Глава двадцатая

«Контра». И слова-то такого не было в тувинском языке. Но всего за несколько дней оно хорошо прижилось в Туве…
Феодалы, бывшие чиновники, ламы, просто зажиточные араты —«контры». Их скот, имущество, стоянки, все-все: контр-конь, контр-бык, контр-седло, контр-загон, контр-кнут, контр-пиала. Даже гора Буянды Бай-Даг, имя которой носил сумон в Барыке, стала контр-горой. Как услышат люди слово «контра», сразу засуетятся, бегут прятаться, одна мысль у них: «сейчас расстреляют».
Сумон Ийи-Тал Улуг-Хемского хошуна располагается рядом с широкой народной дорогой. В отличие от дальних уголков Тувы, все вести сюда доносятся моментально. Кто заедет в Кызыл, что-то да привезет, как сорока на хвосте. Или какой-нибудь руководитель заглянет, какую-нибудь новость сообщит. Радио и телефона еще не было, газеты опаздывали.
Секретарь партячейки Буян и председатель сумона Аракчаа сидели как на иголках. Газеты брали в хошуне. Почтальона не было. Два руководителя по очереди ездили в Шагонар. Когда уничтожили «врага народа» Данчая, Буян и Аракчаа все чаще стали переваливать через Хайыракан.
Люди из газет узнали, что на Ш пленуме ЦК ТНРП «выявили контрреволюционную собачью падаль» Чурмит-Дажы, Хемчик-оола и Данчая, которые хотели продаться японским империалистам. Парторганизация и сумонное правление торопливо издали соответствующее указание. Опять в арбаны спешно поехали агитаторы — до каждого донести выводы партии и правительства, чтобы не ждать команды сверху, сами выявляли земляков с контрреволюционным уклоном.
…Буян не мог усидеть на месте. Прискакал на перекресток дорог, стал вглядываться в сторону Кызыла. Там, в столи­це, происходят великие события. Сейчас должна пpoexaть машина с надписью на боку: «Боошта»[1]. Секретарь партячейки не ошибся: на холме Чеди-Сан показалось облако красной пыли, машина шла. Он поднял руку, водитель затормозил. Буян подошел к машине, не здороваясь, спросил:
— Дорогой братишка, брось мне газеты для Ийи-Тала.
Водитель высунулся из кабины и сказал:
— Я везу только до Шагонара, там заберете. Не знаю, сколько вам нужно оставить.
— Далеко до хошунного центра, народ ждет, — ответил Буян и спросил: — Что в Кызыле нового, братишка?
— Был большой хурал. Говорят, что руководители разъехались по хошунам. К вам, наверное, скоро приедут, — шофер протянул гязету: — Ладно, возьми пока одну.
Буян жадно, как коршун, схватил газету и поскакал в сумонный центр. Как пьяный, приехал в правление. Встречные люди думали, что он и впрямь сегодня немножко выпил. Нет, Буян не будет травить свой ум аракой, пока не победит мировая революция на всем земном шаре. Кое-как привязав коня, он забежал в пустую комнату. Хорошо, спокойно. Никто не мешает. Буян развернул газету: 9 сентября 1938 года. Свежий номер. Он стал торопливо читать. В передовице говорилось: «Будем закреплять хозяйственные, культурные, политические победы, крепче объе­диним аратские массы вокруг решения Ш пленума ЦК ТНРП».
«Правильно, — подумал Буян, — контры контрами, но не забывать же о хозяйственном, культурном развитии, пока боремся с этой падалью? Партия, правительство, товарищ Тока верно говорят».
Достай-оол, Санчаа… Опять у Буяна голос пропал: «Жена его Суруней отсюда родом, из Енданов. Какой паразит!». Эренчин, Сунгар-оол, Сайын, Серен…
На первой странице опубликовано много писем и сообщений о собраниях и митингах в Кызыле и хошунах Тувы.
