Два течения

Через пару часов я выехала с подводами, которые были из соседней деревни, стоящей от нашей всего в километре.

Лошаденки торопились, предчувствуя отдых. Летят из-под их копыт комья снега, клубится в санях морозная пыль, а я лежу в ароматном сене и слушаю скрип полозьев. Хорошо! Я счастлива, мне радостно: я выполнила и даже перевыполнила задание мамы. Перевыполненное задание это курица монашек на Рождество! То-то обрадуется, скажет: «Полакомимся!». Мама всегда говорит «полакомимся», если есть возможность достать что-то вкусное и «побалуемся», если предоставляется возможность поспать подольше.

Да, радость у меня немалая, а вот девушки, сидя на санях, поют тоскливые частушки о своих любимых. Плохо девушкам — одиноко, и Рождество не в радость. Несправедливо устроен мир. Мне хорошо, а у них унылые лица и в глазах тоска. И всегда так — одним хорошо, другим хуже некуда. Я вспомнила слова Галины-просфирницы: «Радость и счастье для всех невозможно. Равенства не бывает, даже в своем первичном зачатии».

Монотонно продолжают скрипеть полозья саней. Бегут лошадки, они знают, где ждет их, хотя и временный, но отдых! А вот людей, которых зовут «наши солдатики», везут и везут без остановки на фронт.

Мне пришлось однажды видеть, как по колено в снегу и в грязи, а точнее, в грязи, перемешанной со снегом, солдатики буквально вытаскивали на себе оружие и груженные чем-то сани, а фронтовые коняги, обессиленные, падали замертво. Это была страшная чудовищная для моей детской головы картина, которая никогда не забудется до самой смерти. А божьи люди говорят: «Бог наказал, Бог покарал».

— Если «Бог» есть, то для чего ему наказывать лошадей? Будь я богом, я разделалась бы с Гитлером за то, что напал на мою Родину, а не с бедными и жалкими лошадями, — кипела во мне злоба. — Нет бога и коммунизма нет, а существует, как говорил отец « в одной реке два течения», и все мы кружимся, как щепки; пока нас не подхватит и не вынесет одно из течений, — сделала я для себя выводы.

Я, конечно, предпочитаю течение, в котором божьи люди, у них всегда открыта дверь и есть не только соль, но и курица! А вот течение дяди коммуниста меня не устраивает: на его дверях замок.

Нет, не религиозное чувство тогда овладело мною, а человеческое горе, с которым я прожила с начала войны. Горе открыло мне правду на жизнь.