Глава пятая. Большой концерт

СССР в опасности. Спасти его – вопрос жизни и смерти. Черная тень войны на короткое время скрыла братоубийственную борьбу с контрреволюцией, которая перестала быть высшей целью.
Анай-Кара подумала-подумала, и в начале учебного года подалась в Шагонар, прихватив с собой Чолдак-Оя и Айлыву, рассудив: оставшиеся дома две старшие дочери смогут позаботиться о себе. Девочки подросли, сами разберутся среди народа, привыкнут к обстоятельствам, сообразят. Хоть бы двух младших попробовать снова пристроить в школу.
В душе Анай-Кары жила надежда: во-первых, секретарем Улуг-Хемского хошкома партии был родственник Буяна Токан-оол родом из Барыка; во-вторых, в Шагонаре стояла одна из частей Народной революционной армии, командиром которой был зять земляка старика Багай-оола, старший лейтенант Монгуш Сат; в-третьих, военное дело в семилетней школе Шагонара вел лейтенант Кан-оол, зять кайгала Когела, тоже родственник Буяна.
Так что, усадив обоих детей на одного коня, спрашивая у людей, Анай-Кара заехала на большую территорию, окруженную высоким забором, на краю Шагонара. Привязав коней, она постучалась в самую крайнюю дверь из четырех длинного дома. Их встретила дочь старика Багай-оола Санмаа. Анай-Кара обрадовалась, и, едва успев поздороваться и усесться на стул, сказала сыну:
– Беги, сынок, принеси барбы.
Айлываа выбежала вместе с Чолдак-Оем. Брат и сестра сразу же возвратились, с трудом неся тяжелые переметные сумки.
Прихлебывая чай, Анай-Кара никак не могла начать раз­говор. Только приблизится к желанной теме, как слова отскакивают, словно тупой топор о сырое полено. Тому есть причина: страшного слова «контра» люди боятся больше пожара и мора, соседи и родственники отрекаются от обвиненных в контрреволюционной деятельности. Если Анай-Кара расскажет, зачем приехала к родственникам, да еще с продуктами, не пожелтеет ли от страха нежное лицо хозяйки, этой очень краси­вой женщины с большими черными глазами, так ласково смотрящей на нее? Анай-Кара втайне надеялась, Санмаа сама догадается, в чем дело, и ждала вопроса.
Разговор затянулся. В случае отказа ей предстояло стучать в другие двери, и Анай-Кара решила: будь что будет. Она не осмелилась закурить в чистом доме, но тут, стесняясь, достала свою трубку из таволги и вопросительно взглянула на Санму.
Родственница громко рассмеялась:
– Когда же ты успела научиться курить, чаавай? Да еще трубка такая длинная!
Когда Санмаа смеется, то становится еще краси­вее. Ее прек­расные глаза тоже смеются, а зубы кажутся белоснежными бусинами. Женой командира достойна быть только вот такая красивая девушка. Открытая душа Санмы всегда нравилась Анай-Каре.
– Чего я только не повидала на свете, Сан, – сказала Анай-Кара, опустив глаза и потягивая трубку. – Жизнь всему научит человека. – Она взглянула на детей, смирно сидящих рядом. – Идите, дети. Вы здесь учились, город знаете, купите себе арбуз.
Видя, что глаза невестки опущены, Санмаа пожалела её и продолжила беседу:
– Куда пропал муж! Я же просила, чтоб не задерживался. Всегда он так: если поход, учеба – пропадает днями и ночами.
– Он же военный, Сан.
– Я все знаю, чаавай. Была в Кызыле, слышала про Буяна, очень трудное время сейчас, опасно без лишнее говорить. Вы, наверное, знаете о главном бухгалтере хошуна дяде Намдакае? Говорят, как и Буяну, ему дали большой срок, Детей исключили из шко­лы, жена, говорят, переехала к родственникам в  Торгалыг. Учительницу Уйнукай, жену заведующего отделом культуры хошуна, тоже освободили от должности. Она уехала в Чааты.
Анай-Кара с облегчением приступила к сути.
– Трудное время, Сан. Ведь мы родственники, прошу, помогите устроить в школу моего мальчика, пустите его пожить у себя. В военное время командира все будут слушаться – и начальники, и учителя. Я так стараюсь деток поставить на ноги, вывести в люди…
Санмаа ободряюще улыбнулась:
