, — продолжил старший. — Вот почему мы с тобой сейчас здесь находимся, в глухой тайге, вдали от людей, на морозе, отказываем себе в отдыхе, еде? Чтобы добыть больше соболя, белок. Пушнину недаром называют мягким золотом Чем больше мы ее заготовим, тем богаче, могучее будет наша страна. Я бывал на Великой выставке в Москве, видел пушнину, привезенную из далекой Якутии, Бурятии, Алтая. И смотрят ее тьма людей, со всех стран мира, и высоко оценивают, наравне с золотом. Хозяева Выставки поясняли гостям, что меха из Тувы — особенно ценные. Вот и ты, Вик, станешь знатным охотником. Конечно, если будешь стараться, повезешь и ты свою пушнину в Москву.
Слова старшего еще больше утвердили Виктора в решении белковать дальше.
— Пока не выполню плана, из тайги-матушки не выйду, — твердо сказал он.
— А как будешь без продовольствия? — опять вернулся к злополучной теме Бараан. Он будто испытывал юного напарника.
— Да вы за меня не беспокойтесь! Ерунда!
— Вовсе не ерунда. Запомни, Витя, охотник должен быть выносливым, сильным, с зоркими глазами, чуткими ушами. А откуда придет сила, если нечем подкрепиться? На голодный желудок никакое дело не спорится, даже ноги не идут. А уж об охотнике и говорить нечего!
— Сегодня надо мной не так высоко самолет пролетел к верховью, — радостно сообщил Виктор.
— О-о, так он, возможно, привез продовольствие и снаряжение.
— Тогда я схожу на базу. Привезу свежие газеты, письма, — глаза Виктора стали большими, с пиалу.
«База отсюда порядком, туда-сюда — четверо суток уйдет, не меньше. Разве можно спокойно отправить одного парня по тайге?» — чуть не вслух размышлял Бараан.
— Вот что сделаем, — сказал он, наконец. — Снег будет идти и завтра. Снаряжения нам пока хватит. Я пойду за зверем, а ты сходи туда, где я уже был. Там есть один соболь. Постарайся его добыть.
— Так на базу не идти? — не скрывал досады парень.
— Лучше походить здесь, поблизости, добрать до плана, а потом поскорее домой. По-моему, так будет умнее.
Снег падал все гуще и гуще. Ветви кедров уже почти не задерживали полета снежинок. Собаки Костюк и Хартыга уже дремали, свернувшись калачиками, изредка поднимая головы с настороженными ушами. Они знали, что скоро опять идти на охоту, и потому восстанавливали свои силы.
Проверив еще раз все свое снаряжение — карабин, тозовку, патроны — Бараан с легкой душой стал укладываться на ночлег. Лег спиной к костру. Виктор увлеченно читал сильно потрепанную книжку, вернее, перечитывал ее уже в который раз.
Бараан долго не мог уснуть — мешали все те же думы о продовольствии, перед глазами стояли соболи, которых не хватало.
— Ну-ка, Вик, о чем пишут в книгах?
— Ха-а, в этой книге написано очень интересно, очень…
— Вот и расскажи, что там написано?
— Да, пишут обо всем, только вот не написано, как соболей найти.
— Ладно, а еще о чем? Почитай вслух.
— Я вот читал недавно в газете, один чабан из Дзун-Хемчика от ста овец получил 162 ягненка. Вот здорово, а!
— Да-а. 160 ягнят! А мы? Из-за трех соболей в тайге застряли! Ну, ладно, спать, спать, братишка. Завтра нам надо далеко шагать.
— Три — это ничего… Переживать особо нечего… Вот только снег притормозит нас, — боролся со сном парень.
А снег все шел и шел, падая хлопьями, шипел в костре, как сало. Вскоре сон все-таки сморил охотников.
С рассветом отправились на охоту, чтобы застать зверя во время его завтрака. Снег по-прежнему валил, но уже не такой густой, можно было промышлять. Кобель вел себя как-то странно: был ленив, безучастен, не озирался, как обычно, не искал следов.
— Костюк, почему ты сегодня такой, а? Как мы с таким настроением будем искать добычу? — вполголоса разговаривал охотник со своим другом.
Собака только виляла хвостом, высунув язык.
