П. Щетинкин. Поход в Танну-Туву

Мы шли через скалы, переваливали через хребты, переправлялись через горные потоки, переносили муки голода и жажды. В одном месте нас захватил даже таежный пожар, из которого мы еле-еле вырвались. И когда, наконец, вышли в подтаежные деревни Козино и Мигны, сразу будто попали в другой мир.
Плодородный и хлебосольный Минусинский уезд встретил нас радушно, приветливо.
Члены штаба были склонны образовать тут же в пределах уезда партизанский фронт, чтобы затем сделать Минусинск основной базой нового партизанского фронта. Я же полагал более целесообразным продолжать путь к Монголии и затем в Туркестан, на соединение с находившимися там советскими войсками.
В итоге происшедших боев разногласия по вопросу о дальнейшем маршруте волею фактов отпали. Было решено пройти через Минусинский уезд на Урянхай — пограничный район у Монголии.
После переправы через Тубу и занятия станицы Каратузы, причем в последней во время ночевки вспыхнул пожар, который нам с трудом удалось ликвидировать, мы двигались кругом Минусинска через Дубенское, Тигрицкое, Ермаковское и Салбу.
Направляясь на соединение с Кравченко после неудавшегося намерения отбить плот с пленными тувинцами, которых белые незадолго перед этим захватили в Белоцарске (он прошел за несколько часов до моего прихода), мы услышали отдаленный гром орудий в направлении Григорьевки, где отряд Кравченко принимал бой и вышел на Минусинско-Усинский тракт. Мы очутились в тылу у белых. С моими силами (у меня был маленький отрядик и присоединившийся в селе Разъезжем мой батальон) начинать бои с белыми не представлялось возможным, пришлось идти тайгой в глубокий обход. В течение суточного перехода мы вышли на 17 версту у тракта и шли между белыми и Кравченко.
Путь был очень трудным. Кравченко, уходя, естественно, сжигал мосты на ущельях и переправах, приходилось проводить сложную канатную переброску. Шли без боевых запасов, без продовольствия. На 8-й версте впервые восстановили телефонную связь с идущими впереди частями. Нам выслали небольшое подкрепление продуктами. На 125-й версте я соединился по телефону с Кравченко.
Запасы оружия, захваченные в Верхне-Усинске, а затем и Белоцарске, занятом нами без всякого сопротивления, пополнили наши огнеприпасы. Мы простояли в Белоцарске вне сферы влияния противника около месяца. Это дало возможность привести измученные части в надлежащий порядок.
Сам по себе Белоцарск, расположенный на берегу Енисея, произвел на меня впечатление даже не села, а маленькой деревушки в 45—50 домов. В городе оставили мы 500—600 строевиков, остальные же части пришлось разбросать по окрестным селениям. Наш лазарет находился в Верхне-Никольском, расположенном у подошвы хребта Танну-Ола, там же было все наше ценное имущество и одна рота для охраны. Мы заново устроили лабораторию для начинки бомб и патронов, заготавливали продовольствие и фураж для дальнейших боевых действий.
С отрядом монгольских войск, расположившихся недалеко от Белоцарска, после взаимных визитов и переговоров, были установлены довольно благожелательные отношения.
В то же время колчаковское командование готовилось нанести нам решительный удар. Есаул Бологов, набрав крупную силу, сумел отрезать Манский полк, оставленный нами в Усинске, занял Туран и начал подготовку к наступлению. Манцы, сделав адски трудный переход, вышли круговым путем к Белоцарску.
28 августа Бологов подошел к переправе несколько ниже Белоцарска. Имея 2 горных орудия и 14 пулеметов, Бологов, после четырехчасового обстрела, вынудил стоявших там манцев к отходу, переправился через Енисей на заранее приготовленных и подвезенных 43 лодках и двинулся по берегу к городу.
Цепи Бологова, показавшись в поле нашего зрения, растянулись полукругом, рассчитывая замкнуть город мертвой петлей. Нам не хватило частей, чтобы прикрыть незначительный участок на нашем левом фланге. Чувствуя, что удержаться под напором превосходящих сил противника в городе будет трудно, я начинаю постепенно под огнем неприятельских цепей выводить войска в этот незакрытый ни нами, ни Бологовым участок фронта.
В это время мы слышим ожесточенную стрельбу где-то в тылу у противника. Посланные навстречу Бологову тальцы и канцы, установив огромную численность бологовского отряда, отошли, а затем вышли к месту переправы Бологова, порубили лодки, пустили их по течению Енисея и ударили в тыл бологовскому отряду. Двигаясь цепью, мы установили с ними связь.
Пока мы вытягивались из Белоцарска, цепи противника заняли город и, таким образом, в свою очередь оказались как бы окруженными нашими частями.
Уже вечерело. Небо было закрыто тучами, полыхали зарницы. Наше положение отличалось крайней неопределенностью. С одной стороны, противник настолько превышал нас численностью, что думать об ударе лоб было трудно, а с другой стороны, представлялся, может быть, неповторимый случай опрокинуть его в Енисей. На коротком совещании командного состава мы учли эту исключительность положения и настроение бойцов, готовых умереть, но победить, и решили атаковать.
В темноте, разрываемой лишь блеском молний, наши цепи с громким «ура» пошли в атаку. Бой носил редкостно ожесточенный характер. Ураганный огонь пулеметов, орудий и винтовок заглушал раскаты грома. Стоны раненых, крики «ура» с обеих сторон, торопливая команда, грохот орудий и треск пулеметов, — все это в мрачной обстановке тувинских скал оставляло неизгладимое впечатление. Наши бойцы проявляли неимоверную храбрость.
Белые не выдержали и бросились к реке, пытаясь переправиться вплавь через быстронесущийся Енисей. Бологову с несколькими десятками людей удалось переплыть Енисей и бежать, остальные погибли в бою, часть была захвачена в плен. Забавно, что, заняв Белоцарск, есаул Бологов поспешил сообщить в Минусинск о занятии им города и бегстве партизан Кравченко и Щетинкина. Не ожидал, очевидно, белогвардейский атаман, каким неприятным окажется исход его экспедиции.
На другой день к нам явился нойон хатон-батор-ван, изъявляя свое восхищение перед храбростью красных войск. Нойон доставил нам положительный ответ на нашу грамоту, посланную в Ургу о разрешении пройти через территорию Монголии на Ташкент. Большинство Армейского совета и съезда высказалось за немедленное наступление на Минусинск и организацию там базы повстанческого движения.