Глава тринадцатая

Молодежь проводила Аайну до остановки на Оттук-Даше. Дальше по дороге она стала грустить. Проезжая степь Таар-Оъттуг Ала-Хову, вместе со смотрителем станции стариком Торлаажыком, девушка оглянулась на Барык, тайком утирая слезы. Вдали остались Бай-Даг и Куу-Даг, где с детства она пасла овец. Нa ойтулааше часто пели: «Как не мила мне чужбина, у которой нет конца и края». Аайна вдруг начала понимать, что означает слово «чужбина». А то, что поет молодежь — словесная чепуха.
Торлаажык проводил будущую студентку до остановки у Элегеста и уехал. Стало еще грустнее. Переночевав там, Аайна приехала в Кызыл.
Она никогда не видела города. У Аайны закружилась голова. Деревянные дома растянулись вдоль улиц. Шум-гам, разговоры, пыль. Там машина проехала, прорычав мотором, здесь телега проскрипела, где-то кричит курица, дальше хрюкает свинья… По улицам люди ходият взад-вперед, иные бегут, и куда торопятся? Мимо пройдут, словно ветер подует.
Аайну ждали другие девушки, будущие сокурсницы. Встретив их, она успокоилась, чуть утихло желание вернуться домой. В Москву с ней поедет дочь Иргека, Хууракпан из Барыка. Она до сих пор работала в Кызыле. Все-таки встретила родственницу, сестру — и на душе легче. Потом познакомилась с высокой девушкой, у нее на ногах были такие же идики, как у Аайны. Окзалось — тоже родственница, дочь старшего ламы Хендергейского монастыря Намбырала Дакый-Сурун. Аайна ее никогда не видела. Еще одна девушка, Серенмaa, родом из Эжима. Ее брата Дажы Аайна много раз видела в селе. Еще одна знакомая родом из Бай-Тайги. Ее зовут Сарыг-Тaраа. Говорят, есть еще будущие студентки. Но их не видно, говорят, это жены министров.
…С нетерпением ждали дня отъезда. В Кызыле пробыли несколько дней. Продукты у Аайны давно кончились. Девушками руководила Варвара Константиновна Конгарова, знающая по-тувински. Она их будет сопровождать. А потом поедет в город Тамбов, где учится на военных курсах ее муж Шоома.
Наконец-то настал день отъезда! Девушки счастливы. Аайна тоже. Мигом собрали свои небольшие узелки.
Впрягли в телеги лошадей. Решетчатые кузова телег полны шкурами и шерстью. Ямщики в основном русские, меньше хакасов, но есть и тувинцы.
Во главе обоза стояла высокая сивая лошадь: с тремя колокольчиками, дуга украшена серебром, уздечки-недоуздки позвякивают. Она впряжена в телегу с мягкими сиденьями, почти карету, к которой прибит красный флаг.
Караван двинулся. Варвара Константиновна усадила поудобней своих студенток. Стало весело, когда двинулась впереди обоза телега с красным знаменем и звенящими колокольчиками. Затопотали двадцать лошадей, конца обоза не видать, он как растянутый аркан. Посмотришь на поворотах, и кажется, что ползет огромная змея, чудовище какое-то.
Когда караван переправился через паром, подъехали легковые автомобили. Оттуда вышли три нарядные женщины — жены министров – и сели в красивую переднюю телегу. Они тоже поехали учиться.
В первый день доехали лишь до Сесерлига, там и заночевали. На следующий день приехали в Туран, там ночевали. Еще через день остановились на границе рядом с Борбак-Хааком.
По дороге Аайна задумалась: в детстве хранила в сердце лишь маленькую речку Барык. Когда приехала в Кызыл, стал дорогим весь сумон Ийи-Тал. Когда преодолели границу, вся Тува наполнила душу.
«Обязательно выучусь и вернусь домой, — думала девушка. — Пока не выучусь, буду до крови копать ногтями черную землю, буду грызть черную скалу, пока зубы не затупятся. Выучусь, порадую своих старых родителей. Мама говорила: «Тебя дождусь, дочка, хоть сам черт придет, крепко схвачусь за кровать».
После границы пошли станции Ижим, Арадан, Буйба. Караван несколько раз переходил речку Ус, девушки промочили ноги и одежду.
Добрались до саянских перевалов. Май, гололед. День и ночь шел дождь, дул холодный ветер. Временами падал мокрый снег. Грязь, слякоть. Ухабистая дорога. Лужи. Телеги ломались, застревали в грязи, лошади выбивались из сил.