Они не спеша поднимались вдоль хребта вверх. Было тихо, ничто не нарушало безмолвия: кругом один глубокий снег, укутаны в снежные одеяла деревья, спрятались под большущие белые шапки пни. Разве что взлетит где рябчик или глухарь. Тайга без конца и края, царство кедра. Все это близко и дорого сердцу, знакомо, привычно. Никогда не отпускала тайга охотника с пустыми руками, всегда возвращался он с богатой добычей. Что же нынче-то происходит?..
С такими невеселыми думами Бараан незаметно оказался у знакомого места — Хорумнуг-Озен — курганной ложбины. Звериных следов не было. «Видать, не будет мне удачи», — подумал охотник. С досады слез с оленя, закурил.
Перед ним раскинулась величавая, бесконечная черно-синяя тайга Кара-Суглуг. Казалось, она любезно приглашала охотника: «Иди сюда, перебеги ко мне, не останешься без добычи!».
— Ээ-хай! Костюк, давай-ка лучше перейдем на ту сторону, иначе нам придется здесь туго, — посоветовался хозяин со своей собакой, которая плелась следом. Костюк коротко взлаял в знак согласия и зевнул, дав понять, что пора бы и перекусить чего. В это время на осину прямо перед ними сели рябчики. Бараан тут же выстрелами снял одного, второго, а двух — прямо на лету. Двух он кинул собаке, двух приторочил к седлу. Костюк разом управился с обедом, кинул благодарный взгляд на хозяина.
Перевалило за полдень. Пес, умявший рябчиков прямо с перьями, разбудил аппетит у охотника. Бараан достал из кармана тужурки боорзак — обжаренные в масле кусочки теста, которые брал с собой, вместо сухарей — и стал неторопливо жевать. Олени копытили глубокий снег в поисках ягеля, шумно собирали его толстыми губами.
Бараан все прикидывал, не решаясь окончательно, и в то же время испытывая нетерпение поскорее перебраться в манящую на той стороне горной разложины тайгу. Она была холмистой, сухостойной, а значит, там мог обитать соболь. Вдруг ушки собаки встали торчком, она беспокойно забегала, со свистом втягивая воздух в ноздри, а затем стрелой полетела в темнолесье. Охотник быстро сел на оленя и осторожно поехал следом. Костюк бежал без остановок, пока сухостой не сменился темно-зеленым кедрачом. Тут собака вернулась обратно и снова бросилась вперед. Под кедром был виден след соболя. Спешившись, охотник убедился, что следы были совсем свежими, лишь немного запорошены снегом. Значит, соболь где-то рядом…
Собака пошла дальше. Бараан пустил оленей пастись, опутав им ноги, а сам пошел за Костюком. С нетерпением ожидал, когда собака, обнаружив зверька, зайдется в лае, но та шла молча. Следы стали более отчетливыми, видно было, что соболь убегал, не останавливаясь. Пошла всхолмленная местность.
«Вот беда! Сейчас уйдет, спасаясь, в нору. Лови его потом! — лихорадочно соображал охотник. — Чтобы его догнать, надо чуть ли не бежать».
Конечно, при таком снегопаде зверек вряд ли уйдет, разве что укроется в укромном месте. Бараан поднялся на небольшой взгорок, устало присел на поваленное дерево.
Снег повалил гуще. Высоко в хребтах уныло шумела тайга. Оттуда, сверху, доходили порывы ветра, сбрасывавшего изредка комья снега с веток. Тайга предупреждала: скоро быть пурге. Стало темнеть.
— Вот и Костюк молчит, — отметил вслух охотник.
Вдруг Бараан почувствовал спиной чей-то взгляд. Он вздрогнул и резко повернулся. Первым делом увидел свою собаку, которая беспокойно бросилась к хозяину, лизнула ему руку, кинулась прочь, отрывисто лая, и вообще была в сильном возбуждении.
— Ну, ладно-ладно, понял тебя, дружок! — успокоил собаку хозяин. А про себя подумал: «Неужто сам хозяин тайги?..».
Мысль эта обожгла: что делать? Время позднее, Виктора рядом нет, однако, не оставлять же столько сала. Пока светло, надо выяснить, кто это, и если косолапый, то завтра пожаловать к нему в гости.
— Что, Костюк, пойдем или нет? — спросил, словно искал поддержки у собаки.