– Как не помочь, чаавай. Мы только что поженились, детей пока нет. Пусть вдвоем поживут у нас. Мы по­можем устроить в школу.
Анай-Кара не ожидала, что решится так просто, и с благодарностью ответила:
– Дети будут шуметь, ме­шать зятю, а он и так устает на службе. Девочку можно устроить в интернат.
– Ничего, чаавай. Дом большой, пустой. Не надо в интернат, опять разговоры пойдут.
Открытой душе надо отвечать с открытой душой:
– Мальчик останется здесь. Он, как дядя, хочет стать военным, когда вырастет. Всегда об этом говорит. Айлыву как девочку я накажу Кан-оолам. В прошлом году мы говорили об этом. Девочка поможет Допур нянчить младших.
Вошел муж Санмы. Среднего роста, молодой, с крутым лбом, быстрыми смелыми глазами, решительным взглядом. На желтом ремне – пистолет с блестящей рукояткой, на фуражке – пятиконечная звезда, на воротнике формы с двух сторон – по три красных ромба.
Еще в дверях Сат громко воскликнул:
– Теща приехала, здравствуете! Увидел ваших лошадей у калитки, и не ошибся! Как дорога? Как поживают старики?
– Вcе живы-здоровы. Вы как работаете?
– Видите, сюда направили. Переехали.
– Невестка приехала, чтобы устроить детей в школу, –  присоединилась к беседе Санмаа. – Пусть мальчик поживет у нас. Хотела обоих оставить, но невестка не соглашается. Хочет девочку отвести к Кан-оолам.
– Мы слышали про детей. Ничего, все будет хорошо, я поговорю,  –Сат уверенно продолжил, – что это такое, разве можно так обращаться с малыми детьми. Башкы[1] Сталин говорит, что дети не отвечают за дела их родителей. Поговорю с секретарем хошкома Токан-оолом, теща.
Анай-Кара позвала детей.
Увидев Чолдак-Оя, Сат подозвал его:
– Нyчто, кайгал[2]? Как тебя звать?
Сын Анай-Кары несмело ответил:
– Чолдак-Ой.
– Скажи – Чолдак-оол. Чаа[3], рост у тебя хороший. Какой класс окончил?
– Дети третий класс окончили, а когда были в четвертом… – опередив детей, стала отвечать Анай-Кара, но Сат перебил ее:
– Маленькие люди – продолжатели, они должны учиться. Кем станешь, Чолдак-оол?
Чолдак-Ой громко ответил:
– Командиром.
Сату очень понравился его ответ:
– Молодец! Будешь у нас жить, я принесу тебе кни­ги про войну. Вместе будем кататься на лыжах, поедем в во­инскую часть, покажу тебе оружие.
– Слышишь, сынок?–наказывала мать. – Слушай хорошо дядю, будь дисциплинированным, если хочешь стать настоящим военным.
Посидев еще немного, поговорив о родне, Анай-Каразаторопилась и вышла с дочкой. Чолдак-Ой остался у тети и дяди.
Кан-оолы жили в доме возле клуба, несколько на отшибе. Когда Анай-Карас дочкой, постучав, вошли в дом, домочадцы за столом пили чай. Хозяева соскочили с мест.
– Экии, экии[4]! Заходите, садитесь. Раздевайтесь.
Допур была всегда разговорчивой и открытой, сразу же приступила к делу:
– Дочку привезла, чаавай? Вот и хорошо, пусть поживет у нас. Будет иногда помогать нянчиться с братишками и сестренками. Кан-оол устроит ее в школу.
Мать с дочкой присели к остальным пить чай. Вэто время в дом вошли двое подростков с красными повязками на рукавах. Они учатся в школе, поэтому Айлываа знает их в лицо: мальчика с рябинками на лице зовут Ымый-оолом, румяного – Лаандык. Наверное, его имя заимствовано от монгольского слова улаан-тук – красное знамя.
Ымый-оол скомандовал:
– Смирно!
Ничего не понимая, сидящие за столом люди соскочили с мест. Кан-оол жестом показал, чтоб они сели, а сам встал по военной стоике смирно. Стукнув каблуками и отдав честь правой рукой, Ымый-оол доложил Кан-оолу:
– Товарищ лейтенант!Сегодня в школе чрезвычайных проис­шествий не было. Дежурство сдал товарищу Лаандыку.Дежурный по школе Ымый-оол.
– Товарищ Лаандык, примите дежурство!
– Товарищ лейтенант, дежурство принял.
– Можете идти.
Ымый-оол и Лаандык отдали честь, повернулись и, стуча каблуками, вышли из дома.
