А. Филиппов. Советский Усинск
Усинский пограничный округ был создан царским правительством для захвата Тувы. В Усинске осело много русских кулаков. Вблизи Усинска находились фактории крупных купцов Вавилина, Медведева и других, которые, грабя тувинцев, наживали миллионные достояния. Кулаки и купцы были верной опорой царизма, а после его падения — бур-жуазного Временного правительства и белобандитов. В Усинске стояла полурота белых солдат во главе с офицером Скорняковым.
Несмотря на засилье богачей, в Усинском округе под руководством большевиков развивалось и нарастало революционное движение. В нем активное участие принимали рабочие приисков «Золотая», «Теплая» и усинская беднота.
После падения царя в Усинске был создан так называемый комитет безопасности, сплошь состоящий из богатеев — Медведева, Бакулина, Мартынова и других. Представителей от рабочих — Клейменых, Филимонова и Алексеева — реакционеры постарались в комитет не допустить.
Потом комитет был преобразован в земскую управу. Здесь также было засилье богачей, но в нее все же удалось избрать несколько трудовых крестьян. Я был избран заместителем, а председателем управы — богатей Бакулин.
Рабочие приисков, число которых превышало 250 человек, просили ввести в земскую управу Филимонова и Алексеева. Этот вопрос трижды ставился на заседании управы и трижды проваливался. За удовлетворение просьбы рабочих голосовало только трое —Неволин, Осипов и я, а остальные — против.
Тогда мы договорились без ведома управы собрать митинг в нижнем краю Верхне-Усинска, где жила в основном беднота.
Помню, что на митинге с горячими речами за упразднение управы и за создание в Усинске Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов выступали Алексеев. Филимонов, Гринвальд, учитель усинской школы Беспалов и представитель от полуроты Ерофеев.
После митинга началось гонение. На внеочередном заседании меня решили вывести из состава земской управы. Это решение требовалось утвердить на собрании граждан Усинска.
Общее собрание состоялось в январе 1918 года. В президиуме засела вся усинская «верхушка» — Бакулин, поп Иванов, купец Кузнецов, офицер Скорняков, врач Высоцкий — зять купца Вавилина. Собравшиеся рабочие и беднота открыто выражали свое недовольство земской управой, требовали ее роспуска. Богачи, наоборот, с пеной у рта расхваливали управу, тщетно пытались доказать, что при ней будет рай на земле. Поднялся сильный шум. Президиум был не в состоянии унять толпу.
Учтя настроение большинства, я быстро подошел к столу президиума, потеснил рассевшихся за ним толстосумов и громко сказал:
— Товарищи! По всей матушке России уже давно нет таких прогнивших земских управ. Кто за то, чтобы упразднить земскую управу и создать Совет депутатов, прошу поднять руки.
Только, примерно, одна десятая собрания голосовала против, остальные же горячо поддержали мое предложение. Дальше дело пошло как по маслу. Старый президиум попросили очистить стол. За него сели наши товарищи. Избрали временный Совет: председателем — Филиппова, секретарем Ерофеева, членами — рабочих Алексеева, Филимонова, учителя Беспалова и вернувшегося из армии усинского крестьянина Баркова. Выборы в Совет решили провести через неделю.
На другой день временный Совет в полном составе явился в земскую управу для приемки дел. Здесь выяснилось, что Бакулин из Усинска сбежал, казначей М. Кокорев спрятался на своей заимке, остальные члены управы не явились. Словом, учинили нам полный саботаж.
Пришлось догонять Бакулина и отыскивать Кокорева. Когда их привезли, началась передача дел.
В начале февраля состоялось общее собрание граждан. Богачи, убедившись, что Совет, вопреки их воле, будет создан, изменили свою тактику и стали выдвигать в Совет угодных им кандидатов. Но напрасно выступали монархист Скорняков, меньшевик Колпаков, купец Кузнецов, поп Иванов — их кандидаты не прошли. Рабочие и беднейшее крестьянство держались сплоченно и избрали в Совет своих депутатов.
Члены Совета избрали президиум: председателем — Филиппова, заместителем — И. Горбунова, секретарем — Ерофеева, членами — Полева, Кучерова, Алексеева, Филимонова, Клейменых, Баркова, Гринвальда, Беспалова.
Первым делом мы распустили царскую полуроту, отобрали оружие и объявили запись в Красную гвардию. За одну неделю в отряд вступило несколько сот человек. Из амбаров купцов Вавилина, Медведева снабжали Красную гвардию хлебом, мясом, маслом и другим провиантом. У Фокея Иванова конфисковали 400 штук выделанных кож. Кроме того, в порядке контрибуции собрали с богачей 37 тысяч рублей в золотой валюте. Белых офицеров Скорнякова, Фрозе, Мурашко арестовали и отправили в минусинскую тюрьму.