Пошли за оленями, которых оставили довольно далеко. От быстрой ходьбы Бараан вспотел, одежда стала тяжелой. Найдя оленей, сел на переднего и поехал за собакой. Вскоре Костюк привел к поваленному дереву, перепрыгнул его туда-сюда и стал со злостью лаять.
Голос собаки встревожил тайгу.
— Ага! Так вот где он прячется! — от радости охотник рассмеялся.
Бараан спрыгнул с седла и стал осматривать дерево: вот тебе на! Не говори гоп, пока не перепрыгнул! Нет его, одни следы. Ай да умный соболь, ай да хитрец! Убежал, пока собака бегала за хозяином.
Охотник опять пошел по следу. Между тем сумерки сгущались. Охотник, наконец, успокоился: один соболь есть, можно не беспокоиться — он от них не уйдет. Надо только заночевать здесь. Постой-ка! А как же Виктор? Ничего, молодой, ловкий, наверняка, подстрелил кой-какую дичь. Не пропадет!
Бараан запалил костер, принялся готовить себе и собаке ужин — шашлыки из рябчиков. Перекусив, стал сушить мокрую одежду.
Ночь прошла благополучно. Утро вновь выдалось пасмурным, валил снег. Самочувствие было неважным, ведь со вчерашнего дня толком не ел, не пил. Но о себе Бараан не беспокоился, знал, что выдержит. Тайга закалила его. И теперь, не обращая внимания на непогоду и легкое недомогание, потихоньку двигался по следам соболя.
Вдруг собака стрелой устремилась вперед и побежала меж кедров, громко лая. Бараан весь подтянулся, поспешил следом и увидел сидящего на дереве глухаря. Что ж, и за это спасибо, родная тайга! Тут же снял глухаря, спроворил костер, поджарил на огне грудину и две ножки, остальное отдал собаке. Немного порадовав пустой желудок, двинулся дальше.
Настроение поднялось, стало легче в пути. Костюк тоже повеселел. Однако следы соболя пропали. Ничего, собака свое дело знает. Вот Костюк взял влево, и через некоторое время оттуда послышался его лай.
Костюк опять бегал возле поваленного дуплистого дерева, караулил один конец дупла. Охотник стал стучать по кедру палкой, иногда шуруя ею изнутри дерева. Пусто. Обошел вокруг — никаких признаков, видимо, опять ушел. Но… собака, она-то ведь не должна обмануться. Посмотрел на часы — девять утра. На душе стало тревожно: Виктор, должно быть, теперь не на шутку обеспокоен.
«А что, не пустить ли в это убежище дыму?» — подумал про себя.
Принес елового хворосту, запалил. Дым, как назло, относило ветром в сторону. Чем же направить его в дупло? Стал смотреть по сторонам: кругом, кроме снега и укрытых им деревьев, ничего не было. Тужуркой! Снял ватник, прикрыл им костер от ветра, дым густо повалил в ствол дерева. Стал с нетерпением ждать главного. Скоро стало подмерзать, а соболь все не выскакивал. «Однако так дальше не пойдет!» — Бараан надел ватник и стал направлять дым с помощью срубленных веток кедра. Через какое-то время вместе с дымом что-то молниеносно выскользнуло из дупла и мелькнуло перед глазами. В тот же миг Костюк прыгнул в сторону от бревна, кинулся дальше.
— Халак, халак! Бедняга соболь! Сколько из-за тебя мучений! — с этими словами охотник побежал за собакой.
Костюк заливался лаем, стоя на задних лапах, прыгал вверх. Бараан заметил на верхушке кедра, у основания одного из его отростков, что-то черное. Хитро спрятался, умница! Охотник вскинул ружье, целясь в голову. Выстрел — и вот уже красавец камнем падает вниз. Костюк бросается к добыче. Бараан поднимает соболя и прячет его за пазуху. Кажется, рукой сняло усталость и голод.
Бараан освободил от пут оленей, сел на одного из них и поехал, весело напевая: «Спасибо тебе, моя Одуген-тайга!..».
Это был его 57 по счету соболь, последний в охотничьем сезоне.
Солнце еще не зашло. Но в тайге, да еще в зимнюю пору, темнеет рано. Снег глубокий, про такой в народе говорят: по самые бедра. Олени осторожно ставят ноги, причем задний безошибочно попадает в следы от переднего, напоминающие дырочки от колышек. Собака бежит по снегу, как спортсмен, легко подпрыгивая.
