125 граммов хлеба

Ударили морозы. Ветер валит с ног; воет волком в развалинах домов. Их никто больше не разбирает, пожаров не тушат. Вольной птицей взлетает в небо пламя.

В убежищах начались школьные занятия. Идут учиться закутанные по самые глаза дети. Я никогда не отличалась большими талантами в учебе, и мама говорила мне, что я глупа, как пешка. Но учиться в такое время мне, ребенку, тогда казалось глупее глупого. Некоторые дети пошли учиться, надеясь на дополнительные завтраки. Мои друзья Веня и Люся, дети крёстной, были среди них, но, ослабнув еще больше через неделю, в конце ноября, они больше туда не пошли.

Было очень голодно, ведь в ноябре и декабре для жителей Ленинграда суточной нормой были лишь 125 грамм хлеба. Изготовляли хлеб из отрубей, сушеной травы, древесных опилок, жмыха и клея. Муки в таком хлебе почти не было.

Дворничиха Пономариха, стоя среди женщин, высказывает свое мнение:

— Да, дурнее не придумаешь, ведь все задачи начинаются с яблок!

Старик Дёмин, находясь тут же, советует:

— Можно переделать задачи! Например, выкупил сынок 125 граммов хлеба, разделил на три части и пошел учиться. Вопрос: Кем он будет к весне?

Собравшиеся смеются:

— Ха-ха…будет генералом!

Старик Демин поясняет:

— Берите выше, будет дистрофиком! Ну, дистрофиком быть ума не надо.

— Для этого и в школу ходить не к чему, — соглашаются жильцы.

— А я о чем говорю, — тихо произносит старик.

Позже я узнала, что действительно были дети, которые во время блокады Ленинграда учились. Но кто они были? Скорее всего это были мои ровесники, но которые жили совершенно в другой обстановке и в других социальных слоях. Возможно, они были вовремя эвакуированы или имели доступ к продовольствию. Они не умерли с голоду.

Старик Дёмин тоже не умер, наверное, у него был запас продуктов, скончался он после войны.

Но почти все дети с моего двора умерли, нас остались единицы, случайные единицы.