Спички

«Вставай! Сходи за угольком — печь надо топить!» — такими словами разбудила меня мама.

Встав, быстро одеваюсь, беру совок и выхожу на крыльцо. На улице тихо, морозно, кое-где над крышами домов поднимается дымок. Постояв немного, решаю идти за угольком к Евлашихе-горбунье.

Я люблю к ней ходить за огнем, она обязательно чем-нибудь угощает, да и дом ее, на мое детское счастье, ближе к нам, чем другие. Правда, тетка Матрёна-ядрена и вовсе рядом, у нас с ней одно общее крыльцо, но этот «лодырь царя небесного», как зовет ее мама, в это время еще спит, да «пузыри пускает».

— Однако что такого важного в спичках? А вот, нет спичек, и вставай каждое утро спозаранок и любуйся деревенскими пейзажами, обозревай, у кого печь топиться, чтобы добыть огня, — рассуждаю я, вспоминая, что ведь сегодня не надо идти в школу, самое бы время поспать.

У горбуньи, вовсю топится печь, блики огня прыгают на столике, освещая чугунок вареного рассыпчатого картофеля, из которого еще валит пар! Рядом стоит латка с капустой, заваренной на мятной траве. Старушка как всегда внимательно оглядывает меня и спрашивает:

— За огнем, чё ли пришла, али, чё друго надо?

— За огнем, — отвечаю я.

— Ну, так ничего, успеешь еще, поставь совок-то да поешь картошки. Хороша ноне картошка: сухая, да рассыпчатая. Христос с тобой, поешь горячей-то. А картошка-то с пару! Да вот капустки возьми.

Пока кушаю, проходит с полчаса. И вот уже почти вся деревня дымит. Затопили бабы печи, только у Матрёны, как мама говорит, и живым не пахнет. Спит.

— Тебя за смертью посылать, а не за огнем! — ворчит мама, когда я пришла с угольками.

Мама оглядывается и хочет дать мне в наказание какую-нибудь работу по дому, но ничего не может подобрать и успокаивается! За козами, курами и поросенком она сама любит ухаживать.

Раздувая угли, и подбрасывая туда топливо, радостно думаю, что сегодня начало каникул! Она радость не потому, что не надо учиться, а потому что не надо идти в школу так далеко — весь путь в гору, и в гору; ноги отнимаются, пока по сугробам доберешься до школы. И второе, что меня радует, — я набрала книг, читай сколько душе угодно! Училка, правда, подсунула Маяковского и велела читать, но это как-нибудь, посмотрю между делом. Не люблю я стихов Маяковского, то ли дело читать «Белый Клык». Вот это книга! И я проворчала сама себе:

— Тоже мне, ездила в Лальск за книгами, а что привезла, так себе, ни уму, ни сердцу. А впрочем, она для нас старается, выбивает все, что может, мол, радио в нашей деревне нет — значит, давайте книги!

Мама всегда говорит, что у Екатерины Яковлевны и экзема от того, что ничего не достанешь для школы: ни карандашей, ни тетрадей.

— А все же, действительно, какая замечательная Екатерина Яковлевна, ну, и мы — ученики, неплохие. В классе не шумим, редко опаздываем на уроки, так попробуй такую даль по сугробам карабкаться, да и иногда ветер прямо в лицо дует, — ворчу я вслух.

Мальчишки деревенские девчонок не обижают, только иногда дразнят. Меня почему-то дразнят по слогам: «ле-ша-чи-ха», а Маньку, девочку из нашего класса, «курья гузка» из-за того, что у нее губы постоянно сжимаются в узелок. Но всё же деревенские ребята лучше, чем ленинградские олухи — не бьют девочек. В Ленинграде-то много детей начальников всяких там контор, артелей. Например, у нас в классе училась дочь одного заведующего «Райтряпье». Она была эдакая цаца с поросячьими глазками и очень гордилась, что папа у нее заготовитель районного масштаба. Я ей однажды заметила:

— Не воображай, у меня тоже есть дядя Митя. Он заведующий «Совхозщеткой» в Калининской области. А это тебе не просто так, а заведующий советской хозяйственной щеткой, так что заткнись со своим тряпьем.

Правда, я тогда тоже немного прихвастнула, потому что дядя Митя уже не работал в «Совхозщетке» — предприятие не выполнило план пятилетки, и дядя приспособился к новому делу — он рвал недалеко от вокзала цветы, делал из них букетики. Когда подходил пассажирский поезд, он продавал их проезжающим. Судя по маминым словам, деньги на пиво у него всегда были.

Но самые неприятные, конечно, были дети КГБ-шников, им было все дозволено, им все было нипочем, они и учительницу могли, если что не так, упечь «куда Макар телят не гонял». В деревне этого нет, все проще и спокойнее.