Серо-бурый олень Бараана шел впереди, умело управляя своими раскидистыми рогами, стараясь не задевать веток деревьев. Кажется, глаза у него на самой макушке. Древние кедры, ели, осины стояли в безмолвии, только вверху чуть слышно гудели от ветра. Изредка целый сугроб падал с дерева.
Костюк искал след. Вот он подпрыгнул вверх и настороженно залаял. Зоркие глаза охотника сразу заметили белку, бегущую по кедру. Приученный олень тут же остановился. Не слезая с седла, стал прицеливаться. Только показалась головка зверька, как раздался выстрел. Падая, белка застряла в ветвях. Пришлось лезть на дерево, доставать.
В это время в стороне послышался радостный лай собаки. То был Хартыга. Сидя на дереве, Бараан видел, как его собака кинулась в заросли и исчезла в них. Затем вдруг испуганно, как показалось охотнику, взвизгнула, вернулась назад. Охотник положил белку за пазуху и слез с кедра. Тут подъехал Виктор.
— Чем порадуешь, Вик?
— Плохо, не везет мне, только семь штук кое-как добыл. Мало там белок.
— Да и мне хвастать нечем — четырнадцать пока…
— Собака залаяла беспокойно, думал — хозяин тайги пожаловал. Напугался малость.
– Здесь он, близко… Костюк никогда не ошибается.
— Темно становится, — сказал Виктор. Он был встревожен, хотелось скорее к спасительному костру.
Бараан Барымаевич, казалось, не замечал испуга парня, напротив, предложил:
— Вот и пожалуем к нему в гости, — и стал торопливо собираться.
— Как?! Вы собираетесь сейчас идти на медведя? — не поверил парень.
— Здесь где-то внизу есть стоянка охотников, сейчас мы спустимся туда, а там поглядим, — уклонился от ответа старший.
Стали спускаться вниз. Прихватывал морозец. Бараан в спешке забыл опустить уши шапки из черной мерлушки, и ушанка закрывала только одно ухо. Даже рукавицы впопыхах не надел. Ехал, подгоняя оленя ногами. У Виктора в душе нарастало недоумение: что заставляет напарника идти на поединок сейчас, на ночь глядя, удастся ли им двоим справиться с косолапым?.. Белковать бы дальше, нет, с медведем хочет встретиться…
Виктор ехал и напряженно осматривался: за каждым деревом чудился медведь. Внизу, где кончается ложбинка, увидели голубой дымок от костра. Он струился вверх по стволам кедров и исчезал в пасмурном небе.
К мохнатому кедру притулилась стоянка охотников — чум из еловой коры. У костра неторопливо двигался человек богатырского телосложения — с широкими плечами, могучей, как сундук, грудью. Он нанизывал на шнурок шкурки белок для сушки. Все тоджинские охотники полтора месяца назад ушли на промысел и ни разу не встречались друг с другой. Только вот сейчас, как было условлено. Встретиться с близкими, знакомыми людьми всегда радостно, а в тайге — втройне! Успеваешь соскучиться по людям. Хозяин стоянки еще издали, едва увидев гостей, широко улыбался. Встретившись, крепко обнялись.
Привязав к молодому дереву оленей, сели к костру.
— Здравствуйте, дарга!
— Здравствуйте, здравствуйте! Ну как, с добычей вас? — с нетерпением спросил богатырь.
— Особо хвастаться нечем. А вы, Бараан Самбуевич? По лицу вижу, вам, как всегда, есть о чем рассказать, — в свою очередь, обратился с вопросом Барымаевич.
— Откровенно говоря, чуть перевалил план. Мои напарники один за другим уехали домой, а я вот надумал еще малость пострелять. Теперь-то уж домой надо, все равно белки мало.
Бараан Самбуевич снял с огня кипящий чайник.
— Ну, мужики, вы с дороги, устали, отведайте хооргала — пригласил к чаю, тем же боорзаком, только назвав его по-здешнему, по-тоджински, угостил.
Дажырган, смачно потягивая чай, начал беседу:
— Что и говорить, спасибо тайге! В этом году много пушнины. Все зависит только от нас самих.
— Верно. В народе говорят: будешь сидеть, останешься без добра. Тайга не скупится. Сколько хожу по Серлиг-Хему, а никогда не был в обиде, всегда возвращался с добычей.