Шла война, и лейтенант Народной революционной армии Кан-оол, будучи учителем семилетней школы Шагонара, внедрил там строгую военную дисциплину.  Подростков старше шестнадцати лет разделили на группы и организовали ополчение. Сам стал командиром. Приказом назначил команди­рами взводов Ымый-оола, Лаандыка, Хуурака, командирами отде­лений Даваа, Мартык-оола, Мартыгыр, Дамдын-оола. Санинструк­торами 一девушек старшего класса Саа, Сазаа, Уйнук и дру­гих. Школу всю ночь сторожили бойцы, вооруженные винтов­ками со штыками. Установили распорядок, учени­ки сами мыли комнаты. Провинившиеся отбывали наказание на гауптвахте. Так в школе города Шагонара родилось так называемое войско Кан-оола. Вскоре самые лучшие бойцы этого войска Быштак-оол, Суунай и Дыртыын-оол были направлены для прохождения службы в воинскую часть НРА. Кыргыс Быштак-оол участвовал в Великой Отечественной войне.
Когда Анай-Кара одна пришла к Тоткан-оолам, те спешно го­товились в клуб, на совместный кон­церт Н-скойвоинской части и ополченцев города. Анай-Кара слышала разговоры об этом событии в первых двух домах, но по озабоченности и рассеянности пропустила их мимо ушей.
Тоткан-оол был разговорчивым человеком с открытой душой, не походил на начальника. Анай-Кара готова была с ним пого­ворить. После окончания учебы в Москве Тоткан-оол иногда заезжал в Барык, стар к млад его знали. Некоторые люди преувеличивали, сравнивая его с засохшим деревом.
– Зайдя к вам по пути, я хотела попросить, чтоб вы присмотрели за моими детьми, – сказала Анай-Кара.
– Что тут такого, конечно, присмотрим, – сочувственно ответила жена секретаря хошкома Герин. – Выпейте чаю, и пойдемте смотреть концерт. Только что заходил Сат. Хорошо, что вы оставили у них Чолдак-Оя. Брат воспитает его.
Командир Сат – родной брат Герин. Родня Сатов и Тоткан-оолов большая, разветвленная, многоступенчатая. По несколь­ко раз сваты.
– Ничего, родные, только что пила чай у Санмы. Детей устрои­ла, вас попросила, всех известила. Поеду домой. Поторопитесь, опоздаете в клуб.
– Нет, так нельзя, – перебил ее Токан-оол. – Зачем в дорогу ночью?
– Ничего, у меня два коня.
– Раз приехали, надо посмотреть концерт. Я пойду накажу сто­рожу хошкома, чтоб накормил лошадей, а вы идите в клуб.
В клубе народа много было. И тувинцев много, и русских. Солдаты пришли. В зале русский парень играл на баяне, кружились пары. Как у них голова не закружится, подумала про себя Анай-Кара.
Чолдак-Ой пришел с Сатами, а Айлываа с Кан-оолами. Когда подошло время, зрители заняли стулья в зале. Некоторые люди прижались по бокам к стене, самые маленькие школьники устроились на полу перед сценой. Анай-Кара села рядом с родней возле детей. Чолдак-Ой и Айлываа рассказывали матери, кто выступает на сцене, – как-никак они лучше матери знали лю­дей в Шагонаре. Они знали и что зовут Андрей Байкалов. Он слепой.
Концерт начали бойцы воинской части, казалось, стены клуба зашатались, когда старший лейтенант Сат, лейте­нант Нopбy, Чамбал-оол, младше лейтенанты Доржу, Ананды и остальные бойцы грянули песни «Уничтожить», «К бою». Из ревармии Быштак-оол рассказывал стихи, Бегзи-Хуурак ис­полнил хоомей[5], труппа бойцов показали акробатический номер. Самый интересный номер показал бывший ученик Шагонарской школы Дыртыын-оол: держа саблю в зубах, боец «по-оскалоловски» жонглировал фляжками для воды и масла. Однажды в Шагонар приезжали артисты цирка. После их выступлений в интернате и на переменах в школе мелькали в воздухе предметы. Мальчики ходили по заборам. Дыртыын-оол тоже с этого начинал. Сегодня, когда он начал жонглировать гранатами, зрители удивились: «Не взорвутся ли?». Потом выключили свет, Дыртыын-оол зажег гранаты, и стал подбрасывать горящие снаряды в темноте, и у людей совсем голос пропал.
Пели под баян и показали русский пляс работники представитель­ства Шагонара Байкаловы, Кураевы, Шахматовы, Туровы под руко­водством лейтенанта Крылова. Иxпесню «Если завтра война» весь зал подхватил:
   Если завтра воина, если завтра в поход,
   Если черная сила нагрянет,
   Как один человек, весь советский народ
   За свободную Родину встанет.
 