С собрания народно-революционной армии:
«<…>командиры и жены комсостава, присоединяясь к 80 тысячам аратского народа, требуют расстрелять по революционному закону ТНР врагов народа».
С общего собрания школ Кызыла:
«<…>учащиеся и учители требуют, чтобы расстреляли Чурмит-Дажы, Данчая, Хемчик-оола, Лопсана, Сенгиижика, Тоткана и других контрреволюционеров, чтобы следа от них не осталось в революционной Туве».
С собрания коллектива гостипографии ТНР:
«<…>требуем, чтобы расстреляли горячими красными пулями и зарыли в черную землю врагов народа».
С собрания коллектива горсовета Кызыла:
«Мы передаем горячий революционный привет ЦК ТНРП и председателю президиума товарищу Тока, а также министру внутренних дел товарищу Болату! Они выявили хищного волка с кровавой пастью Чурмит-Дажи, облезлого лиса Данчая, обезьяну Хемчик-оола».
От жителей Чадана:
«Переименовать улицу имени Чурмит-Дажы, назвать в честь товарища Болата».
Таких сообщений, вестей, писем, телеграмм — множество.
Вот живое свидетельство принятых партией и прави­тельством мер.
 
   *  *  *
Тем не менее, в те годы были исправлены ошибки насильственной коллективизации аратов. Везде оправдали себя товарищества по животноводству и обработке земли, созданные по воле народа. Они показали высокое качество коллективного хозяйствования. Созданные в русских селах колхозы были большой школой и примером для кочевников. Используя эти благоприятные обстоятельства, партия и правительство поставили цель к 20-летию ТНР увеличить численность скота до двух миллионов голов.
Три товарищества — в Ийи-Тале, Барыке и Сенеке встали на ноги. Росло поголовье личного скота. Члены товариществ вместе обрабатывали землю. Сельскохозяйственный инвентарь — плуги, бороны, сенокосилки покупали на общественные средства.
Благодаря помощи СССР в Туве впервые появилась промышленность. В Кызыле открылись лесопилка, кирпичный завод, кожзавод, швейкомбинат. На Ээрбеке — угольная шахта. И золота добывали все больше.
По Улуг-Хему вверх-вниз ходил пароход «Улуг-Хем».
В синем небе Тувы появились самолеты.
В центрах хошунов установили узлы связи, радио, наладили телефонную связь.
С помощью СССР подготовили первые национальные кадры. В первую очередь — учителей, врачей, специалистов сельского ховяйства. Они получили образование в Москве, Ленинграде, Горно-Алтайске и других городах.
В этих славных делах велика заслуга генерального секретаря ЦК ТНРП Тока.
 
   *  *  *
Секретарю партячейки сумона Ийи-Тал поступило указание:
«Убрать фотопортреты врагов народа Данчая, Чурмит-Дажы, Хемчик-оола, Тоткана, Лопсана, Биринлея, Серена, Наксыла, Намзырая, Чукчук-оола, Мандан-ола, Артаа, Кок-Данзы, Сенгиижика, Увангура. Также не вывешивать фотографии Хавакчапа, Кудерека, Тани, Торлаажыка.
Тока».
Буян удивился: «Когда убирали Данчая, то Чурмит-Дажы и Хемчик-оол ставили свои подписи. Когда убирали Чурмит-Дажы и Хемчик-оола, то Увангур ставил свою подпись, а теперь и портрет Увангура убрать?..»
Преданный революции, но совсем сбитый с толку человек не мог усидеть на месте. Он оседлал коня и поскакал вверх по Барыку.
Он собрал членов товарищества и единоличников и проворчал:
— Ваш любимый зять Хемчик-оол оказался врагом народа. Контрой! Слово одно, кулака два.
— Как?!
— Да ведь и нет уже коммуны, которая носила имя Хемчик-оола!
Но Буян разворчался:
— А клейма «Х»? На рогах, копытах, ушах скота?..
— Теперь это личный скот.
— Личный или товарищества? Уберите знак.
— Как?
