Глава десятая

Секретарь партячейки сумона Буянды Бай-Даг злится: две барбы серебра и мешочек золота сдал Чудурукпай!
Буян поскакал в Улуг-Хемский хошун. Не зашел в хошунное управление. Если приехал по партийной работе, то должен разговаривать с партийным работником, поэтому сразу пошел к секретарю хошкома товарищу Донгураку.
В первые годы после революции руководители хошуна жили в юртах и работали в юртах. Теперь они переехали в маленькие, но деревянные дома.
— Надо беспощадно давить врагов, — чуть ли не с порога сказал Буян Донгураку.
Горячий человек всегда поддержит горячего человека. Донгурак крепко пожал руку Буяна.
— С чего начнешь?
— Со всего. Настал их черед.
— Например?
Неожиданно Буян задал вопрос Донгураку:
— Подходили ли по смыслу к нашему хошуну слова «Буура тайга хаан», дарга?
— Не подходили.
— Вычеркнули лишнее.
— Вычеркнули.
— Оставили «Улуг-Хемский хошун».
— Верно.
Буян решил:
— Я тоже буду менять название сумона.
Буян решил. Это право секретаря партячейки сумона. Он ни перед чем не остановится, если этого потребует мировая революция: «Я сам должен знать, как поступить».
Изиг-оол слегка удивился:
— Как назвать сумон, сам решай. Собери народ, послушай, что скажут.
— А враги?
— С ними надо беспощадно бороться.
Буян обрадовался и еще пуще разошелся:
— Я не оставлю и следа их на руководящих должностях.
Секретарь партячейки опять «заякал». Центр поддерживает, хошун тоже. Кажется, у Буяна выросли два крыла.
Он выбежал и чуть не столкнулся с каким-то парнем. Тот улыбнулся. Где-то Буян его видел: среднего роста, щеки выбриты, серые быстрые глаза, рыжеватые волосы…
— Шархуу! — вскрикнул Буян. — Сарыг-оол!
— Я, я, — кивнул Сарыг-оол и пошутил:  — В Туве больше нет человека, женатого на богинях.
— Что ты тут делашь?
— Работаю в управлении хошуна.
— Ты же хотел учиться?
— Скоро, жду вызова.
— Да, сейчас молодому человеку надо учиться. Моя младшая сестренка недавно с товарищами уехала в Маспаа учиться. На медицинские курсы.
— Кто у вас родился? Помнишь, что Ногаан тарийги и Сагаан тарийги говорили?
— Сын, — голос Буяна дрогнул, он отвел взгляд.
— Как вы его назвали?
— Чолдак-Ой…
— Правильно. У него есть знак? Богини предсказали, я ничего не забыл!
— Кажется, есть на спине между лопатками.
Сарыг-оол удивился:
— Что случилось, акым? Говорите, что сын, а не знаете родимых пятнен. Сына как следует не рассмотрели?
Он задел за живое Буяна, растревожил рану. Секретарь партячейки решил скорее проститься с Сарыг-оолом.
— Тороплюсь я, дунмам. После…
Сарыг-оол стал язвить:
— После, после… Когда поговорим, если не сейчас, угбай? Ой, вы не угбай, вы чаавай, невестка! Передай Анай-Каре, что видел Сарыг-оола, у которого две жены-богини.
Буян рассердился:
— Надоело, парень.
Сверкнул глазами, вскочил на коня.
Сарыг-оол, улыбаясь, бросил вслед:
— Девушка не должна сердиться, чаавай.
Вернувшись домой, Буян сразу принялся за дело. Во-первых, собрал партийных. Решили снять с должности председателя правления сумона Чудурукпая, а с должности председателя женсовета Анай-Кару. Причина — Чудурукпай сын феодала и прятал от всех два мешка серебра и мешочек золота, полученные в наследство от отца Мангыра чейзена. А Анай-Кара ослабила работу женсовета и оставила семью, изменила мужу. Повешенная посередине юрты занавеска не является препятствием для женщины и мужчины.
Никто из членов правления не возражал. Слово партии — слово народа.
Кроме того, надо собрать всех жителей сумона Буянды Бай-Даг, выбрать нового председателя правления сумона и председателя женсовета. Буян заранее знал, кого надо избрать.
И сумон надо перименовать. Это решит народ.
По традиции в арбаны выехали агитаторы. Они объявляли, что нужно изменить название сумона. Срочно собирали народ Буянды Бай-Дага. Люди стали готовиться к собранию.