С этими словами Бараан Самбуевич Чигжит, небезызвестный охотник Тоджи, проворно вытащил из кожаного мешка черно-бурого соболя. Заправски взяв одной рукой за нос, другой — за кончик хвоста, встряхнул шкурку: пушистый, мягкий ворс так и заискрился.
— Да-а, хорошая шкурка. У нас тоже есть два таких красавца, но с вашим не сравнить!
— Серьезно? Ну-ка, давайте сравним! — вошел в азарт богатырь, словно вызывал противника померяться силой в борьбе.
— Погодите, дядя! Нам показалось, когда ехали сюда, что рядом медведь. Вы не встречались случайно с ним?
Виктор в разговор не вступал, усердно чаевничал. В горячий чай он положил несколько кусочков боорзака, которые плавали там полешками, и с аппетитом жевал. Щеки его раздувались, как у рыбы.
— Может, след старый? — засомневался Чигжит.
Виктор, услышав, о чем разговор, стал отговаривать товарищей:
— Да ну его! Он уже давным-давно ушел искать свою берлогу, шатается где-нибудь, такая уж его доля…
— Странно, почему он не спит, в самом деле? Кто мог его разбудить? Вроде в этом году было много и ягод, и ореха, — недоумевал Дажырган.
— Может, ваша собака разбудила?
— Нет, наверное, ваши побеспокоили, — ответил Барымаевич.
— Ладно, вы тогда поезжайте сейчас, пока не стемнело, посмотрите следы, а завтра втроем наведаемся в гости, если что, — предложил Чигжит.
— Решено! — обрадовался Дажырган. – Поедем за салом.
— Погоди, любитель сала, не сало — самое ценное у медведя, а желчь, народное лекарство. Но еще рано пировать. Надо еще свалить быка, как говорится. Да и опасен шатун, может напасть, если голодный. Отправляйтесь, пока не поздно, да осторожнее! — поторопил старший по возрасту.
Бараан Барымаевич и Виктор, позвав собак, стали подниматься наверх.
— Дядя! — обратился Виктор к Дажыргану. — Почему не взял с собой карабин?
— Да мешаться только будет. Косолапый сегодня, думаю, не попадется, — самоуверенно ответил тот.
— С ума сошел! Возьми ружье, говорят! — крикнул вдогонку Чигжит.
Пришлось вернуться, взять карабин.
Проехали достаточно. Вот он, тот самый косогор, о котором говорили. Слени привычно идут по снегу, оставляя следы-колышки. Чуткими ноздрями ловят аромат спрятанного под снегом ягеля, дразнят нюх древесные грибы — иногда олени делают скачок в сторону, к ним. Охотники едут не торопясь, отводя руками низко свисающие ветки.
Костюк и Хартыга пока спокойны, бегут себе на длинных поводках за оленями. Охотники объехали косогор, но ничего подозрительного не заметили. Неужели медведь успел так далеко уйти? Берлога его где-то рядом, это точно. До темноты надо непременно найти хотя бы след.
Виктор молча едет за Дажырганом. Страх терзает его, кажется, вот-вот выскочит зверь со страшным ревом. По спине бежит холодок, лицо в огне. Однако парень старается взять себя в руки, успокаивает нервы: «Бояться совершенно нечего. Я еду с бывалым, бесстрашным охотником…».
Косогор кончился, местность стала склоняться книзу. Внизу — чернота дремучего леса. Тут-то вдруг олени и собаки учуяли… Олени стали беспокойно озираться, Костюк — с лаем рваться вниз.
Виктор затаил дыхание, только сердце отчаянно билось в груди. Усилием воли заставил себя успокоиться: «В половодье и теленок пловец». Что ж, пускай выходит, еще посмотрим, кто кого.
— Ну, Виктор, тут он, дедушка, — тихо предупредил Дажырган.
— А почему следов нет?
— Давай-ка пустим собаку, посмотрим, как она себя поведет.
— А если медведь задавит?
— Костюк — не простой орешек. Бывалый охотник.
Бараан отпустил собаку с поводка.
— Иди! Будь осторожна!
Собака пулей бросилась вниз.
— Давай, дядя, отпустим и Хартыга.
— Нельзя пока, а то медведь, если две собаки нападут, убежит.
Через некоторое время послышался тревожный лай.
— Ну вот, нашли, где отдыхает косолапый. Завтра утром можно пожаловать к нему в гости.
