Глава четырнадцатая

На всем земном шаре
выросла революция.
Корни всей революции
защитим пулеметами.
На всем открытом мире
выросла большая революция,
корни большой революции
защитим артиллерией.
 
   У бессменного бойца мировой революции, смертельного врага мирового капитализма голова кругом. В доме грудные дети, в сумоне работа днем и ночью. От бессонницы глаза его покраснели, а в животе всегда бурчало от голода. Но Буян не грустил. После маленьких или больших собраний первый запевал: «Весь мир…», «Булемет[1]…», «Арилээр[2]» – слов этих песен араты еще не знают, но все равно поют, потому что красиво!
   Буян разъезжает по округе: носится по местечкам Чээнек, Каък, Оден-Шол, доедет до Хондергея, дальше вниз по Барыку в Кок-Оймак, Чыланныг-Оймак, затем до Бижээчи, Сенека, быстрый, как скользящая стрела, взбесившийся верблюд. Много раз ездил в Шагонар.
   С годами имя Севээн-Оруса стало забываться. Араты сами стали собираться в его доме или вокруг дома, хоть нигде этого не решали, не постановляли, не голосовали. Поместье Домогацких стало центром сумона Буянды Бай-Даг. Впоследствии народ стал называть его селом.
   Особенно часто народ стал здесь собираться, когда в хошуне создали промысловый кооператив, открыли сначала маленькую лавку, а затем в отдельном доме – магазин. Основался центр села. По указанию из хошуна Буян и Чудурукпай переехали в село.
   Буян всегда думал, что самая трудная ступень на пути революции – вооруженная борьба. Теперь он понял – это не так. На войне одно слово все решает да два кулака: противника надо убить. А здесь как? Оружие боевое есть, но нет права человека расстрелять. Мирная работа нужна.
   Нелегкое это дело – вести борьбу с джутом, волками, заставлять людей рыть канавы, землю чистить от сорняка, поливать.
   В 1929 году из хошунного комитета THPП пришло письмо:
   «В связи с тем, что в ряды народно-революционной партии пробрались остатки богачей, чиновников, и они не разделяют взглядов простых аратов, необходимо исключить их из партии, произвести чистку в рядах партии».
   В Барыке собрались партийцы, полукругом сели на зеленой поляне. Буян проводил экзамен.
   – Член партии товарищ Калын-оол, – позвал секретарь партячейки. Встал высокий арат с удлиненным лицом. – Как вы думаете, в чем сейчас цель народной партии?
   Калын-оол не спеша и кратко ответил:
   – Цельпартии – вести Тувинскую Народную Республику по пути социализма, а не капитализма.
   Многие из собравшихся удивленно, но одобрительно закивали головами. Умный парень. Нe каждый так ответит. Люди старались не попадаться на глаза, прятались от взгляда Буяна, словно куропатки от ястреба. Сколько ни прячься, а каждому все равно придется отвечать.
   – У него хорошие знания, – сразу объявил Буян. – Члены партии, кто за то, чтобы товарища Калын-оола оставить в рядах партии, поднимите руки.
   Потом встал высокий, угловатый, пожилой человек.
   – Суван-оол, – объявил Буян и сообщил народу. – Он был ламой. Оставить в партии, товарищи?
   – Видимо, служил в Хендергейском монастыре, – сказал Шаннаа. – Это правда?
   – Я лечу людей народными средствами. Когда в аалах у людей дети болеют, то приглашают меня.
   – Он по-прежнему лама. Исключить из партии.
   Поддержано.
   – Оставь билет, – потребовал Буян.
   Суван-оол прищурил глаза, как старый лис:
   – Нету его со мной, дарга. Дома оставил в сундуке под бурганом.
   Буян взорвался:
   – Видите, товарищи! Членский билет он прячет под бурганом, враг!
   Суван-оола отправили с собрания.
   – Доспан. Из бедных аратов…
   – Оставить в рядах партии.
  – Дукержен. Отца его зовут Ак-лама (белый лама).
  – Нет, это такое имя. Оставить.
  – Дашпаа. Егo отец феодал.
  – Исключить.
  – Базыр. Феодал.
  – Исключить.
  – Ырлаар-оол. Он потихоньку шаманил.
   – Следить, чтоб он оставил шаманство, сделать выговор, оставить в рядах партии.
   – Анай-Кара. Активно участвовала в уничтожении белогвардейцев близ Баян-Кола. Первой из женщин в Барыке стала членом партии. Она председатель сумонного женсовета.
   – В этом году женсовет проводил собрания?
   – У меня грудные дети.
   – И у тетушки Кызылбай из Барык-Аксы шестеро детей, а она успевает работать?
   – Кызылбай опытная женщина. А я только что родила.
   – Оставить.
   – Аракчаа. Простой арат.
   – Оставить.
   – Ендан. Феодал.
   – Исключить.
   – Чудурукпай. Председатель сумона. Отец его феодал, чиновник.
   Люди напряглись. Буян не дрогнул:
   – Исключить! Слово одно, кулака два.
   – Почему?
   – Разве можно исключать председателя сумона из партии?
   – Председателю сумона не обязательно быть членом партии.
   – Давайте оставим.
   – Этот товарищ в последнее время совсем не работает, – сказал Буян.
   – У меня было горе, – пытался оправдаться Чудурукпай.
   – Это не причина.
   – Объявить ему строгий выговор и оставить.
   – Дельное предложение.
   – Верно.
   Встал Шинин-Карбы:
   – Буян. Секретарь партячейки в сумоне Буянды Бай-Даг. Красный партизан.
   Люди враз заговорили:
   – Оставить, оставить.
   – Голосовать, голосовать.