На вооружении красногвардейцев были четырехлинейные берданы старого образца. Это, естественно, не могло не волновать наш Совет, так как в 150 километрах, в Белоцарске стояла до зубов вооруженная казачья сотня. Офицеры сотни были тесно связаны с Вавилиным, Медведевым, Шепилиным, Ширниным, Горчаковым и другими богатеями. Да и усинское кулачье было готово при первом удобном случае показать свои зубы. Такая обстановка требовала принятия срочных мер для изыскания оружия.
На совещании в узком кругу решили послать меня за оружием в Минусинский Совет. Выехал из Усинска я тайком, в два часа ночи.
В Минусинском уездном Совете товарищи Трегубенков, Катаев и Боград заслушали мое сообщение о положении в Усинске и нашу просьбу. Было решено выдать 200 штук трехлинейных винтовок, 10 тысяч патронов и 180 штук гранат. К моему великому огорчению, пулемет нам выделить не смогли, а мои товарищи первым делом наказывали мне раздобыть «Максим».
В Минусинске мне встретились демобилизованные солдаты Неволин, Петров и Дерягин, которые направлялись в Усинск. Мы погрузили оружие на подводы, один ящик с винтовками я забил гвоздями и обмотал проволокой. Вооружил солдат винтовками, гранатами и мы тронулись в путь.
Из Григорьевки позвонил Ерофееву, попросил выслать для встречи 50 красногвардейцев в Арадан. Ерофеев первым делом задал вопрос, не везу ли я кого-нибудь быстроговорящего. Я сказал, что со мной едет солдат Максим. Ерофеев, ясное дело, обрадовался.
В Усинск мы прибыли в два часа ночи. Несмотря на поздний час, обоз встретили почти все красногвардейцы. Сразу же по списку стали выдавать винтовки. Особо упакованный мной ящик занесли в кладовую при Совете. Ко мне подошел красногвардеец И. Полежаев — мужик любопытный и разговорчивый. Спрашивает потихоньку:
— Пулемет?
Отвечаю ему на ухо:
— Пулемет. А ты, часом, не разболтаешь?
— Что ты, Николаич! Разве ты меня не знаешь, — возмутился Полежаев и поспешил разнести по селу свежую новость. Утром все село только и говорило о том, что Филиппов привез десяток пулеметов. Этот слух дошел и до казаков в Белоцарске и те побоялись к нам даже нос сунуть. Теперь мы не только вооружили свой отряд, но и смогли оказать помощь товарищам из Тувы. Усинский Совет выдал оружие приезжавшим из Тувы Лапшину и Семенову, а позднее — Кочетову и Калинкину.
Для помощи и связи Усинский Совет несколько раз направлял в Туву С.К. Беспалова. В марте 1918 года он участвовал в работе съезда русского населения края, на котором был избран Совет рабочих и крестьянских депутатов.
В бессильной злобе заметались белоцарские реакционеры. Они знали о движении в Туву вооруженного отряда Минусинского Совета, о крепнущем отряде усинских красногвардейцев, о решении разоружить казачью сотню. По приказу офицеров казаки арестовали нашего Беспалова, а также Вовка и Цивинского и в спешном порядке направились в Монголию.
Узнав о случившемся, Усинский Совет объявил заложниками Турчанинова, офицера Скорнякова, купцов Вавилина, Медведева, Кузнецова, Шепилина и врача Высоцкого. В Усинске жила сестра Вавилина, она же — жена Высоцкого. Через нее направили казакам наш ультиматум.
Вавилина догнала казаков. Наш ультиматум подействовал. Арестованные были освобождены. Товарищ Беспалов остался в Туве и активно работал в краевом Совете.
В конце апреля 1918 года в Туране и Уюке вспыхнул кулацкий мятеж. Представители крайсовета товарищи Крюков и Беспалов с небольшой охраной красногвардейцев выехали в Уюк. Из Уюка Крюков по телефону предупредил меня, что, возможно, понадобится наша помощь. Я заверил Крюкова, что усинские красногвардейцы выступят по первому зову.
В разговоре с Беспаловым я предупредил его, чтобы он был осторожен и помнил о коварстве белобандитов. Беспалов рассмеялся и сказал в шутку по-дружески: «Ну, вот, прочитал нам нотации, теперь будем всего бояться». Но вышло так, что я не зря беспокоился за товарищей. На другой день мы узнали про зверское убийство Н.Г. Крюкова и С.К. Беспалова. По тревоге красногвардейцы выступили в Туран.