Варвара Контантиновна и студенты этот участок пути шли пешком. Выталкивали телеги по колено в холодной грязи. Жены министров, сидящие впереди, в нарядной карете, завернутые в одеяла, не сходили с мест: на них туфельки на каблуках.
Караван засветло не дошел до станции, остались ночевать под открытым небом. Уставшие люди даже не развели костров. Где ночь застала, там и легли на телегах. Об ужине и вовсе забыли.
Серенмаа и Хууракпан не износили своих сапожек. Они жили в городе, поэтому были хорошо одеты. Выдержали испытание и твердые подошвы идиков Аайны и Дакы-Сурун, но ноги они все же промочили. Не выдержала обувь Сарыг-Тараа, на носках подошва оторвалась. Ни у кого не было лишней пары обуви, спутники обмотали ее идики веревкой.
— Ничего, дочка. Скоро Абакан. Сядешь на железную дорогу, ноги твои будут смеяться, —  успокаивал старик-караванщик.
Но до Абакана еще далеко. Путники все ехали и ехали по грязной и мокрой дороге. Иногда целыми днями ничего не ели. Дорога была нескончаема, не прекращался дождь с мокрым снегом.
Мужчины устали, женщины стали болеть. Простудившись, Сарыг-Тараа слегла на телегу. У Аайны поднялась температура, но она никому не сказала об этом, побоялась, что ее оставят на следующей станции.
Голодные, промерзшие, больные, девушки-студентки почти что пешком преодолевали Саяны, со счета сбились, сколько дней потратили в пути. На одном из перевалов встретили караван: лошадей двадцать с телегами шли из Абакана. На телегах тоже груз. Но совсем другой. Товар: продукты, чай, табак, одежда, обувь, ткань, металлические предметы, посуда, письменные принадлежности, книги…
Встреча была недолгой. Два каравана поползли в разные стороны. Один — в Туву, другой — в СССР.
«Королевы», сидящие впереди, со смехом перепрыгнули на телеги, ехавшие в Туву. Обратно, домой. Пять девушек — Аайна, Дакый-Сурун, Серенмаа, Хууракпан, Сарыг-Тараа — пошли вслед за обозом, который шел в Абакан.
Саяны преодолели. Дорога пошла вниз. Казалось, уже скоро… Но опять грязь, слякоть, ухабы, ямы, непрекращающийся дождь. Чем дальше, тем хуже. Трудные, бесконечные дни.
Караван прибыл в Минусинск лишь через двенадцать дней. Еще три дня потратили на дорогу до Абакана. А всего на путь от Кызыла до Абакана потратили полмесяца.
Студенты пробыли в столице Хакасии два дня. Остановились в крестьянских домах, там заночевали, окрепли в тепле, набрались сил, просушили одежду.
Вот эта железная дорога, о которой даже в сказках не слыхали. Когда загудел паровоз, бедные девчонки засуетились, словно испуганные овцы, заметались взад-вперед, прижимались к Варваре Константиновне. Так, в панике, и сели на свои места в вагоне.
Аайна схватилась за край скамейки в вагоне, ждала, когда тронется поезд. Говорят, он мчится так быстро, что в глазах пестрит.
Через некоторое время поезд крикнул, как верблюд, и кое-как начал двигаться. Он покрикивал, останавливался, иногда бежал довольно быстро. Девушки постепенно успокоились. Не так уж страшна эта железная дорога. Вагоны — просто прямоугольные домики, бегающие по тонким железным прутьям… Внутри можно сидеть, спать, даже кушать – как в юрте.
Усталые, они спали несколько суток: во время длинного пути их трясли в телегах, они шли пешком, брели по лужам, мерзли и голодали. Варвара Константиновна разбудит их, они кое-как поедят, и опять валятся — спать.
Поезд мчался днем и ночью. Когда человек спит, он едет, когда бодрствует, тоже едет. Девчонки сбились со счета, сколько городов и полей проехали. Иногда поезд надолго остановится, чего ждет? В каком-нибудь городке стоит целый день.
Приехали в Москву. Целый месяц прошел с тех пор, как выехали из Кызыла. Они изрядно измучились. Подолы тонов пообтрепались, обувь износилась.
Девушки сошли с поезда и совсем растерялись. Народу на вокзале, как в муравейнике. Откуда приехали, куда едут? Паровозы голосят, машины гудят, трамваи визжат! Много извозчиков. По радио кто-то о чем-то говорит. Уши закладывает от шума. Девчонки взяли свои мелкие пожитки и пошли вслед за Варварой Константиновной.
— Стойте здесь. Ни шагу отсюда, — сказала она и исчезла в толпе.