По указанию Буяна возле красного уголка повесили портреты товарищей Тока, Чурмит-Дажи, Хемчик-оола. По краям вывесили красные флаги. Вдоль стен расположи­ли лозунги: «Да здравствует народная партия и прави­тельст­во ТНР!», «Да здравствует культурная революция!», «Араты, усилим борьбу против сусликов, вредителей полей!».
Если подумать, все постановления, инструкции партии и правительства (которые приходят очень часто), исполняют жители сумонов.
Недавно из Кызыла пришла бумага: «В красных уголках помещены брошюры «Изучайте азбуку Морзе!», «Почему маленькие дети бывают нервными?». Кроме того, повесили портреты Буяна-Бадыргы, Ананды и других врагов народа. Устранить недочеты».
На лугу возле красного уголка молодежь занималась уборкой. Тут будут проводить не только собрание. Еще будут соревнования: по хурешу и стрельбе из лука, бегу, прыжкам. Потом — спектакль и концерт. А потом — конные скачки!
Соберется народ, надо всех кормить. На берегу Улуг-Хема развели костры, поставили в ряд двадцать больших котлов. Из коммун Барыка и Сенека загнали в ограду двадцать кобылиц и коров. А уж баранов не счесть. Из аалов принесли далган-тараа, ааржы-быштак, чигир-боорзак. И подарки собрали, чтобы наградить победивших борца и хозяина коня. Чтобы народ не скучал во время перерыва, пригласили стариков Чолдак-Чоoгyypа, Курзука, Иргека: они будут играть на игиле, бызаанчи, допшулууре. Такое собрание не проведешь за один-два дня. Накануне сумон Буянды Бай-Даг бурлил.
 
*   *   *
 
Настал день собрания. К обеду начали съезжаться люди из Барыка, Сенека, Оттук-Даша, Ээр-Терека, Ийи-Тала — шеренга конников с красными флагами. Их встречали секретари партячеек, руководители сумонов. 
В назначенный час народ сел полукругом на поляне. Посредине — трибуна из березовых досок, с красными флагами по углам, обтянутая красной материей, к которой приклеили вырезанный из белой бумаги призыв: «Да здравствует мировая революция!». Все сделано по чертежу Буяна.
Народ зааплодировал. Из конторы вышли Буян, Чудурукпай и другие руководители, направились к трибуне. Временами Буян поднимал руку, приветствуя земляков. Чудурукпай не смотрел на собравшихся, голова его была опущена, как у усталого коня. За ними шел как всегда бодрый и улыбающийся секретарь ревсомольской организации Шимит-Доржу. Лицо председателя женсовета Анай-Кары было строго. Коротко подстриженная, в белой вязаной беретке, синей юбке, жакете, откуда выглядывал воротничок красной блузы, она еще красивее, чем обычно. Шли за ними и другие руководители. Среди них — Аракчаа из кыргысов, Кызылбай из монгушей.
Некоторые подумали: почему эти двое идут с начальниками? Бросилось в глаза, что рядом с Буяном — незнакомый, очень опрятно одетый, высокий парень с золотыми зубами. Наверное, товарищ из центра.
Руководители на трибуне. Наступила тишина. Буян сказал «праздничным» голосом:
— Товарищи! От имени партийной организации и правления сумона разрешите расширенное собрание рабочего народа сумона Буянды Бай-Даг Улуг-Хемского хошуна открыть! (Громкие аплодисменты).
Набрав в грудь воздуха, Буян продолжил:
— Товарищи! На собрание прибыл представитель революци­нной партии и правительства ТНР, любимый вождь тувинской молодежи, секретарь ЦК Тувинского ревсомола товарищ Бадыраа. (Аплодисменты). Это радостное событие. Разрешите, товарищи, поприветствовать товарища Бадыраа от восьмисот трудящихся нашего сумона! (Продолжительные аплодисменты).
Буян («праздничным» голосом):
— Товарищи! Теперь слово предоставляется секретарю ЦК Тувинского ревсомола товарищу Бадыраа. (Аплодисменты).
Народ внимательно слушал Бадыраа, его речь лилась, словно темная вода Барыка. Вождь молодежи сыпал доказательствами и подтверждениями:
— В 1923 году провели первую чистку в партии. Выметены из красных рядов чуждые элементы: феодалы, ламы, шаманы, продавцы-единоличники, смотревшие в сторону Запада. В I935—I936 годах еще раз очистили ряды партии от людей, которые прикрывались красными партбилетами. Теперь борьба усиливается. Опираясь на учение великого Сталина, мы будем вести беспощадную борьбу с врагами народа…
Неожиданно Буян стал аплодировать. Араты не поняли, в чем дело, но тоже захлопали вразнобой.
Это ли не радость? Более восьмисот жителей сумона Буянды Бай-Даг полностью поддерживают учение великого Сталина!