Виктор, ходивший поблизости в поисках следов зверя, вдруг испуганно закричал:
— Боже мой! Что это за чудовище? Смотрите, смотрите!
— Что такое?— встревожился Бараан.
На снегу четко выделялись огромные следы — они уходили вниз, разметая снег по сторонам. Казалось, прошел великан в огромной шубе и валенках.
— Да ведь это и есть хозяин тайги — дедушка!
Вернулся Костюк, сильно обеспокоенный. Бараан поймал собаку и привязал на поводок.
— Кажется, косолапый ушел. Поедем посмотрим — куда.
В полном молчании спустились, остановились у кромки чащобы.
— Он сейчас в ярости. Смотри в оба, Вик.
В лесу, меж деревьев, чернели два корневища. След уходил туда. Пошли по следу. Только сделали несколько шагов, как те самые корневища деревьев ожили и двинулись прямо на них. Казалось, тайга, горы, небо — все обрушилось враз па охотников.
— Виктор, беги! — крикнул Бараан и сам кинулся по косогору.
Не помня себя, улепетывал без оглядки, пока не натолкнулся на лежащее поперек дерево. Обернулся — и обмер от страха: перед ним на задних лапах стоял огромный медведина и, широко разевая пасть, лязгал зубами. Уже слышно его зловонное, как падаль, дыхание. Охотник вскинул ружье и направил дуло прямо в пасть зверя. Медведь поднял лапу, чтобы ударить. Чуть-чуть не достал, со злостью крутанулся на месте.
«Ты — хозяин тайги, я — ее сын. Давай сразимся!» — унял дрожь в руках охотник.
И в следующий миг, когда зверь с яростью прыгнул на него, выстрелил ему под мышку — в сердце! Медведь упал к ногам, но тотчас снова поднялся, заслонив тушей все небо — яростный, непримиримый. И тут раздался лай. Костюк! Собака вцепилась в ляжку раненого зверя. На помощь ей подоспел Хартыга. «Не один!» — охотник уже смело прицелился и выстрелил. Медведь замертво упал.
— Молодец, Костюк! Спасибо тебе! Спас хозяина! — Бараан был до слез благодарен верной собаке. Пес тоже радовался, бегал вокруг человека, ласкался к нему, виляя хвостом. Потом подбежал к поверженному медведю, принюхался к нему, брезгливо фыркая от страшного запаха.
Прибежал Виктор. Издалека увидел дядю, живого и невредимого. Бледный, как береста, парень подошел ближе.
— Слава богу, Виктор, живыми остались… Вот… собаке спасибо.
— Вы сами-то как… ничего?
— Собаку ты отпустил?
— Нет, сама, видно, вырвалась.
— Смелая! Бросилась прямо на зверя. Раненый, он очень опасен.
Охотники понемногу отошли от пережитого страха, успокоились, со смехом вспоминали всю историю с косолапым. Радость, что не случилось беды, брала верх. Принялись разделывать тушу.
— Крепкий медведь, как сама тайга.
Часть мяса повесили за ветви кедра, чтобы сохранилось, остальное погрузили на оленей и поехали на стоянку. В дороге весело, неумолчно болтали.
— Дядя, а сколько вам было лет, когда вы первый раз поехали на охоту?
— О-о, парень, с десяти лет я стал выезжать с охотниками. Помогал им: следил за костром, оленями, потихоньку выучился стрелять белок. Охоте меня учили дед Шончуур, Сываан Дамдын, Анчы Дамдын и другие. Теперь я промышляю в этих же местах на Одугене, Серлиге, Арга-Бельдире, по Большому и Малому Баш-Хемам. Эти места научили меня многому. Был один случай лет пятнадцать тому назад.
Как-то пошел я на охоту. И наткнулся прямо на дедушку. Я с ужасом смотрю на него, а он с не меньшим ужасом — на меня. Оба растерялись. Наверное, я первым опомнился: вскинул ружье, нажал на курок. А сам глаза закрыл. Когда их открыл — не поверил: лежит косолапый без движения… Сейчас мне за сорок. За все время в тайге больше тридцати мишек повидал. Но такого огромного, как этот, еще не встречал…
Самбуевич встретил охотников с похвалой:
— Хоок! Вот здорово! Настоящие звероловы, идете по стопам своих отцов-дедов!
Азас — Адыр-Кежиг — Кызыл, 1957 — 1969 гг.