Глава пятнадцатая

Известие, принесенное председателем сумона Ийи-Тал, было словно молния среди ясного дня. Волшебный трактор оставили на поле. Люди бросились врассыпную, словно воробышки, увидевшие ястреба.
— Идите сюда, куда побежали? Покажу вам, как трактор пашет! — несколько раз выкрикнул Саванды, но никто его не слушал.
Коммуна начиналась с описи имущества. Теперь, когда коммуна распалась, народ Барыка с шумом повалил к своему добру. Люди возвращали вещи, скот, отданные коммуне. Кто успел, а кто и прозевал… Кто обеднел, кто разбогател в одночасье. Недолго пожили по-братски, одной семьей.
Кто обеденел? В основные старательные, трудолюбивые люди. У них было много сытого, откормленного скота. Их постоянно укоряли и притесняли на собраниях. У них было много добра. Теперь их вещи носили чужие люди.
Кто разбогател? Ленивые, неповоротливые. Их скотина была худой, как пустые меховые мешки. В коммуне их скот откормили. Добра у них мало, вещи ветхие. Кому они нужны?
Жители Барыка несколько дней были в смятении. Но недолго, не так долго, как составлялись описи. Люди сразу узнали свой скот, свое имущество в чужих хозяйствах. Только что толку пенять? Ничего уже не поделаешь.
Саванды завел трактор, приехал в свой аал. Трактор поставил возле юрты. Никому не было до него дела, даже собаки не лаяли.
Табун коммуны находился на Шын-Бажыне. Когда Саванды добрался до аала табунщиков, его Мухортый стоял в загоне один. Саванды сначала не узнал его. Осмотрев со всех сторон, нашел на ногах отметины «Х». Вроде бы он… Отдавал его гладким, как маленький теленок, резво бегавшим иноходью. Теперь у Мухортого бока в комках свалявшейся шерсти, спина и шея худые, как у чесоточной овцы, все ребра можно пересчитать. Круп холодный, глаза запали, слезятся, и в них полно мошек.
Саванды заплакал.
Солнце, собираясь скрыться, село на вершине высокой горы Бору-Суг. Скоро вечер. Ох, если бы Мухортый был сильным, как прежде, партизан Саванды мигом проскакал бы расстояние между Барыком и Чээнеком, копыта коня только и цокали бы по камешкам!
У Саванды веревка вместо пояса, он, обвязав ею шею Мухортого, повел бедолагу за собой. У того задние ноги волочатся. То ли плуг тянул, то ли борону, измучился, вот и бросили его табунщикам. На спине Мухортого живого места нет.
Саванды с хромым конем пришел в аал поздно ночью. Воды налил — не пьет, травы дал — не ест. Не стал привязывать, отпустил на луг.
Саванды снова и снова потрясенно повторял:
— Больше никогда не отдам в коммуну единственного коня.
Больше никогда коммуны и не будет. Все должно идти по порядку — вот и Улуг-Хем течет по своему руслу. Пусть революция победила разом, но в развитии человеческого общества есть ступеньки, которые нельзя перепрыгивать. Партии и правительству пришлось исправлять ошибки.
Из-за распада коммуны имени Хемчик-оола коллективное хозяйство не исчезло бесследно. Работая в коммуне, араты поняли: дружные сороки и верблюда могут одолеть.
Назавтра после распада коммуны в устье Барыка под тенью зеленой ивы трое аратов — Калын-оол, Кудажи, Шаннаа — уселись вокруг камней-ожук и  стали совещаться.
— Нельзя отказываться от коллективного хозяйства, — сказал Кудажи.
Калын-оол поддержал его:
— Если не мы, члены партии, будем руководить аратами, то кто будет руководить? «Чудурук нам» да «идер нам»? Куда они народ заведут?
— Образуем коллективное хозяйство и покажем пример аратам, — предложил Шаннаа.
