Как я стал учителем

1919—1921 годы — это годы почти непрерывной, суровой борьбы красных партизан, тувинских повстанцев и отрядов Красной Армии с иностранными интервентами, колчаковскими отрядами и кулацко-купеческими бандами. Но радостно вспомнить, что уже и тогда, несмотря на кипевшую гражданскую войну, молодая Советская власть решала первые вопросы мирной жизни населения. Одним из примеров этого является открытие школы в Элегесте.
Во всех подхребтинских поселках школ тогда не было, и дети оставались неграмотными. Я хотя и окончил всего лишь 3 класса церковно-приходской сельской школы, но считался в Элегесте самым грамотным человеком. Вот и стали меня односельчане «сватать» на учительскую работу.
Председатель сельского Совета И.М. Манин жаловался мне, что ему женщины прохода не дают — требуют открыть школу.
— У нас в поселке около пятидесяти ребятишек, которым учиться надо, а учителя нет. Может быть, вы возьметесь за это дело? — робко спрашивал меня Манин, обращаясь ради такого случая на «вы».
Попервоначалу я отказывался. Учительствовать для меня казалось труднее, чем в бой с беляками идти. Посоветовался я со своим командиром С.К. Кочетовым, а он рассмеялся и говорит:
— Тут и раздумывать нечего. Бояться тебе стыдно — ты не из трусливых. По всем статьям ты подходишь в учителя. Тебя ведь не только дьячок учил, но и казаки «учили», война учила, жизнь наша подучивала. Твердо знаешь, кто наши враги, кто друзья. А ребят учить — это тоже значит воевать, воевать за смену нашу. Смело берись, помогать тебе будем. Если отнекиваться станешь, приказ по отряду отдам.
Приказа я ждать, конечно, не стал. Повздыхал, поохал и пошел к Манину согласие свое давать. А Манин, знамо дело, обрадовался. У него гора с плеч упала. Теперь, говорит, я могу не прятаться от женщин и жить спокойно.
Так я взялся за незнакомое, но нужное людям дело — стал учителем. Так я сменил одно оружие на другое.
И вот в первое воскресенье председатель Совета собирает собрание с вопросом о школе. Явились почти все мужчины и женщины. Торжественно назвал Мании мою кандидатуру на пост учителя и предложил проголосовать, чтобы дело вернее было и Мокшин на попятную не пошел. Все подняли свои руки. Посмотрел я на лес мозолистых, огрубевших, но родных рук, и растрогало меня все это чуть не до слез. Думаю: великое дело — доверие людей.
Дмитрий Аксенов предложил собранию свой дом под школу. Все, конечно, одобрили. Довольным расходился народ с собрания. А я пошел «принимать» школу и заодно вспоминать, что еще надо иметь для занятий.
Дом Аксенова был небольшой — шесть на восемь, из двух комнат. Вместо парт сделали столы шириной в одну доску. Карандаши доставали кто как мог. Буквы вырезали из корок старых книг. Чернила делали сами из голубичного сока. Немного бумаги выдал сельсовет. Временно прикрепили ко мне двух столяров. Они изготовили хорошо выструганные доски форматом 20 на 30 сантиметров, чтобы можно было писать на них карандашом.
15 ноября 1920 года в Элегесте открылась школа, начались занятия.
Программы у меня не было, и я сам написал план занятий на весь учебный год. Исходя из плана на каждые десять дней, составлял расписание и вывешивал его на видном месте. Обучал я детей трем предметам: русскому языку и арифметике, третьим предметом я считал таблицу умножения.
На первом уроке я рассказал ученикам о дисциплине. Вспомнил и о «дисциплине», которая была в той школе, где я учился 15 лет назад. Мой учитель бил ученика линейкой по рукам и по голове, ставил ребенка на горох; запирал в темный чулан…
Я сказал ученикам; что в нашей новой школе учитель — их друг, старший товарищ, но без дисциплины нет школы. Они должны являться на уроки без опозданий, на занятиях вести себя смирно и выполнять все мои требования. Затем роздал ученикам доски и карандаши, рассказал как с ними обращаться.
