Глава восьмая. Аал Соскара

В устье Барыка на Кулузун-Аксы появилось новое село со множеством скота. Конечно, на самом деле хозяином нового аала Сульдема был Соскар. И люди говорили: аал Соскара. Кто с восхищением, кто с завистью.
Жена Соскара, Ончатпаа, была очень похожа на супругу Семена Лукича Домогацких, Серафиму Мокеевну. Чистоплотная, аккуратная, со вкусом одетая, и даже походка была та же: будто лебедушка плыла по жизни статная Ончатпаа.
Соскар молчаливый, слов на ветер не бросает. Был бы болтливым, как брат Саванды, или самолюбивым, как Мангыр чейзен, хвастался бы напропалую: мол, мой Кулузун-Аксы. И то люди стали его продергивать в частушках: «устье Кулузуна – в руках бирюка Соскара»… Кулузун – просто ручеек. Но это место с сочными травами для скота, с водопоем.  Не случайно бывший батрак Севээн-Оруса, научившийся у русского, как принести благосостояние в семью, выбрал именно эту местность.
Кто только не живет здесь. Для начала Соскар пригласил Дарган-Хаа с Чочай. Старший сын Ончатпы стал совсем взрослым, и юрту свою поставил здесь же, рядом с отчимовой. А уж сколько малых ребятишек в обеих семьях! И не только в них. Когда Буяна посадили, Анай-Кара сюда же перебралась с двумя детьми. Один из них был от Чудурукпая. И сироты Чудурукпая здесь же прижились. Хорошо, что много детей. Раньше они в чреве помещались, позже белый свет заполнят.
Старых родителей, Сульдемов перевезли. И старшие ребятишки Саванды перебрались ближе к Соскару. Как магнит, притянул он к себе всю семью.
Дети растут, что ни год – свадьба, новая юрта. А если новая юрта, то и новорожденные дети из каждой подают голос. Какой тут аал? Тут целое село.
Все в порядке вещей, испокон века так повелось, дети растут, женятся, своих детей заводят. Но спокойную жизнь нарушило событие, от которого ахнули не только в устье Барыка, а во всем сумоне: Хойлар-оол вренулся с приисков. И не один, а с женой! Русскую невестку привел. И она тут же родила!
С удовольствием попивая чай, разрумянившаяся Кежикмаа ворковала домашним:
– Помните, мы Айну провожали учиться? Все говорили, что вернется с русским парнем. Ан вот как все вышло. Теперь маленький русский появился. Интересно, вырастет, как будет разговаривать? По-русски или по-тувински? Если по-русски, совсем пропаду, языка-то не знаю!..
– Ничего, – ободрял жену Сульдем. – Я и в Монголии по-тувински говорил. Люди есть люди, дело не в языке.
Прослышав, что в аале редкие гости, приехал Саванды. Суетился, болтал без умолку:
– Я и богат, и себе не рад. Заделаюсь переводчиком, мать.
Вот так под крылом Соскара вырос аал в Кулузун-Аксы. Целая коммуна. Целый тожзем. Только названия нет.
Соскар руководил своим хозяйством, как научился у Севээн-Оруса. Даже маленькие дети заняты: девочки доят коз и овец, мальчики пасут отару. Взрослые строят, сеют, косят. В этом аале даже крик петуха слышится, куры кудахтают, свиньи возятся на лугу, белые утки, пестрые гуси появились на пруду.
Свадьбы справляют всем алом, молодым дом построят или юрту поставят. Чаще юрту. Как без нее? Дом за скотом во время перекочевки за собой не потащишь.
За русскую невестку, Лизу, сильно волновались. Как она с нежным русским ребенком в юрте? Замерзнут ведь. Лиза только повторяла:
– Ничего, ничего, не волнуйтесь. И в юрте проживем.
Соскар посмотрел-посмотрел, а потом поднял на ноги родственников. Стали строить дом для Лизы. Все лето слышался стук топоров, песни пилы. К зиме дом был готов. Не казанак, не четыре стены, этот дом Соскар рисовал с умницей Ончатпой. Саша и Валя Губановы приезжали из Баян-Кола, советовали, как лучше. Даже кое-что из мебели привезли, и семена овощей. Саша поставил четыре столба, чтобы лошадей подковывать.
Трудно было с другим. Налоги, наличные, натура. С каждым годом поборы увеличивались, как и план сдачи пшеницы государству. Языки Ногаан-оола и Хойтпак-оола замерзали при беседе с единоличниками. Вроде шибко и не зовут в коллективное хозяйство, но размер налога сам за себя говорит. Мало того – границы земли частников все теснее и теснее. Ни в каком законе не писано, а хорошей земли, чтобы сеять хлеб, косить, скот пасти, будто не осталось.
Кто, не выдержав, вступал в тожземы, кто откочевывал дальше и дальше, до Монголии. А сумонные начальники Ногаан-оол и Хойтпак-оол усталости и жалости не ведали. Так и скакали на личных лошадях по аалам, ничего не упуская из виду, так и не спали, не ели толком, араки в рот не брали. Так и не просили у своих руководителей дополнительной платы. Их не просто уважали – боялись, не понимая.
…Араку из хойтпака
выпью залпом,
земляку Хойтпаку
пожелаю здоровья.
Тут и насмешка, и уважение, – поди разберись. Тогда же в «Аревэ шыны» («Ревсомольской правде») опубликовали большое стихотворение об Ийи-Тальском сумоне. Писали секретарь молодежной ячейки Шимит-Доржу и фельдшер Маадыр-оол. Призывали аратов активнее работать, равняться на Хойтпак-оола и Ногаан-оола. Хвалили хозяйства сумона, критиковали недостатки. Особенно удачная, лукавая строфа о Халбаа, который пас стадо производителей, и вовсе не сходила с уст:
«Вся причина в тебе, Халбаа», – горланила с хохотом молодежь.