   Нa земле, в небесах и на море
   Наш напев и могуч и суров.
   Если завтра война, если завтра в поход,
   Будь сегодня к походу готов!
  
   Показали номер и тувинские ополченцы. Они во всем подражали тувинским артистам. В первую очередь исполнил хор песню «Молодые»:
   У нашей молодежи
   Есть любимый отец.
   Имя этого отца
   Называют народная партия.
  
   Теперь вперед, товарищи!
   Теперь к успехам, ура!
   Хозяйства нашей земли
   Будем развивать с успехом.
 
   Остатки диких феодалов
   Будем изгонять с нашей земли.
   Теперь вперед, товарищи!
   Теперь к успехам – ура!
 
   Танцевали школьницы Бапык, Уйнук и Дарый, зрители замирали под звуки звонкого голоса Дамба-Даржаа, куражился веселый клоун в пестром наряде, неузнаваемый в гриме.
   Концерт затянулся, но никто не собирался расходиться. Под занавес показали пьеску про партизан – с учетом военно­го положения.В роли немецкого офицера был директор клуба Кок-Хевек, в роли немецкого солдата – заведующий отделением заочного обучения, ученик старшего класса, высокий как столб Болдашкын. Роль партизанской девушки исполнила красивая учитель­ница Дукежик. Немецкий солдат привел схваченную партизанку к офицеру. Во время допроса партизанка ударила офицера, тот упал бесчувственный на стол, а девушка крикнула солдату: «Добей его! Бери со мной!». Случился казус: Бодашкын должен был ударить прикладом винтовки по столу рядом с актером, но от волнения попал ему прямо по носу. Кок-Хевек от боли вскочил с места, из носа хлынула кровь. Что делать, как написано в пьесе, Дукежик и Бодашкын удрали, а Кок-Хевек, словно убитый, рухнул на пол.
   Устроители концерта испугались, зрители, особенно мо­лодежь и дети обрадовались: фашист убит, партизанка и солдат сбежали! Преданный театру Кок-Хевек не шевельнулся на полу, пока занавес не закрылся, а кровь продолжала течь.
   Герой Кок-Хевек! Зимойна учениях один из ополченцев, забыв осторожность, выстрелил в Кок-Хевека мелкой дробью, которая попала ему в живот. Кровь Кок-Хевека пролилась не на сцене, ана белом снегу, но верный солдатскому долгу Кок-Хевек и тогда не дрогнул. После операции он выздоровел и вскоре вернулся на сцену. Сколько раз народ любовался тем, как он, взлохматив волосы, играл в спек­таклях!
   Да, был случай… Кок-Хевеку все нипочем, зрители сидели спокойно. Такой ар­тист, как Кок-Хевек, сможет сыграть так, чтоб кровь текла из носа.
   Стар и млад, русские и тувинцы, воинские и гражданские участники вышли на сцену и запели, кним присоединились зрители:
   Вставай, страна огромная,
   Вставай на смертный бой
   С фашистской силой темною,
   С проклятою ордой.
 
   Пусть ярость благородная
   Вскипает, как волна,
   Идет война народная,
   Священная война!