Посоветовавшись, они начали объезжать аалы. Некото­рые араты высказывали обиды:
— Уничтожили наш скот, имущество отобрали, сломали, испортили. Теперь какое-то коллективное хозяйство! Ишь какие, не много ли хотите?!
Некоторые сомневались:
— Что будет-то? Ну, соберетесь, и что выйдет из этого? Змея выползет? Ведьма выскочит? Чудо произойдет?
Но бедные араты поддержали:
— Нам терять нечего. Получится — будем работать, не получится — что делать. Давайте работать. Аалы всегда жили кучно, поэтому у каждого было свое дело, скот, голодными не сидели.
Араты не торопились. Все лето, осень и зиму совещались, собирались. Никого не заставляли и не притесняли.
Весной трое членов партии — Калын-оол, Кудажи, Шаннаа — создали в Усть-Барыке товарищество животноводов (сокращенно — ТЖ) из двадцати ореге[1].
Раз товарищество, то нужно руководство. Председателем товарищества выбрали Кудажи, завхозом — Калын-оола, счетоводом — грамотного молодого парня Нарамандыпа. Не назначали — избрали, голосовали. Этого желали все члены товаришества.
Товариществу дали длинное и громкое название «Бой чудурук нам». В то время по примеру устьбарыкских аратов в Хондергее тоже появилось товарищество животноводов под названием «Бой идер нам».
Члены товарищества объединили только скот. Остальное имущество оставили себе. Так они работали год, и обстоятельства изменились. Жизнь подтвердила, что недостаточно объединить только скот. Объединяться нужно не только при перевозке грузов, не только во время сенокоса, но и при посеве хлеба. Без дружной работы на земле не обойтись.
Поэтому араты Усть-Барыка ТЖ переделала в ТЖЗ (товарищество по животноводству и обработке земли). Ему дали имя Энгельса. А товарищество в Хондергее назвали «Молодость».
По сравнению с коммуной товарищество аратов устраивало больше. Работали сплоченно, даже весело. Такие же примерно товарищества создались в Сенеке и Оттук-Даше.
По мнению Буяна, хозяйственная работа в сумоне под его политическим руководством велась на очень высоком уровне. А выдвижение на руководящие должности сумона активистов Аракчи и Кызылбай соответствовало партийным целям.
После того, как в Ийи-Тале появилось ТЖЗ, председатель женсовета Кызылбай предложила создать специальное товарищество женщин. Председатель сумона Аракчаа ее поддержал.
Аракчаа и Кызылбай явились в партячейку, чтобы обсудить предложение. Буян задумался:
— Чем вы руководствуетесь?
Оба руководителя были готовы к этому вопросу:
— Конституцией Тувинской Народной Республики.
— Там золотыми буквами написано, что женщины имеют равные права с мужчинами, — торжественно отчеканила Кызылбай.
— Есть указание партии и правительства, что надо учитывать добровольность.
— Принцип добровольности мы соблюдать будем, — заверил Аракчаа. — Старух и многодетных женщин брать не будем.
— А если они выразят желание вступить в товарищество?
— Придется проводить разъяснительную работу. Зачем они нам? Все равно не смогут работать, — пожал плечами преседатель сумона. — В женское товарищество только девушек будем вовлекать.
— И молодых женщин, — подтвердила Кызылбай, — есть молодые жены, которых мужья бьют и унижают. Они не приходят на работу и собрания. Им надо помочь. В Конституции написано, что любой арат имеет право работать. С помощью товарищества мы обеспечим права женщин.
— Мысль правильная, — подтвердил Буян и почесал в затылке. — Хорошенько обдумайте. Слово одно, кулака два. Но у вас такого не должно быть. Одну ошибку сделаете, — две оплеухи получите.
С этого дня Аракчаа и Кызылбай начали работу среди женщин. Решили, что председатель сумона отвечает за вовлечение в товарищество молодых девушек, а за молодых женщин — председатель женсовета. Товарищество назвали «Свободное право».