Товарищ Бадыраа отвечает за молодежь, так что и говорил в основном о жизни и работе молодежи.
Бадыраа (заканчивая речь):
— Да здравствует революционная партия и правительст­во ТНР! (Аплодисменты). Пусть живет в веках любимый вождь мирового народа, великий отец товарищ Сталин! (Все встали, захлопали, закричали «Ура!»).
Буян («праздничным» голосом):
— Да здравствует великое учение товарища Сталина! (смотрит на Чудурукпая и Анай-Кару). Смерть врагам народа! Да здравствуют руководители ТНР и ТНPП товарищи Тока, Хемчик-оол, Чурмит-Дажы! (Аплодирует, смотрит на стоящего рядом Бадыраа). — Да здравствует Бадыраа! Ура-а! (Народ прокричался и молчит). Товарищи! Приступим к повестке дня. Прекратите шум, садитесь. Матери, успокойте детей или покиньте собрание. Что было, узнаете от мужей.
Женский голос:
— Говорят, уберут с должности Анай-Кару?
Буян:
— Не шумите (подождал немного). Сначала посмотрим, как работают товарищи Чудурукпай и Анай-Кара. Я сам доложу. (На лугу внезапно притихли). Хорошо, что перестали шуметь. Послушайте внимательно. Вопрос сложный. Только что товарищ Бадыраа подробно рассказал об усилении борьбы с врагами народа в СССР. Я сейчас прочитаю вам, товарищи, что говорит великий Сталин (читает с выражением): «Чем больше продвигаемся мы вперед, чем больше наши достижения, тем больше остатки угнетающего класса, который мы разгромили, усиливают борьбу против нас». В Туве тоже такое положение, товарищи. Если раньше феодально-теократические силы открыто направляли оружие против peволюции, теперь перешли и вовсе к гнусным делам: уничтожают, травят, пробрались в верхушки правительства! Много ходит волков, одетых в шкуры овец. От всего сердца мы должны поблагодарить нашего отца, учителя, вождя, великого Сталина за то, что он открыл нам глаза, показал нам, как надо бороться с врагами народа. (Аплодисменты).
Постепенно, опираясь на учение Сталина об усилении борьбы с врагами революции, Буян, как коршун, налетел на Чудурукпая, ничего от него не оставив: сын феодала веселился и пьянствовал с китайскими маньчжура­и, прятал от народа добро, награбленное отцом, лишь под давлением сдал его государству, с помощью тестя-феодала пробрался на должность председателя правления сумона, принял в юрту чужую жену.
Буян много не говорил об Анай-Каре: отстраняется от работы, и точка. Причина одна и ее достаточно: стала жить с другим мужчиной. Как она может после этого руководить женщинами?
Буян (заканчивая доклад):
После всего сказанного, мы пришли к выводу, что Чудурукпай — враг народа, а Анай-Кара — его помощница. Поэтому партячейка и правление сумона предлагают снять с должностей Чудурукпая и Анай-Кару. (Торопливо):
— Кто поддерживает, поднимите руки, товарищи. (Народ не знает, как поступить, кто поднимет, кто не осмеливается поднять руку).
Мужской голос:
— Что случилось, мой руководитель? Так легко получается: один человек сделал доклад, и все голосуют? Что, если послушать других товарищей? Что они думают? Верно? Человек не овца.
Народ:
— Верно, верно! Послушать!
Буян:
— Говорите, товарищ Чудурукпай.
Чудурукпай:
— Мне нечего сказать.
Буян:
— Так ли?
Чудурукпай:
— Так.
Буян (народу):
— Вы слышали. Осталось проголосовать.
Анай-Кара:
— Я скажу. Разрешите мне, Буян.
Буян (строго):
— Я вам слова не давал!
Голоса отвсюду:
— Пусть скажет! Народ просит! Послушать, послушать!