Буян приказал:
— Отпилить рога с клеймом «Х», отрезать уши, выжечь каленым железом! Стоп-стоп, кстати, шурины Хемчик-оола тут?
Молчание.
— Не могу я мучить живую скотину, — вдруг сказал один арат. — Лучше уж заколоть.
— Это твое дело, заколи, отдай в долг, — погрозил пальцем Буян. — Только чтобы клейма не было. Пусть не портит чистый воздух Барыка вонь врага народа Хемчик-оола! Слово одно, кулака два!
Тут из толпы появился Саванды, боязливо посматривающий на брата:
— У моего Мухортого клеймо. Убрать его легко. А что делать с клеймом на тракторе, братишка?
— Братишка… — передразнил Буян. — Здесь нет и речи о родственных связях. Я приехал по службе. Сотри клеймо с трактора, мужик! А то по-другому говорить будем. Слово одно…
Вновь забурлил Усть-Барык.
Отпиливали коровам рога со злополучным тавром. Больше всех мучились овцы: ранее клеймо «Х» им ставили прямо на губах. Теперь им вырезали губы, выжигали каленым железом. Позже в ранах заводились черви, скот падал. Некоторые не мучили животных, просто забивали.
Каждое животное несло клеймо. В Усть-Барыке не выветривался запах паленого.
Горевал Саванды. Каленым железом он свел клеймо с ног Мухортого, и так измученного в коммуне, тощего, старого. Назавтра бедолага пал. Голод и холод были нипочем Саванды, но тут он заплакал.
А тут еще приехал Буян, стал ругать брата:
— Убирай отсюда трактор!
— Далеко не уеду, дунмам, — взмолился Саванды. — Горючего нет.
Вчера Саванды старательно соскребал «контрреволюционный» знак с машины, но след все же остался.
— Как следует соскребай, а то сожгу!
— Да разве можно такую машину уничтожать, дунмам, — умолял Саванды. — Пусть стоит, не на руках же ты ее носишь. Я и богат…
— Помолчи, мужик! Вот что: я твой контр-трактор отдам госэкономии имени Байыра в Арыг-Узуу. Там есть горючее. Что он здесь без дела стоит? Любоваться на него? Слово одно, кулака два!
И Буян поехал в другие аалы: посмотреть, не осталось ли еще скота с тавром «Х». Через несколько дней трактор увезли в госэкономию. Саванды остался пешим. Ни Мухортого, ни трактора.
Сульдема и Кежикму никто не тревожил: в коммуну они не вступили. Хотели, да голубой шарик-чинзе помешал. Скот не клеймили, и их животные уцелели. Старики мирно ждали Хойлаар-оола и Аайну.
А Саванды погоревал да и повесил голову любимого коня на верхние ветви белой ивы на пepeкрестке дорог: посмотрят проезжие люди, вспомнят его, поговорят о нем. Нет в хошуне больше такого исторического коня, как Мухорый.
Благодаря стараниям верного защитника мировой революции в Усть-Барыке не осталось и следа от “контрреволюционера” Хемчик-оола. Лишь гора Бай-Даг возвышалась. Контр-гора. Были бы у секретаря партячейки силы, с корнем вырвал бы эту гору.
Буян и Аракчаа знали, что хорошая работа сумона будет смертельной пулей для всяческой «контры». Этого требовали и парткомитет хошуна, его секретарь товарищ Даржаа (Донгурака сняли за правые взгляды, Дажы — как «контру»). Священный долг маленьких и больших начальников — беспрекословно исполнять приказы руководства и отчитываться, конечно.
Ийи-Тал несколько раз был отмечен среди сумонов Улуг-Хемского хожуна переходящим Красным знаменем, брал первое место в соревновании за создание хозяйств и развитие культуры.
В сообщении № 83 партячейки сумона Ийи-Тал в комитет НРП Улуг-Хемского хошуна было написано: «В 1938 году в сумоне открылась летняя школа. Там должно учиться 45 человек, а учатся 47. Хорошо работал учитель Сема Оюн.