   Неожиданно в толпе послышался голос:
   – Наш дарга Буян молился женским богиням?
   Буян взволнованно ответил:
   – Нет! Слово одно…
   – Есть богини Ногаан тарийги и Сагаан тарийги. Говорят, у них нет стыда, перед мужчинами  приподнимают подолы своих тонов[3]. Для чего же молятся этим богиням, дарга?
   Буян чуть не умер от стыда, лицо его до самой худой шеи покраснело. В такой тяжкой битве он участвовал впервые. Это потяжелее чем, когда в Баян-Коле возле него взорвалась бомба, или тяжелый кулак Соскара свалил его на навозную кучу.
   К счастью, как всегда стремительная Анай-Кара вскочила с места:
   – Буян никогда не молился. Он никогда не заглядывал под подолы Зеленой богине и Белой богине. Я им молилась! Я! Вина Буяна лишь в том, что он сопровождал меня. А теперь смотрите, я мать двоих детей, – Анай-Кара еще пуще разгорячилась. – Я ни от чего не отказывалась, лишь бы стать матерью. Ваши жены тоже такие.
   Никто не осмелился возразить.
   Послышались голоса:
   – Буяна оставить в партии.
   Буян продолжил собрание:
   – Опай. Имелзвание чиновника.
   Опай всегда был хитрым,ответил, не дожидаясь вопросов:
   – Я вор, обманом получил этот чин.
   – Все равно нельзя. Феодал, исключить.
   – Кудажи. Бедный арат. Делегат второго большого хурала партии. Председатель комиссии по борьбе с волками.
   – У Сарыг-Ашака волки загрызли десять овец. Кудажи дать строгий выговор и оставить в партии.
   – Онзулак. Был посыльным.
– Ну, это почти слуга. Оставить.
   – …
   – …
   Чистка рядов партии продолжалась все лето. Чиновников исключили, численность партии сократилась. Теперь надо было привлекать молодежь. Секретарем ревсомольской организации сумона Буянды Бай-Дага был избран Дартай-оол родом из Сенека.
   Затем в сумонах начали создавать кооперативы. С помощью Александра Губанова из Баян-Кола Буян справлялся. Сами араты с одобрением восприняли кооперацию. Кажется, эта форма работы действительно давно им знакома.
   На этот раз между двумя руководителями не было стычек. Когда Буян передал Чудурукпаю советы Губанова, тот их молча выслушал. Потому что было понятно: кооператив не претендовал на имущество феодалов.
   – Создание кооперативов — наша прямая обязанность, – громко повторял аратам Чудурукпай.
   В создании кооперативов понадобился опыт всех комиссий: по борьбе с джутом, по каналам, сену, хлебу, навозу, зимовьям…
   Чудурукпай перестроил их, объединил, создал в сумоне лавку пайщиков, затем собрал умельцев, искусных мастеров и создал кооператив, где объединились кузнецы, плотники, швеи, шкурники, все, кто может оказать помощь людям – строить кошары, ремонтировать зимние стойбища, поливать землю, косить сено…
   Вдобавок появились новые кооперативы – тех, кто умеет охотиться, добывать соль. Эти то распускались, то опять создавались – по сезонам. Новое дело было интересным, араты учились коллективно хозяйничать, привыкали, пробовали силы.
   Люди восхищались кооперативами:
   – Наше правительство башковитое!
   Некоторые уточняли:
   – И Чудурукпай с головой!
   Даже Буян не удержался, перед партячейкой выступил:
   – Сохрани задел, председатель сумона! Слово одно, Чудурукпай тоже один, – пошутил он.
   Работа шла дружно.
   Как назло, в это время пришло письмо из Улуг-Уемского хошунного комитета:
   «Необходимо конфисковать скот у феодалов, и отдать его безвозмездно бедным аратам. Горячо воспринимая постановление Центрального комитета ТНРП, обязываем сельские ячейки нашей партии срочно провести соответствующую пропаганду среди аратов. Тех врагов, кто пытается скрыть истинное количество скота, судить…».
   Это письмо Буян читал при свете лампы один, когда жена с детьми уснули. Он долго думал, почти в отчаянии схватившись за голову.
   Вокруг горящей лампы летали ночные бабочки. Они не могли прикоснуться к пламени, но все-таки стремились к нему, словно хотели потушить, но крылья сгорали, а легкие тельца скатывались вниз.
   Глядя насвет лампочки и на бабочек, Буян думал: «Мировая революция продолжается. Люди продолжают гореть в ее пламени».
   Как ни раздумывал Буян, но пришел к выводу, что придется вновь схватиться с феодалами. Сколько раз уже приходилось: во время революции воевал, сражался за советскую власть, во время чистки партии. И вот опять. В конце концов он подумал с тревогой: «Это не начало, но и не конец. Держись, Буян! Если теперь повесишь нос, как доживешь до победы мировой революции? Слово одно, кулака два!».
   Конфисковать имущество феодалов будет очень тяжело, почти невозможно. В маленьком сумоне теперь много разных экономических групп.
   Но если борцы-хурешисты надели содак-шудак[4]и вышли на поле, то придется бороться. И Буян обязательно должен выйти победителем.
   Он всю ночь не спал. Глаза его опухли и покраснели.
   С утра собрал членов партячейки. Ознакомил их с постановлением. Как и предполагал Буян, Чудурукпай сразу обозлился, набычился. Но теперь уже нечего церемониться. Змеиная кровь навсегда останется змеиной.
   Что же, Буян вынул из ножен саблю, которую долго хранил. Что-то теперь скажут кайгалы – Онзулак, Когел, Мойтужук, Шыра-Хуурак?.. Саванды, ты тоже храбрился? А Опай? Ты говорил, что только богатеев обворовывал?..