Девушки сложили свои пожитки в одну кучу и притихли, как овечки в загоне. Люди разглядывали их, издалека незаметно изучали, постепенно окружали. С интересом смотрели на обувь Аайны и Дакый-Сурун. Может, оттого, что у идиков приподнятые острые носки. Бедная Сарыг-Тараа измучилась, пряча свои обутки, перемотанные веревкой — как ни спрячет все равно видно с какой-нибудь стороны.
Многие хотели помочь девушкам, спрашивали, жестикулировали. Серенмаа слегка понимает по-русски, иногда невпопад отвечает: «да» или «нет».
Как много времени прошло! Наконец появилась Варвара Константиновна, привела с собой женщину среднего возраста, с приятным лицом.
— Здравствуйте, — сказала та по-русски, — Меня зовут Анастасия Ивановна.
— Анастасия Ивановна Жукова — ваш директор, учитель, — объяснила Варвара Константиновна. — Пришла вас встречать. Теперь мы поедем в посольство Тувы.
Варвара Константивновна и Анастасия Ивановна повели прибывших студентов, одна спереди, другая сзади. Зеваки пошли было за ними, но постепенно отстали.
Их ждала машина, которую называли «автобус». Они сели и поехали по улицам. Машина ехала быстро — то налево, то направо. Какие большие дома, как горы! Башкы беседовали, и много раз повторяли: «Арбат». Это слово нужно запомнить.
Автобус остановился возле высокого серого дома. Вышли. Открылась железная дверь здания. Испуганные, взявшись за руки, они робко вошли в дверь, за которой прятался большой железный ящик.
— Это лифт, — объяснила Анастасия Ивановна.
Дверь лифта с шумом открылась, закрылась, и он начал подниматься вверх. Сердца у девушек замерли. Вскоре он остановился. Девушки вышли.
Анастасия Ивановна нажала какую-то черную кнопку. За дверью послышался перезвон колокольчика и она открылась. Аайна вошла первая, и остановилась как вкопанная. Показалось, что она в юрте старика Ендана: в дверях стояла женщина, которую она часто видела и хорошо знала. Дочь старика Сурунней летом часто бывала на озере Каък. Ее зовут Анайбан, а младшую cecтpy — Севил. Старик Сурунней пасет дойных кобылиц. Дочери часто приезжают в Барык, гостят у Ендана. Аайна знает мужа Анайбан, часто видит его. Люди зовут его Санчаа дарга. Действительно, странно. Найти друзей в Кызыле — просто, но Аайне в голову не приходило, что она найдет знакомых в Москве.
— Заходите! — сказала Анайбан. — Раздевайтесь.
— Студенток привезла, — по-тувински сказала Варвара Константиновна. — Посол здесь?
— Пока нет. Скоро будет.
Они прошли в большую комнату. Сели на мягкие стулья. Варвара Константиновна и Анастасия Ивановна долго беседовали. Видимо, новая учительница хотела узнать о девушках, о тувинских традициях. В это время зашла Анайбан.
— Надо перекусить, — она повела гостей в другую комнату. — Не было времени что-то приготовить. Просто чай.
Сели за стол. Чай, пряники, печенье, булочки, яйца в глубокой тарелке. В последние дни девушки ни разу не пили горячего. Выпив чаю, даже вспотели.
Аайна начала тыкать вилкой в яйца. Они не слушались, катались взад-вперед, как непослушные поросята. Увидев это, Анастасия Ивановна не выдержала и засмеялась:
— Что ты делашь, Аайна? — спросила она.
Айана ответила застенчиво:
— Говорят, в Москве нельзя еду трогать руками.
Подруги тоже засмеялись.
— Ой, Анна, — хохотала Анастасия Ивановна. — Яйца надо брать руками!
Тогда Анастасия Ивановна еще не запомнила имена остальных девушек: выговаривать было трудно.
Пока смеялись, в дверях показался мужчина:
— Студентки приехали?
Это был посол Тувы в России Санчаа. Егo Аайна узнала сразу: тот самый человек, который приезжал к старику Ендану в Бaрык. Все встали.
Посмотрев на одежду и обувь девушек, Санчаа воскликнул:
— Как можно ехать в Москву в такой обуви! Немедленно переобуть!
Затем Санчаа пригласил учительниц в другую комнату. Они долго разговаривали.
Опять их посадили в автобус, и, наконец-то, они приехали к месту учебы. В первую очередь Анастасия Ивановна заставила девушек запомнить адрес:
— Солянка, 14. Со-лян-ка, 14.
Потом показала большой дом. Как примету: если заблудятся, то на его крыше со всех сторон видны большие буквы: «Профинтерн».