На последнем уроке мы разучивали Интернационал. Сначала пел я. потом один за другим включались ребята, и по селу долго разносились пламенные слова самой революционной в мире песни:
Вставай, проклятьем заклейменный.
Весь мир голодных и рабов!
Кипит наш разум возмущенный 
И в смертный бой вести готов.
Гак закончился первый день в нашей школе.
На следующее утро все ученики собрались у школы и с нетерпением ждали своего учителя. Видно, по душе пришлась школа маленьким ребятишкам из далекого партизанского села.
Трудности у нас, конечно, были серьезные, но мы их постепенно преодолевали. По началу, когда не было классной доски, писали мелом прямо на стене. Потом появились и доска и большие счеты.
Наибольшие неприятности нам доставляли маленькие дощечки, которые заменяли отсутствующие грифельные доски. Написанное на них карандашом ученики должны были соскабливать стеклом. Ребята часто резались, и руки почти у всех были завязаны тряпочками. Когда не оказывалось осколков, то ученики по собственной инициативе выламывали их из своих окон. По разбитым окнам в домах можно было определить, где живут самые старательные, увлекающиеся письмом ученики. Родители ворчали, но мирились — учеба требовала «жертв».
Я с радостью замечал, что работа в школе со временем стала улучшаться. Было заведено дежурство учеников, налажена связь с родителями. Матери учащихся поочередно дежурили в школе, что было большим подспорьем для учителя в части укрепления дисциплины. Каждый день после занятий я подводил с дежурным родителем итоги дня, намечал вместе с ним, что надо еще сделать для устранения недостатков.
Кроме занятий в школе я давал ученикам задания на дом и ежедневно проверял их выполнение, ставил отметки по пятибалльной системе. В конце каждого месяца созывалось родительское собрание, на котором учитель докладывал об успеваемости каждого ученика. Замечания и советы родителей сильно помогали в моей работе. Так родители верно под¬сказали, что учителю нужно больше обращать внимания на отстающих, а также прикрепить сильных учеников к слабым. Сильные ученики, когда с ними поговорили, охотно стали помогать своим товарищам, и отстающих у нас стало меньше.
В конце декабря в Элегест приехал С.К. Кочетов. Первым делом он направился в школу. Ребята этому очень обрадовались, они часто слышали от меня рассказы про боевые дела партизан.
Построил я учеников перед школой и скомандовал: «Смирно!» Отдал подошедшему командиру рапорт по всем правилам.
В школе Кочетов долго беседовал с учениками, охотно отвечал на все вопросы. Пришел он к нам не с пустыми руками. От него мы получили десять килограммов бумаги. Это был самый дорогой для нас подарок. Мы сделали из нее тетради, и учеба пошла веселей.
С 1 по 15 января 1921 года у нас были каникулы. Я поехал в Белоцарск и раздобыл там 60 карандашей. Это также было для меня и моих питомцев большой радостью.
Не забывал про меня и председатель сельсовета Мании. Два раза поселковое собрание обсуждало вопрос о работе школы и оказывало мне всяческую помощь. Родители горячо одобряли работу школы, радовались, что их дети будут грамотными.
Я старался работать изо всех сил и дать ученикам как можно больше знаний. Но дать больше того, что я сам знал, разумеется, было нельзя. Получить помощь по методике в то время мне было не у кого. Несмотря на это, большинство моих учеников научилось читать ч писать, освоило четыре действия арифметики и знало таблицу умножения лучше, чем старики «отче наш».
В начале мая я заболел и был отправлен в Усинскую больницу. Заменить меня тогда было некем. Так на этом и закончила свою работу наша первая школа.
Когда меня теперь спрашивают: «Кем ты был, Мокшин?» — я с гордостью отвечаю — красным партизаном и первым учителем. И то и другое мне бесконечно дорого.