В стаде каменных коров

У воды я вырос, рекой вспоен. С крутого яра, где провожу целые дни, вида мне таёжная Ореховая речка — Тоора-Хем. Видно и место, где впадает он в наш Пий-Хем — в Большой Енисей. Рябит Тоора-Хем от ветра, и кажется мне, будто на гладь Ореховой реки серебряные кружочки падают. Подружка моя Шиней — тоже милая дочка реки: отец-то у неё в рыболовецкую артель на работу поступил, хоть и на время.
Ни людей, ни лодок уже не видно на реке. Не плывут с таёжных верхов плоты. Только мы с Шиней не уходим по домам. Среди огромных валунов — каменных коров — в прятки играем.
Целыми днями можем мы так играть. Мелькнёт между камней зеленое платьице подружки — я живо нахожу её. Зато мать Шиней никак не может до неё докричаться, дозваться: забьётся дочка за валун и не отзывается.
День-то какой — загляденье, и только! Ранняя осень: сентябрь едва начался; Синее-синее летнее тоджинское небо. Только вдали, над хребтами, висят кое-где белые облачка.
— Не найдёшь, не найдёшь, ни за что не найдёшь! Вот спорим, спорим — не найдёшь! — дразнит меня Шиней.
Она бежит прятаться. И я, как договорились, ухожу за валун, ложусь вниз лицом и глаза закрываю. Жду.
— И-ду ис-кать! — кричу, наконец. Шиней не отзывается.
Далеко, должно быть, убежала, надёжно спряталась. Открываю глаза. Яркое солнце слепит меня. День выходной, на берегу полно рыбаков — я их не вижу, смотрю, всё равно как на пни. Спустился к реке, холодной водой умылся. Прояснилось в глазах. Пошёл искать. Вот Белая корова, вот и Чёрная, Пёстрая, Безрогая, Бодучая, Лежачий бык, Безрогий бык… У каждого камня — своё имя! Шиней нигде нет.
— Не нашёл, — шепчу огорчённо. Хорошо, что не кричу. Калдарак и так услышал: бежит ко мне, хвостом машет. Веду его туда, откуда убежала прятаться Шиней.
Понюхал Калдарак следы, покружил у воды, забрёл в реку, побрызгался передней лапой. Потом подбежал к прошлогоднему стогу да как затеребит сено!
— Вот и не нашёл, не нашёл, не нашёл! — смеясь, выскочила из-под стога Шиней. — Проспорил, проспорил!
— Врёшь, это ты проспорила! Почему не в камнях пряталась? Мы так не уговаривались! И всё равно я тебя нашёл!
— Ну тебя. Прячься сам, я буду искать, — почему-то легко соглашается со мной Шиней. Только я сразу понял: догадалась она, что нашёл её не я — Калдарак нашёл, вот кто.
Пёстрая рубашка на мне: белая с чёрным. Между двух камней, черно-пёстрых, как рубашка, прячусь.
Шиней проходит мимо — не раз и не два. Не замечает. Подбегал и Калдарак: понюхал меня и отбежал к реке. Вот опять идёт Шиней, мимо идёт, на меня не смотрит — да как плеснёт вдруг водой мне прямо на спину! Вскочил, будто ошпаренный. Заметила, значит, давно уже заметила! Притворялась только, что не видит. Велики вы, каменные коровы Салдама, да не укрыли меня от зорких глаз Шиней, зеленовато-карих, словно ягоды недозрелой смородины.