Глава третья
До революции на месте камлания шаманов было всегда шумно, людно. Там собирались и стар, и млад. После революции интерес народа к собраниям возрос. Только прослышат, что надо собраться в каком-нибудь аале, все бегом бегут туда. Лишьжелтая пыль на дорогах столбом стоит.
На этот раз будоражащую весть принес Хорек:
– В доме Сэвэн-Оруса будет чыыш[1].
Хорек – мастерпреображения, никакой фокусник с ним не сравнится. Хорек все равно первый успеет изменить облик, а заодно – и убеждения.
Кто выгнал маньчжуров из Танды-Тувы ? Хорек ! Кто утер нос самому Мангыру из барыкских кыргысов ? Тоже он. А теперь Хорек пришел к мнению, что жить не может без революции! Глупые чиновники не хотят расставаться со своими чинзе, не снимают шапок, а вот Хорек чейзен на плоской голове носит обыкновенную шапчонку. Стал на писаря похож. Не гордый Хорек.
…Кажется, еще недавно это место ничем не привлекало барыкских кыргысов. Лишь когда Севэн-Орус уехал отсюда, уцелевшие от пожара дома стали местом сборищ. Вот и сейчас там много народу и лошадей уйма.
В то время вышло специальное постановление о создании государства в Танды-Туве, но в хошунах, сумонах, арбанах по новому закону пока не жили (и такие, как Хорек, остались уважаемыми людьми).
Собравшиеся араты сели кружком на зеленой поляне возле домов на берегу реки. Начал, как всегда, активный Хорек:
– Ха-дунма[2], мой народ! Товарищи! – и тут же разъяснил: – Как только победила народная революция, слово «господин» не употребляется, надо говорить «товарищ». Это значит, что все люди равны, товарищи!
– Чейзен тоже товарищ? – послышался голос из толпы.
Собравшиеся засмеялись, да и сам Хорек понял, что это камешек в его огород.
– Я только выполнил задание, собрал народ. – Он сердито плюхнулся на молодую траву…
* * *
…Зима года Курицы. Мало было снега, суровы были холода. Но и они минули. Пришла ранняя весна, и заморозков больше не будет. Только у людей дела шли все хуже. Истощенный скот падал. Начинался джут.
Когда в Туве свершилась народная революция, некоторое время в государстве царила сумятица. Все были растеряны. Чиновинки хошунов и сумонов перестали руководить аратами. Старые порядки пали. Новая власть не давала о себе знать. Разговоры всякие-разные вели, но что толку от разговоров? Дела-то никто не делал…
Жизнь не стоит на одном месте, неизбежно возникли вопросы, которые необходимо было решать срочно. И в первую очередь это был вопрос власти. Народная революция победила, и что дальше? Что дальше будет с народом? Притихли даже кайгалы Онзулак, Когел, защитники аратов в Усть-Барыке. Спрятали кулаки под кусты.
По словам Карла Маркса, всякая революция является народной трагедией. Революция страшна, и революция в Туве тоже была страшной. Были потери, ошибки, успехи, победы. Безжалостно прошли по Туве война, смерть и разбой. Только Хорек и ему подобные не обращали на это внимания, их мысли занимал желтый блестящий металл.
* * *
Но вернемся на поляну, где идет собрание.
Как только Хорек плюхнулся на траву, неторопливо встал сын Мангыра-чейзена Чудурукпай, полный, краснощекий парень. При старых порядках он по наследному праву стал бы господином. Теперь положение изменилось. С властью сейчас нельзя играть, она как огонь: народ все знает, народ сам решит.
Пока Чудурукпай откашливался, сморкался да зевал, Хорек нетерпеливо пихал его в бок, нашептывая:
– Это твой народ, ты их господин. Ты не овца после дождя, нечего сопеть носом.
Тычки тестя подстегнули Чудурукпая. Господин, кое-как связывая слова, начал речь:
– Старые порядки пали, товарищи (тогда всякая речь начиналась с этого). Новые порядки пришли. Народные порядки.
– Если настали народные порядки, тогда почему ты здесь? – послышался голос из толпы.
Тот же голос чуть раньше заставил Хорека присесть на зеленую травку. А теперь сразил Чудурукпая.
Присмотрелся: кайгал Когел подливает масла в огонь. Рядышком сидят прежние друзья –Мойтужук, Шыра-Хурак и другие. Рядом с ними Саванды, прищурив узенькие глаза, подставил спину солнцу, вид у него довольный. Не было среди них лишь их длинного предводителя Онзулака. Видимо, этот вместе с революцией остался в Хем-Бельдире.
У любого человека, как у медали, две стороны. Жестоким, жадным и грубым был Мангыр, но и умным, расчетливым, имеющим свое мнение. ИЧудурукпай перенял многие качества отца. Он решил не сдаваться:
– Я придерживаюсь новых порядков.
Саванды никогда не лишал себя удовольствия поспорить, поэтому, приоткрыв чуть шире глаза, спросил с издевкой:
– Я и богат и себе не рад. У революции красное знамя, красная звезда. Чинзе у господ тоже все будут красными?
Толпа зашумела. Некоторые осуждающе посмотрели на Саванды – придержал бы язык, нечего соваться с глупыми вопросами.
Саванды не унимался, продолжал «удивляться»:
– Если все знаки будут красными, значит, все чиновники будут иметь равные права. Тогда чем будут отличаться высшие чиновники от нижестоящих?
Чудурукпай рассердился, уже было открыл рот, чтобы как следует отбрить Саванды. Но взглянув на него, чуть не расхохотался: на том рваная шинель (и где взял?), пустые сабельные ножны болтаются, на потрепанной шапке из ягнячьей шкуры красная звезда – одним словом, патрон-сатрон, партизан Саванды…
– С этих пор чинзе не будет, – ответил Чудурукпай, покраснев от еле сдерживаемого смеха, – понятно, товарищ Саванды?