В Туране арестовали купцов Ширнина, Горчакова и других, а в Уюке — кулаков Германа и Брюханова, попа Юневича. Узнав, что белобандитские убийцы, скрывавшиеся под видом агентов монгольской экспедиции, бежали на запад Тувы, мы направили в погоню группу красногвардейцев.
В поле нашли трупы Крюкова и Беспалова. В поселке Уюк выкопали для них братскую могилу. Здесь у гроба павших товарищей произошла встреча с красногвардейцами Тувы, которых задержал в пути Енисей.
На повстанцев-кулаков и купцов наложили контрибуцию — золотом, скотом и вещами. Я настаивал судить на месте и расстрелять главарей мятежа Нонина, Ширнина, Горчакова, Микешина, Германа, Брюханова, но вмешался тов. Терентьев. Он забрал арестованных в Белоцарск и оттуда направил их в минусинскую тюрьму. Вместе с ними Терентьев отправил в Минусинск пойманных белобандитов из монгольской экспедиции — Неклюдова, Димитрюка и Мотвеенко. Некоторые из «спасенных» Терентьевым, очутившись впоследствии на свободе, жестоко мстили нашему брату.
В июне 1918 года я и Крикунов были направлены для участия в работе съезда Советов в Минусинск. В Сибири уже свирепствовала контрреволюция. Пала Советская власть и в Минусинске. Белогвардейцы арестовали товарищей К. Трегубенкова, Е. Катаева, Н. Непомнящего и других. Меня отделили от товарищей и повели в штаб белых. Здесь меня встретили «старые знакомые» — Ионин, Ширнин, Брюханов, Неклюдов и другие освобожденные из тюрьмы. «Попался, гад!» — радостно закричали они и принялись избивать. Ионин пытался заколоть меня штыком, но ему помешал конвой. По дороге в тюрьму белогвардейцы били меня смертным боем прикладом, топтали ногами, раскрошили зубы.
Поиздевавшись вдоволь, меня бросили в тюремный двор. Когда я очнулся, то увидел перед собой арестованных И. Полозова, И. Боброва. Они взяли меня под руки и повели на 3 этаж тюрьмы в памятную камеру № 1.
Много трудных месяцев провел я в тюрьме. В октябре 1919 года военный суд присудил мне пять лет каторжных работ. Такое же наказание дали Степану Пахомову и Семену Ленкову. Вскоре началась эвакуация минусинской тюрьмы. В трюме парохода «Сокол» нас доставили в Красноярск. В пути мне пробили голову. Жестоко били Иннокентия Сафьянова и других.
В декабре 1919 года меня, Уколова, Филимонова, Трегубенкова, Булыгина и ряд других товарищей погрузили в «эшелон смерти» и повезли на восток. В пути нас морили голодом, казаки атамана Семенова стегали нагайками, а в Чите отобрали одежду, оставив только нательное рванье. До Имана эшелон шел 28 суток.
В Имане нас заключили в концлагерь, расположенный в поселке Графское. Здесь я пробыл около месяца, а потом бежал в село Спасское. У озера Ханко разыскал партизанский отряд во главе с тов. Шевченко. После реорганизации отрядов партизан Дальнего Востока в регулярные части Красной Армии служил в совполку, где встретился с товарищами Уколовым и Филимоновым. Меня вместе с ними демобилизовали по возрасту.
Около месяца по монгольским степям пробирались на родину. Измученных, истощенных, нас подобрал партизанский разъезд отряда тов. Силина. В этом отряде мы приняли участие в боях с белобандитами, а позднее вернулись в Усинское.
Сразу после прибытия меня избрали председателем исполкома Совета. Еще до моего приезда в Усинске был организован партизанский отряд под командой Поликарпа Николаевича Козулина.
В Туве опять было неспокойно. Мы получили сведения, что на Малом Енисее и в районе Баян-Кола бесчинствовали белогвардейские банды. Вместе с тов. Козулиным в ноябре 1920 года мы повели отряд в Белоцарск. Связались с отрядом тов. Кочетова. По пути в Знаменку к нам присоединился эскадрон А. Малышева.
Эскадрон сделал круг и обошел деревню Даниловку с тыла, а по левому берегу р. Терзик, с севера, деревню окружил наш отряд. Таким образом банда Мелегина была прижата к Малому Енисею.
Под утро сняли пост белых и повели наступление на деревню. Противника застали врасплох, многие выпрыгивали в окна и бросались в реку, по которой тогда шла шуга.
