Глава четвертая. Отец

Демир-Хая и Ким проводили Анну и ушли.
По дороге она молчала. Кто такой «бедный Лю»? У Хойлар-оола русская жена… это жизнь, это хорошо.
Она сразу заметила, как опрятен предназначенный для нее маленький домик. Дорожка, ведущая к крыльцу, чисто выметена. Вокруг огороженные грядки. А сколько сорняков! Кто-то посадил эти грядки, но рука хозяина в последнее время редко их касалась.
Внутри – будто кукольный домик без кукол. Все есть: мебель, посуда, на стене портрет Конфуция. Лысый, с длинной, до пояса, белоснежной бородой, пожилой человек сидит, чуть подавшись вперед и держа руки в молитве. Над головой – иероглифы. Наверное, имя.
На другой стене – еще одна картина. Дракон. Пасть разинута, видны острые зубы. Огромные крылья, чешуйчатое тело, на лапах острые когти. Обе картины – подлинники. Купить такое – слишком дорого. Значит, это работы хозяина. Кто хозяин дома? Кто этот человек?
Анна ходила по комнатам, не решаясь прикоснуться к вещам. Пустой дом скрывал тайну. И село вокруг него вдруг стало чужим. Неведомое, с незнакомыми людьми среди огромной тайги. Москва и Кызыл казались роднее и понятнее. Ей было страшно: как можно жить в этом маленьком поселке, в этом пустом доме?
Она выдвинула из-под стола табуретку, примостилась на ней. Думала, что нужно разобрать вещи, и не могла стряхнуть с себя оцепенение.
На крыльце послышался топот. Дима и Ким. Еще несколько минут назад собирались в тайгу, но решили вернуться, чтобы помочь растопить печь.
– Чей это дом? – опять спросила Айна. – Он обжит, здесь есть хозяин.
Парни, переглянувшись, промолчали.
Когда растопили печку, стало веселее. Втроем дружно стали готовить ужин. Ким вышел во двор, и Анна спросила:
– Дима, чем занимается Ким?
Демир-Хая не торопился с ответом.
– Золотодобытчик. Здесь каждый золотодобытчик, сестренка. Строитель, овощевод, охотник, учитель, доктор… Все.
Кореец вернулся с овощами и пучками трав. Анна поразилась:
– Неужели все это растет в холодной тайге?
– Если руки есть, то есть все, – серьезно ответил Ким.
Ужин был готов. Трое сели за стол. Разговор не ладился, ели молча. Убрав посуду, Демир сказал:
– Аня, оденься теплее. Пойдем в тайгу.
Айна, уставшая от загадок дня, оделась и вышла на крыльцо. С одной из ступенек Ким бережно подхватил целую охапку лесных цветов.
 
…Нет солнца. Нет ветра. Нет звука. Не шевелятся метелки трав. Ни пчел на лепестках поблекших в сумерках цветов, ни птиц на ветках. Или просто так кажется? Лишь две могилы на холме видит Анна, и на нищих столбиках читает: «Гоша Кошкар-оол», «Лю-Ай Му».
Лю-Ай Му, бедный китаец, сколько прошло времени с тех пор, как, приникнув к возлюбленной, ты дал жизнь крохотной девочке. Эта жизнь еле теплилась в горестной семье Сулдема-охотника. Девочка громко кричала, и под ее свободный плач угасла от оспы твоя жена. Ай Му, твои глаза были так черны, что насквозь видели ночь. Вот дочь пришла и обнимает землю, в которой ты лежишь уже много лет. Она не знает и никогда не узнает, как целовала Сузунмаа пятнышко обмороженной кожи на твоей щеке, будто надеясь отогреть ее. Худенькая чернокосая Сузунмаа в обтрепанном тоне, в идиках, пропускающих воду и воздух, так любила тебя, что не смогла жить в разлуке. Бедный ты убитый батрак, твою дочь зовут Анна Сузунмаа.
…На обратном пути они завернули в правление золотого прииска, забрали оставшиеся там медикаменты.
– Все, что смогла на лошади привезти, – виновато улыбнулась Анна. – Но из Кызыла обещали регулярно слать лекарства.
– Готовься. Уже завтра к тебе многие придут. В поселке нет женщин, которые рожают каждый год. Но со стоянок оленеводов будут приезжать часто. Они будут бояться, потому что не видели никакой медицинской помощи, только от лам и шаманов, но приедут.
Дом, лишь недавно пустой и страшный, теперь показался Ане полным тепла. Иероглифы на искусных рисунках, дракон и седой Конфуций, крепкий стол, скромная посуда. Она присела на ту же табуретку, где пару часов назад чувствовала себя чужой и маленькой. Демир-Хая и Ким тоже сели, молча наблюдая за ней. Сгустилась темнота. Дима сказал:
– Охотник рано ложится спать и рано встает. Золотодобытчик тоже.
– Идите. Все хорошо. Я не боюсь.
Ей и вправду не было страшно. Не отводя взгляда от улыбающихся узких глаз Конфуция во тьме, Анна незаметно уснула. Кто-то во сне шептал ей о том, что золото может лежать в земле вечно, а жизнь человеческая кратка. Кто-то убеждал, что охотник может не поймать добычу, а она должна поймать и удержать человеческие жизни.
Спи, маленькая. Спи, перешедшая Саяны. Спи, не побывавшая дома. Спи, нашедшая отцовский дом. Спи, Айна Сузунмаа, внучка Сулдема-охотника.