Миниатюра заката

Удивил меня тут же. Его уже нет. Правда, это был закат?
   Какое-то удивительно чистое небо оказалось за моим грязным окном. И холодно, хотя лето уже перешагивает через барьеры майского холодного безразличия. Было ли тепло? Мне надо было только закрыть окно, потому что ветер. Просто повернуть и закрепить. Туфли еще мешали, из-за них появилась походка небрежности, за которой тщательно скрывается нервная досада. Досадую, но встаю.
А, нет, кто-то пишет. Кто-то тоже нервничает, кому-то совершенно не нравятся герои нашего или моего времени. Это великие критики. На экране мониторов всплывает: «Кажется, ты много на себя взяла, что определяешь героев». Но мне нужен этот герой, наверное, мне просто нужен герой. Это как взять и расставить свои приоритеты, и приказать впредь ссылаться только на меня. Опять я пока мечтала, чтобы на меня не обижались, забыла о ветре, который настаивает. Чего я не люблю.
А небо было чистым только в том месте, где мой взор своими минусовыми глазницами мог видеть, в остальном месте он был ребрист и коряв светлыми линиями. Как раз около того места, что называется горизонтом и окончанием дня. Там должно уйти солнце, я так и думала, но не знала о точном времени. И город стал, будто синим и серым одновременно, во временном отрезке в одно, да. Соединили. Кто-то рисует, может, маленький художник разлил нечаянно краски. Хотя нет. Она рисует теперь кистью руки и карандашом…
– Черным что ли?
– Наверно.
   Да, она нарисовала неосознанно героя моего времени, того, кто не похож на всех своим взглядом и острыми чертами лица. И еще он злится. Сердится на меня, что я не пишу о нём. Он рассердился, ему там осколками солнца попало в глаза (не по Андерсену, мне кажется, я сама могла бы придумать осколки, попадающие в легкие или еще куда), он щурился и нервничал, пока я его рисовала. Да, как раз напротив заката я бы посадила его.
   Пока думала о чем-то, уже закрыла окно и хотела отойти… Окно подводит постоянно. Оно излюбленно в моих рассказах из-за своей необъятности, но почему-то каждый раз потекшее, как тушь после подлых слез, и поблекшее. Стекло озаряется лишь тогда, когда слышит стук сердечных капель дождя, грозовых серебристо-сизых туч, таких же сизых взмахов крыльев голубей и, конечно, примечательных во всех проявлениях рассветов и закатов.
– Сосчитай, сколько их было.
– Не знаю.
И вот этот закат, он не дал мне уснуть во взгляде на синий и серый город. Это был самый миниатюрный и аккуратный закат, который я видела. Или вру, просто я мало, что помню… Он убил мое красноречие. Я думала «Что это?» и молчала. Он собирался закатиться ярко-красным сгустком крови за кубовые горы. Потом не очень помню. Нет, не потому, что сильно заявил о себе закат, просто не взяла в расчет и села. Ноги, правда, тогда замерзли, это помню.
   Вот я, почему про него пишу? Эта весна меня убивает. Кружит голову обещаниями и запятыми, отбивая любимое многоточие в конце фраз.
Весна. Холодно, и еще все наивно полагают, что будет легче дальше. Я, кстати, тоже так думаю.
   Черчу себе мелом границы, а потом иногда плюю в рукав и стираю их. Под утро, конечно, болит голова, и мучают страхи об этикете, который я до сих пор не перешагнула. А остальное перешагиваю. Поэтому и пишу, правда, сегодня – это последнее, что мне хочется сказать весной. Мой рассудок глуп, поэтому пишу о заезженном закате. Я когда-нибудь уйду в закат, продам всё и уйду
А в тот момент, когда я уже забыла, что можно писать умеючи, мне отчаянно захотелось сказать о том сгустке крови. И, возможно, он там еще, он ждет меня, и это именно то, чего мне недостает, отчего каждый вечер болит кисть и бесцеремонное сердце…
– Нет?
Нет. Каждый раз одно и то же, его нет. И как ему так быстро удалось свалить и спалить визуальные эффекты. Да нет! Глупости! Он не мог так быстро закатиться.
– Правда.
И как быстро потемнели во взгляде мои серые крыши. Я их всех вижу с высоты своих каблуков. А потом зажглись звезды. И одна на небе.
   Пусть то, что называется закатом, скажет мне, действительно ли это был он, а иначе так просто мне и не написать.