– Странно, да? – удивился Саванды. – Если чиновник называет простого арата товарищем…
– Это значит, у них равные права.
– Ой, я и богат и себе не рад. Я не мoгy и присесть рядом с теми, кто привыккаждый день кушать грудинку и курдюк!
Со всех сторон зашипели:
– Перестань, болтун!
– Саванды, хватит.
– Или иди на поляну, выговорись как следует, и возвращайся.
– Тихо, тихо.
Чудурукпай нашел нужный тон:
– Создано народное государство. Почувствовав свободу, нельзя сидеть спустя рукава, товарищи! Что эта зима показала?
Саванды не унимался:
– Кукиш.
Чудурукпай не сдавался:
– Ну, правильно, кукиш показала. Даже партизан Саванды это понимает. Джут. Что теперь делать? Давайте посоветуемся. Некоторые араты в этом году не сеяли просо. Осенью сена не накосят. Продвинется ли так дело? Что будем делать?
Чудурукпай остановился. Народ молчал. Кайгал Когел и его товарищи, которые везде побывали и многое повидали, думали не про джут, а про Чудурукпая: «Такая сова, сопля, и когда успел поумнеть? Если он так начал, то, пожалуй, и сумоном может управлять, ведь хоть и немножко, но знает монгольскую письменность».
В это время вскочил Хорек:
– Работа никуда не денется. Это вечные заботы. Мыже решили поговорить о создании сумона, товарищи? Придумать название, выбрать председателя. Впредь сумоны нельзя называть по родам кыргысов, монгушей, ондаров, ховалыгов, надо учитывать местность проживания аратов, – объясняя все это, Хорек, конечно же, думал не об аратах, а о своей вечной душевной боли – о золоте.
Однако слова Хорек пришлись по душе аратам, они одобрительно зашумели.
– Мы и раньше совещались. Вот, над юртой Чудурукпая висит красный флаг. Что, если правителем выбрать Чудурукпая, товарищи? – продолжил Хорек. – Проголосуем?
Услышав новое слово «проголосуем», люди переглянулись, заулыбались. Очень уж приятно… А как же – впервые в жизни они, как равноправные граждане, участвуют в выборах. Аратам гораздо интереснее участвовать в выборах – поднимать руки, голосовать – чем будущий председатель сумона. Саванды даже обе руки поднял.
Обычай берет свое: еще не закончилось собрание, а жители долины Барыка уже признали Чудурукпая правителем. Его аал стал господствующим, а его юрта – господской. Ловкий, расчетливый тесть Чудурукпая Хорек большего и не желал. Все шло, как он задумал. Осталось придумать название сумона.
Предложили назвать Барыком, другие – Сенеком, Буурзеком. Долго спорили и решили, что эти названия не годятся. Реки Барык и Сенек находились не в центре территории сумона. Буурзек – это гора, находящаяся на другом берету Улуг-Хема, пусть там и стоит.
Из центра толпы послышался голос:
– Бай-Даг! Что, если назвать Бай-Даг?
И со всех сторон посыпалось:
– Правильно!
– Справедливо!
– Бай-Даг? Богатая гора?
– Вот настоящее название!
Встал кайгал Когел:
– Я присоединяюсь к тому, чтобы назвать Бай-Даг. Только вот много мест с этим названием. В Чааты-Аксы тоже есть. Я предлагаю назвать Буянды Бай-Даг, чтобы отличить от них. Потому что наши предки тоже называли это место Буянды Бай-Даг. Действительно, добрая гора.
Опять послышались одобряющие голоса:
– Когел прав!
– Правильно!
– Добавить слово Буянды!
Араты дружно подняли руки.
Такна второй год существования Танну-Тувы, в мае 1922 года, на территории двух рек Барыка и Сенека появился новый сумон, названный Буянды Бай-Даг.
Собрание закончилось. Но араты не расходились, все вели разговоры о событии. Еще много было вопросов, и им не терпелосьснова участвовать в выборах.
Создание нового сумона имело большое политическое значение в истории этой местности. А пример аратов Усть-Барыка и Сенека распространился на другие местности Танну-Тувы.
…У Xopeка чейзена на сердце радостно, он уверен, что высокое положение вскружит голову Чудурукпая, испортит, развратит его. Должность может сурового опечалить, а печального ожесточить.
Как вы думаете, что скрывается в черном котелке Хорека? Не мозг. Золото! Золото и два мешка серебра, спрятанные в земле Мангыром. Хореку ничего не нужно – ни власти, ни должности чиновника. Ему ни холодно, ни жарко оттого, что в Барыке появился еще один чиновник, Сульдем. Хореку только золото нужно. А его можно взять лишь руками Чудурукпая.
Хорек не забыл, как Мангыр ушел за красной солью. До сих пор одолевали его думы. Во сне видит его, а откроет глаза, и чудится ему, что его лица коснулся последний горячий выдох чейзена.
Перед смертью тот не оставил завещания своему единственному наследнику, сыну Чудурукпаю, не подумал о многочисленном скоте. Но когда Мангыр умирал, Хорек был рядом. Последний раз придя в себя, Мангыр, кажется, произнес слова «золото», «Казанак» и «Кара-Бура». Хорек крепко запомнил эти слова.
В Чудурукпае есть что-то волчье. Хоть он и молод, легкомыслен, неопытен, но умеет держать язык за зубами. Наверняка отец не скрыл от сына, где спрятал клад.
Хорек недужит золотой лихорадкой.
Золотишко, золотишко…