На стене дома, где располагалось правление сумона, появился кумачевый лозунг: «Да здравствуют женщины товарищества!». А в Барыке на амбаре написано: «Девушки и молодые женшины, вступайте в “Свободное право!”». Аракчаа сам составлял список молодых девушек — без родителей и родственников. Приглашал по одной. Беседу начинал очень тихо, внятно, грамотно:
— Народно-революционная власть дала женщинам равные права с мужчинами. Тувинские девушки стали счастливы благодаря великому Сталину и товарищу Тока.
Объяснял:
— По прямому указанию товарища Буяна женщины образовали товарищество «Свободное право», чтобы обеспечить свое право на работу. Работать вместе со своими ровесницами для девушки — большая радость!
Далее он приступал к прямой атаке:
— Женщины сами назвали товарищество «Свободное право». Там все равны, никто ничего не скрывает, все надо рассказать: есть ли у девушки парень, за которого она собирается замуж, спала ли она с ним, сколько раз, спала ли она с другим парнем, сколько раз спала? Другие девушки честно ответили на этот вопрос, и тебе нечего скрывать, бери с подружек пример. Этого, кроме председателя сумона никто не должен знать, это тайна. Поэтому нечего бояться и стыдиться.
Большинство девушек (что сделают бедные девчонки, ведь сам председатель сумона спрашивает), прикрываясь длинными рукавами, стыдясь, все о себе без утайки рассказывали. Лишь несколько смелых сказали: «Фу!» — и выскочили из дома. С такими председатель сумона не спорил, не «агитировал» дальше. Добровольность есть добровольность.
Усышав об образовании «Свободного права», группы «чудурук нам» и «идер нам» зашевелились. Им понравилась мысль о женских товариществах.
Активность председателя сумона вызвала бурную реакцию среди населения. В семьях начались ссоры. Старик Сульдем и Кежикмаа меж собой поговаривали: «Хорошо, что дочка уехала учиться». Чымчак-Сарыг никто не тревожил: многодетная мать никому не нужна. Да и Саванды говорил:
— Жену свою никому не отдам, Мухортого можете забирать. Нет на нем живого места, чтобы поставить клеймо, бедное животное. Я и богат, и себе не рад.
Народ дал председателю сумона прозвище «Диирен»[2]. Аракчаа не обращал внимания, наоборот, еще и построил возле своей юрты маленький домик-тюрьму. Сажал туда супругов, которые ссорились меж собой, ревновали. Мужчин и вовсе запирал на несколько дней и разрешал только воду приносить, в еде ограничивал.
Казалось, Аракчаа, став председателем сумона, воспарил на небо. На всех смотрит сверху вниз. А уж когда его избрали членом Малого хурала ТНР и дали значок с буквами «ЧМХ» (член Малого Хурала)…
Член правительства! Аракчаа теперь как в учебнике истории — «хан — это правитель с безграничной властью». На летнем пастбище в Чээнеке у него тоже тюрьма. Буян для него — тьфу, если будет нарушать дисциплину, то и его посадит. Загордился Аракчаа. В какой-нибудь аал приедет, заставит барана резать, варить хойтпак. Поет, как марал осенью:
 
На большой горе, на крутой горе
Волки воют.
Про разговор с девушкой
люди болтают.
На крутой горе, на большой горе
Волки воют.
Про разговор с Карой
Люди судачат.
 
Летом в сумоне были выборы. Выбирали руководителей арбанов, членов хурала. Араты оставили свой скот, поля. Четырнадцать дней шло собрание. Понадобилось немало скота для oт товариществ и арбанов, чтобы не оставить людей голодными. Под конец все устали. Но Аракчаа будто не замечал этого, и все жалобы пропускал мимо ушей.
Приехал на легковой машине председатель президиума Малого хурала товарищ Хемчик-оол и остановил собрание и выборы. Член Малого хурала TНР послушался только председателя президиума Малого хурала ТНР. Заодно Хемчик-оол ликвидировал все женские товарищества.
Тем же летом по Туве, как вихрь, пронеслась весть: «Пойман и уничтожен контрреволюционер Данчай».