Но Чудурукпай вдруг несмело вышел вперед:
— Про меня дарга Буян все рассказал. Я противиться не буду, все принимаю. Да, я сын феодала. В молодости, было дело, пьянствовал, ошибался. Многое может повстречаться неопытному человеку, если нет у него ума. Это верно, что мой тесть предложил меня на должность председателя правления сумона, но ведь народ выбрал (голоса: «Верно, верно!»). Я признаюсь, что долго не сдавал золото и серебро. Это не мое, и не отца, а народное добро. Его украл китаец у жадных купцов. Но принес не народу, а моему отцу. Это было ошибкой. Мне пришлось много лет думать, как поступить, чтобы она не повторилась.  Я много лет ждал, в конце концов поверил, что народная власть — действительно народная власть, и, ничего от нее не тая, все без остатка сдал государству. (Шум: «Верно-верно! Молодец!»). Вы, товарищ Буян, каждого феодала, священника, шамана считаете лютым врагом. Это не так, товарищи! И в старые времена были достойные феодалы. Чиновники — угнетатели, но многие из них заступались за свой народ, жалели бедных аратов. Были феодалы, которые не брали тяжелых налогов, были ламы и шаманы, которые лечили больных, это добросердечные люди. Пожалуйста, подумайте о сегодняшнем времени, товарищи. В Туве служит делу революции много феодалов, лам, шаманов. Буян-Бадыргы и Ажикай участвовали в учредительном собрании в Суг-Бажи, помогали создать народное правительство. В старые времена жили по традиции, сейчас они стали жить по новому обычаю. Что тут плохого, товарищи? (Голоса: «Верно — хорошо! Хорошо!). Меня хотят снять с должности председателя правления сумона. Я не против, товарищи. Наверное, плохо работал. Народ знает, кто достоин руководить сумоном, выберет. Но есть и вина Буяна — в том, что один руководит, один указывает, один решает все вопросы.
Буян (нервно):
— Не один, а посовещавшись с хошунным центром! Товарищ Чудурукпай, заканчивайте долгие речи! Тут не Шагаа, чтобы молиться, сказки рассказывать. Это все же собрание.
(Голоса: «Пусть Чудурукпай скажет! Чудурук, говори, говори!»).
Чудурукпай (еще ниже опустив голову):
— Здесь хотят снять с должности председателя женсовета Анай-Кару. Это решил один Буян. Анай-Кара ни в чем не виновата. Буян без причины избил и выгнал ее. Она — добросердечная мать. Кормит моих сирот, воспитывает, чтобы стали людьми. Женщины сумона верно выбрали Анай-Кару председателем женсовета. Нет здесь больше такого руководи­еля: старательного, смелого, мужественного. Я с детства знаю ее, у нее львиное сердце. Анай-Кара должна и дальше руководить женщинами сумона.
(Голоса: «Анай-Кара может! Не будем менять Кару!». Женский голос: «Правильно, что бросила Буяна! С таким негодяем я и дня не прожила бы!» «Противно же, Кара, живи с Чудурукпаем!» Шум, смех, аплодисменты).
Буян (нервно):
— Прекратите! Хватит про личное! Или вы пришли на ойтулааш? Тогда расходитесь! Товарищ Чудурукпай, вы закончили рассказывать сказки?
Чудурукпай (хрипло):
— Буян, с детства мы вместе дружили, были как сосцы одной кобылицы. Разница в том, что ты был сыном бедного арата, а я богатого. Но я не различал этого. Тебя и твоего отца я с детства защищал от своего грозного отца. Ты, верно, не забыл, как я вернул тебе кисет твоего отца и слиток свинца величиной с кулак. Теперь ты обвиняешь меня из-за золотого слитка величиной с кулак. Твой друг Чудурук чище, чем эти свинец и золото. Буян, я тебя хорошо знаю. Ты предан революции, это очень хорошо. Но слишком уж ты горяч стал. Подумай, друг. Разве можно человека выселить, расстрелять только за то, что он феодал, богач? Нет. Поэтому я сопротивлялся, спорил с тобой, учил тебя. А ты, бедный мой младший друг, так и не понял, что я делаю. Мне очень обидно. (Грустно). Я работал, как мог. Я на стороне новой жизни. Но если бы меня оставили на должности председателя правления сумона, я все равно не смог бы работать с Буяном.
Если у меня есть недостатки, если я кому-то нанес обиду, то простите меня. Я не нарочно делал ошибки. Я отдам свою жизнь за новую жизнь аратов. Присмотрите за моими детьми-сиротами…
Люди молчали. На лугу была тишина, как на кладбище. Даже собаки притихли. Неожиданно встал Саванды. Он забыл, что невзначай может ляпнуть некстати, и крикнул:
— Буян, не нужен ты нам! Даже моя глупая голова думает, что Чудурукпай правду говорит! Да здравствует товарищ Чудурукпай! Ура-а! (Всему народу). Кричите, товарищи! Хорошо аплодируйте, руки не заболят! (Народ зашумел). Да здравствую я! Да здравствует Мухортый!
В это время на трибуну вышла Анай-Кара.