В сумоне проводились различные оперативно-военные игры: бросание гранаты, хуреш, стрельба из лука и винтовки.
Товарищества в срок провели сев и собрали урожай. Семена, корм в закромах. Араты Барыка и Сенека объединились, очистили дорогу в Чээнеке, чтобы люди могли ездить на санях и телегах.
В Каъке разыграли лотерею, собрали 153 акша 85 копеек. Там хорошо поработали Кудажы и Доспан.
За пьянство наказаны Дыртык-оол, Хууракпан, Ширби­жик, Дуктуг-Кызыл, Кавайлык.
Торлаажык пьяный валялся с феодалом Енданом.
Секретарь партячейки Буян».
После Ш пленума ЦК ТНРП в хошуне побывал министр внутренних дел ТНР Болат. Первым делом он провел в Шагонаре и центральных сумонах большие собрання, умело организовал доклады, письма, просьбы, требования в поддержку Ш пленума ЦК ТНРП.
Потом министр потребовал от представителя внутренних дел Улуг-Хемского хошуна отчета.
«Рапортую вам, любимому вождю товарищу Болату, что принял работу в представительстве МВД Улуг-Хемского хошуна 22 апреля 1931 года и работаю до 15 февраля 1938 года. За 7 лет 9 месяцев, в силу своих возможностей, работая по линии внутренних дел под вашим руководством, мой уважаемый вождь, в 1931 году участвовал в конфискации имущества феодалов, 1932 году был назначен председателем комиссии по выселению феодалов из данного хошуна, вел с ними борьбу, в этом же году участвовал в подавлении к/р (контрреволюционной — К.К.) группы врагов численностью 27 человек, возглавляемой Балчием и Шомбулом, феодалами, ламами, богачами, которые сопротивлялись национально-революционной партии и правительству. В 1933 году ликвидировал к/р группу врагов в количестве 9 человек под руководством Хунан-Кара в Дус-Даге, в 1934 году ликвидировал «дус-дагскую» к/р группу врагов и т.д. По вашему мудрому указанию я мужественно веду борьбу, с 1937 г. собираю сведениия о к/р группе «кок-чыраа».
Передаю вам горячий революционный привет!».
Там же сообщения:
«Скоро будет война, которую начнет Япония. С 1939 по 1940 гг. Япония завоюет сначала Монголию, затем Туву. В руках контров находилась японская печать. В молитвенной книге указано: в 1939 г. будет большая перемена».
«В Кызыл прибудут аэропланы, если это будет правдой, то это награда за то, что убили Чурмит-Дажы».
«Кара баи — главные помощники феодально-теократических элементов»
«В сумонах Кок-Чыраа, Хондергей, Хайыракан, Урбун, Хереме есть контрреволюционные группы. В Кок-Чыраа поймали и посадили в тюрьму 20 человек».
«Есть немало примеров, как со стороны советских граждан ведется контрреволюционная работа против партии и правительства ТНР».
«Монгольские граждане… китайцы… корейцы…».
На V большом собрании Улуг-Хемского хошуна остро критиковали, чуть ли не ругали граждан Ийи-Тальского сумона. Какой спрос с простых людей, коли в высших кругах применяются выражения «собачья падаль» и т.д.
Шаравии:
— Председатель сумона Ийи-Тал Аракчаа избил 27 женщин, он льстивый друг контрреволюционного Хемчик-оола.
Шоюн:
— Этот проклятый Кижиир-оол хвастается, что хорошо работает, на самом деле я работал, а он так разжирел, что не может застегнуть пояс. А рябой лама Санчаа неизвестно откуда пришел. Пустоголовый Кижиир-оол присоединился к белогвардейцу старику Курманову и хотят вытеснить меня.
Ногаан-оол:
— Ойбаа — льстивая собака контрреволюционера Хемчик-оола.
 
   *  *  *
Словно в сказке, к аалам приближалось шестиголовое чудовище: везде враги народа, везде контры.