Я вгорячах оторвался от отряда и вместе с Щербининым и Данченко стал преследовать пятерых белых, бежавших в сторону Знаменки. Увидев, что нас только трое, бандиты остановились и открыли огонь. В этой перестрелке был убит усинский партизан Данченко. Бандиты были уничтожены.
На другой день, 21 ноября 1920 года, собрали граждан Знаменки. Даниловки и Шана. Объяснили ошибки тех граждан, которые помогали белобандитам. Здесь же на собрании партизаны среди собравшихся опознали Нугиса, который в 1918 году в Белоцарске жестоко порол красногвардейцев. Нугиса расстреляли.
22 ноября вернулись в Кызыл, где отдыхали два дня. Вместе с тов. Козулиным разработали план наступления на белогвардейский отряд Шмакова в Баян-Коле. С тыла наступает эскадрон подхребтинских партизан. С флангов ударяют эскадроны под командой Василия Бодая и Семена Давыдова.
24 ноября выступили в поход. У Эрбека с трудом перебрались через Енисей. Река еще не замерзла и по ней шла шуга. На рассвете подошли к Баян-Колу. На мельнице, близ деревни, захватили белогвардейский пост. Раздалась команда, и партизаны в конном строю понеслись в Баяи-Кол. Завязался бой. Подо мной убили коня, и в дом, где размещался штаб белых, я пошел пешком. Деревня была уже в наших руках и тов. Козулин наводил в ней порядок. На левом берегу Енисея цепью рассыпались подхребтинские партизаны и добивали врага.
В стогах соломы обнаружили Василия Ширнина, Шанина, Бочкарева и других. В 2 часа этого же дня мы выступили домой. Воспользовавшись нашим отсутствием, в Усинск нагрянули белые. В бою они убили 3-х красногвардейцев, ранили моего сына Василия.
Узнав о нашем приближении, они бежали в Оиншиву и остановились здесь ночевать, рассчитывая, что мы находимся еще далеко. Но мы подоспели вовремя и поснимали их с печек, где они спали крепким сном.
На речке Уюк партизаны заехали «в гости» к Матвею Полячкину. Его сыны воевали за белых, да и сам он молился за их победу. У нас в то время очень плохо было с продуктами, не было даже хлеба. А у Полячкина в амбарах было ссыпано много пшеницы, кладовые ломились от мяса и масла.
Партизаны очистили амбары, чтобы было куда кулаку ссыпать зерно нового урожая, «купили» мяса, масла и стали рассчитываться с хозяином колчаковскими деньгами. Полячкин стал отказываться, но партизаны его убедили: — Ты же веришь, что белые победят?
— Верю.
— Ну, вот тогда эти деньги будут опять в ходу. Бери и прячь подальше.
В конце мая 1921 года меня и Козулина по прямому проводу вызвал комбриг из Минусинска. Он сообщил, что хемчикские феодалы совместно с белогвардейским атаманом Казанцевым намереваются создать отряд из мобилизованных аратов. Араты Хемчика и Западной Монголии просили оказать помощь в борьбе с отрядом Казанцева и остатками унгерновских банд. Нам было приказано вместе с партизанами Тувы направиться в район Хемчика.
В пути к нам присоединился взвод тарлыкских партизан под командой тов. Дмитриева. Остановились лагерем близ Шагонара. Наша разведка привела в штаб крупного тувинского чиновника Шагаачи чагырчи. Его мы заставили сдать партизанам запрятанное им оружие — сто винтовок, ручной пулемет и патроны.
Вскоре в Шагонар прибыл советский уполномоченный И. Г. Сафьянов, партизаны под командованием товарищей Квитного, Пупышева, красноармейские пулеметные команды Лидина и Давыдова, стоявшие в Бай-Хааке и военный обоз. Из Шагонара все вместе двинулись к Чадану.
Араты передали красным партизанам отобранное ими у белобандитских банд оружие — винтовки, два пулемета и другое вооружение и боеприпасы. Многие араты сами вступали в ряды красных партизан. Крепла наша дружба с тувинским народом.
С целью продемонстрировать наши силы перед феодалами и наводнившими Западную Монголию белыми бандами, военный совет решил совершить поход вдоль границы. Отряд двигался с песнями. Далеко по горам раскатывалось громкое, многоголосое эхо: «Вихри враждебные веют над нами…»
После похода наш отряд вернулся в Усинск. Партизаны горячо взялись за крестьянский труд — косили сено, готовились к уборке урожая.
Кончились, отгремели бои. На освобожденной земле началась свободная, мирная страда.