Анай-Кара (смело):
— Товарищи! Мне ни Буян, ни Чудурукпай не нужны. У меня много детей, за которыми надо присматривать! Некогда гоняться за мужиками. Буян кроме своего «я» ничего не знает. От него только и слышишь: «уничтожить», «выслать», «снять с должности». Даже когда я рядом с ним лежала, он спал с наганом (стало совсем тихо). Хорошо, что отобрали, давно надо было. Буян никогда не слушал людей. Я никак не могла уговорить, чтобы он посоветовался с русским народом, живущим в Торгалыге и Баян-Коле, когда стали создавать коммуны. Тувинцы любят скот, а русские — землю. Почему бы не установить связи, не посоветоваться? Мы большие друзья с Сашей и Валей Губановыми из Баян-Кола. Так Буян хотел и у них конфисковать скот и имущество. Если ему не возражать, он может многое натворить (всхлипывая). Как я теперь живу? Люди знают: детей воспитываю, работаю. Один ли Буян видел, что между мной и Чудурукпаем висит широкая занавеска? Весь народ знает. Нечего пенять на пеструю ткань. Неудобно было мне жить с мужчиной, поэтому и повесила. Надо же спать, снимать одежду. Если бы мы жили, как муж и жена — железная занавеска не остановит. (Голоса: «Верно!») Пусть председателем женсовета работает другой человек. Пока дети не подрастут, мне некогда заниматься этой работой…
(Шум, крик: «Нет, нет! Не трогайте Анай-Кару!»).
Зеленый луг снова зашумел, как улей. Люди спорили, что-то доказывали друг другу. Буян несколько раз пытался успокоить людей. Ничего не вышло. Никто не подчинился. В конце концов прибывший из Кызыла дарга Бадыраа поднял руку, и народ утих.
Взвешивая каждое слово, секретарь тувинского ревсомола сказал:
— Председатель правления сумона и председатель женсовета выступили. Надо подумать, товарищи. Не торопитесь. Уже поздно, давайте объявим перерыв, чтобы хорошенько подумать.
Послышались одобрительные голоса:
— Перекур!
Буян обрадовался:
— Перерыв до завтра, товарищи, но домой не уезжайте. Еду сейчас приготовим. Продолжим завтра с утра.
Народ не расходился: советовались, горячо спорили. Некоторые ссорились. В этот вечер никто не стрелял из лука, не соревновался. Cобрание продолжалось возле костров, где разделывали туши коров и баранов.
Бадыраа сел в свой автомобиль — чиик-кара, и уехал. Больше времени нет сидеть на собрании, надо объезжать хошуны, заниматься своей работой.
Весь вечер горели костры возле реки. Большие черные котлы не остывали, в них варили мясо, его доставали, снова наливали воду, ставили на огонь. В полночь подул ветер. Тучи слетелись, полил дождь. Люди устремились в юрты, палатки, теснились под деревьями. Костры потухли. Сидевшие допоздна уснули мгновенно. Надо встать пораньше. Собрание большое, вопросы важные.
Люди спали и будто не спали. Начало светать. Страшная весть взбудоражила людей, как молния:
— Чудурукпай умер!
— Халак-халак!
— Бедный!
— Как же дети его…
— Это все из-за Буяна…
Два дня народ волновался: хоронили Чудурукпая. Через три дня на собрание пришла лишь треть народу. Председателем правления сумона выбрали Аракчу из кыргысов. Председателем женсовета — Кызылбай из монгушей. Они не зря толклись среди руководителей, все было заранее обдумано. На этот раз собрание прошо удачно, как того желал Буян.
Немного затянули, лишь споря о переименовании сумона.
Буян  решил не менять решения:
— На вершине Буянды Бай-Даг — каменный саркофаг. Там только чиновники-буддисты молились. А женщины вообще не имели права туда подниматься. Название нашего сумона не соответствует духу революции.
Будь Буян великаном-силачом, вырвал бы вершину Буянды Бай-Даг из земли и раздробил на мелкие камешки.
Два дня спорили из-за названия сумона. Сенекские ховалыги уперлись: чуть что — руководитель из Барыка, название сумона из Барыка… Спорили до хрипоты, и сумон решили назвать не Барыком и не Сенеком, а Ийи-Талом.
Так, в 1936 году в Улуг-Хемском хошуне появился сумон Ийи-Тал.
По мнению секретаря партячейки сумона Ийи-Тал Буяна — это историческое собрание и историческое событие. Может, и так. Собрание длилось семь дней. Много было зарезано быков, заколото баранов. Буян очень расстраивался, что не состоялись состязания: стрельба из лука и спортивные игры — из-за смерти Чудурукпая.
После окончания исторического собрания на вершине Буянды Бай-Даг внезапно сгорел саркофаг с культовыми принадлежиостями. Впоследствии люди шептались, что это Буян борется с желтой религией, кто еще?