Дали указание, чтобы поймали Дашпаа, который жил на Оттук-Даше, но тот повесился. Седип, сын Буга-Сагаана из сумона Кара-Булун убил овцу советским плугом Калзана, поймали контру и ликвидировали. В Хайыракане поймали и посадили в тюрьму брата врага народа Хемчик-оола Чадамбу и его младшего брата Дондупа. Из-за отсутствия русского замка представитель внутренних дел Улуг-Хемского хошуна Сандак-Доржу заказал себе тувинский замок. Врага народа поймали. Взят Седен-Дамбаа, председатель Улуг-Хемского хошуна.
Настало время и забрали председателя Ийи-Тальского сумона Аракчу.
Обвинительное дело: «Сын Мандария. Льстивая собака чиновника Тамба-Суруна. В 1930 году пробрался в НРП. Член Малого Хурала ТНР.
Был связан с сыном Балгана чейзена Дашпой, теократом Баа-Хураком. Был селезенкой рябого Хемчик-оола, японского шпиона. Сумонные выборы проводил в течение 14 дней. Отчислен из рядов НРП»
В этот же день забрали секретаря партячейки Ийи-Тальского сумона Буяна.
Обвинительное дело: «Родился в семье чейзена Сульдема. В 1923 году пробрался в партию… Родственник жены контрреволюционного Хемчик-оола и камбы Намбырала в Хендергейском монастыре. Род скрыл. Притворившись контуженым, лечился у лам. Возил свою жену, тоже члена партии, к женским богиням. Сам тоже молился, настоящий контрреволюционер. Отчислен из рядов НРП».
В шагонарской тюрьме Буян достал лист бумаги и огрызок карандаша. Посчастливилось: карандаш оказался химическим. Послюнив его, написал письмо. Это письмо удалось отправить на свободу.
«Уважаемый дорогой брат, великий отец тов. Тока!
Преклоняясь перед Вами, я приветствую Вас и, надеясь на справедливость, подаю Вам рапорт, который прошу рассмотреть и мягко отнестись к моим ошибкам. Чествую от всего сердца Вас, наш умный вождь, человек, что выше гор.
Я воевал по Вашему указанию, мой любимый отец, чтобы вознести над земным шаром Красное знамя Великого Сталина и Ваше. Я получил тяжелое ранение в боях против классовых врагов. А сегодня меня обвиняют в контрреволюционной деятельности. По происхождению я простой арат, как и Вы. Правда, что я побывал в Монголии у Зеленой и Белой богинь, и мне пришлось молиться.
Ваш глубокий, как море, ум не забыл, наверное: когда я был секретарем партячейки Ийи-Тальского сумона, Вы сами несколько раз приезжали к нам, давали указания. Мне тогда посчастливилось пожать Вашу теплую руку, смотреть на Ваше светлое лицо.
Я верю, что получив мое письмо, Вы сбросите своей революционной рукой тяжелый груз с моих плеч.
Да здравствует великий Сталин! Горячий привет его ученику товарищу Ежову!
Пусть живет сто, тысячи, миллионы лет любимый брат, уважаемый отец товарищ Тока, который уничтожил классовых врагов, контрреволюционную собачью падаль Чурмит-Дажы, Хемчик-оола, Данчая!
Буян».
Это письмо дошло до «любимого отца», но, забегая несколько вперед, скажу: оно не было принято во внимание.
В те дни у Вождя не было времени, потому что судили «контрреволюционную собачью падаль» Чурмит-Дажи, Хемчик-оола и Данчая. Со всех уголков Тувы на его имя приходило много писем, просьб, телеграмм. В первую очередь он направлял в газеты просьбы немедленно наказать «врагов народа».
Вождю было некогда, он мельком пробегал взглядом по требо­аниям и жалобам, письма отправлял в архив, а их авторов в тюрьму. На каждом письме он делал заметки и подписывал: «С. Тока». На письме Буяна он написал: «Хранить».