Глава 5

«…Товарищи комсомольцы! В вашем районе есть бесполезный человек Самдар-Кожай, который держит много скота. Слыхали про него? Разбогатев при помощи советского государства, что он сказал, как вы думаете? «Продайте мне грузовую автомашину, трактор», – вот что он сказал. Продайте! Будто он не знает, что государственную, общественную собственность нельзя продать! Вот как частная собственность кружит голову!..»
«Самдар-Кожай прячет свои деньги в бутылках из-под шампанского!».
«Самдар-Кожай пригнал свой скот на бойню. Он самый упитанный!».
«Место, где Самдар-Кожай прячет свои деньги, размыла дождевая вода!».
Слухи передавали быстрей, чем новости.
О том, что деньги имеют притягательную силу, Самдар узнал, когда сдал скот и получил на скотобазе его стоимость. В его руках внезапно появились целые пачки фиолетовых купюр. Скот, выращенный его упорным трудом, снившийся ему каждую ночь, скот, чьи глаза принимали осмысленное выражение при виде хозяина, скот, который сосал его рваную одежду, пахнущую потом. Скот, словно малые его дети, превратился теперь в пачки денег. Самдар в безлюдном месте даже понюхал их и почувствовал доселе незнакомый запах. На них можно хоть что купить! Магазины в районном центре, раскрыв двери, манили его, но он не направил туда носки своих разных сапог. В его душе зародилась мысль, что если деньги будут целы, его не покинет везение и скот будет цел. Можно хранить деньги в сберкассе, но если они понадобятся, значит, бросив скот, нужно будет ехать с Алаша на Хемчик? Сдав скот, думая об этом однажды ночью, Самдар споткнулся обо что-то. В темноте, нагнувшись, он поискал и обнаружил бутылку из-под шампанского, в такую посуду удобно было наливать молоко детям, ехавшим в долину. О, да это настоящая посуда под копилку! Если в толстую бутыль затолкать свернутые деньги, закупорить их и поглубже вкопать в землю на загоне, то ни грызуны, ни насекомые не повредят их, и в воде они не намокнут, а если понадобятся деньги, можно будет разбить ее. Можно собрать несколько таких бутылок. Назавтра он распаковал пачки денег и, по одной свернув пятидесятки и сотенные, начал их упаковывать заново…
В этом слухе не было вымысла.
У тувинцев есть понятие — деньги опасны: могут любому вскружить голову, могут забрать жизнь. С ними надо быть осторожным: завидев деньги, многие перестают узнавать близких родственников, многие становятся скупы и высокомерны. Самдар не забывал мудрых слов предков: когда директор совхоза просил взаймы, чтобы отдать задержанную зарплату, а председатель сумона – на строительство детских яслей, а знакомые или родственники – на автомашину или мебель, он, уточнив сумму, не скупясь, вручал её.
Однажды утром, когда Самдар хлопотал над овцами, покусанными клещами, вырезая больших, насосавшихся насекомых ножницами, с низины послышался звук мотора. Легковушка остановилась поодаль, из машины вышли крепкие, как волы Самдара, мужчины и, тихо переговариваясь, поправляя на себе одежду, пошли к загону. Обычно при хозяевах не обращавший внимания на чужих Эзир, вскочив с кучи мусора, побежал навстречу, свирепо рыча. Эзирбек такой, даргаларов чует сразу!
«Сыть, пошёл, Эзир! Лежать!». Услышав голос хозяина, пёс виновато поплелся к своей куче.
Войдя в юрту по приглашению Самдара, даргалары были шокированы. На одной стороне жилища стояли и лежали на навозе, огороженные досками, ягнята и козлята. От их громкого блеяния, заложившего уши, хотелось уйти за порог. Директор совхоза рассмотрел два старых сундука у стенки юрты, деревянную кровать и старый посудный шкаф с давно стершейся краской. Решетки и жерди юрты до сердцевины изъела черная сажа. На куполе юрты был разостлан магазинный серый войлок с просвечивающими там и сям дырами. Единственное, что ослепляло белизной – войлочные простеганные коврики для сидения на почетном месте юрты. Первый секретарь райкома партии Хемчикского района, ехавший с намерением постращать прославленного единоличника, ожидал, что возле юрты Самдара полно всякой техники, а сама белая юрта его похожа на шатер древних ханов. Сидя на почётном месте, на белых ковриках, морща нос от запаха навоза и отодвигаясь от молодняка, прокурор района и председатель народного контроля тихо ждали, что скажет первый секретарь, расположившийся рядом. Они прекрасно знали, что Самдара не то что голыми руками, но даже суровыми законами взять трудно.
Самдар для приличия расспрашивал их о дороге, о работе, жена его, хотя и дородная, но подвижная женщина, быстро сварила чай с молоком, а потом сам он отварил жирное мясо. Уставшие после трудной дороги даргалары, выпив весь чай в чайнике, некоторое время не отрывались от корыта, как припавший к роднику после сухой травы скот. Наевшись до икоты, первый секретарь вспомнил о деле, вытащил носовой платок, вытер жирные пальцы и притворно закашлял.
– Хозяева, я новый руководитель этого района, – начал он мягко. – Недавно совет министров при поддержке обкома партии принял постановление о порядке содержания личного скота. Слышали и читали, наверное. Одной семье в Туве полагается держать не более трех голов крупного рогатого скота, не более двадцати пяти мелкого и только одну лошадь. Кто будет единолично разводить много скота, обогащаясь и отказываясь от общественно-полезного труда, будет наказан по всей строгости закона. А у вас в одной семье столько скота…
– Скот надо сдать государству, – напал сбоку председатель народного контроля, мужчина, казавшийся откормленной животиной. Он повысил голос. — Вы содержите лично самое многочисленное стадо в районе.
– Я прокурор района! – рявкнул мужчина, шея которого от ожирения срослась с плечами. – Завтра же подгоним грузовики, излишки скота сдадите!
Светившееся добротой лицо Самдара внезапно потемнело, он привстал, и в глазах, обычно излучавших тепло, зажглись раскаленные угольки.
– Я простой арат, выращиваю скот, в этом мире я другой работы не знаю. Ваши родители тоже выращивали скот. Им никто не указывал, что много скота держать запрещается. Вырастив много скота, много ли я съем? Люди едят. Мясо, шкуры, шерсть, масло я сдаю государству. Мне некогда торговать мясом даже одного козленка, шерстью даже одного ягненка. Я никогда не сдаю государству скот плохой упитанности. Прошлой осенью я сдал девять тонн мяса, а недавно сдал семь тонн шерсти. Сдал государству! Скот я пасу, не пользуясь совхозными и колхозными пастбищами. И зимой, и летом скот мой пасется на тех местах, которые вы даже через десять лет не думаете использовать под пастбища, Тува просторная. В совхозе я не взял ни пучка сена, ни с ноготок соли, ни капли воды, ни горстки сечки и овса. Я не пользуюсь техникой – у меня нет даже велосипеда. Я пользуюсь только своей физической силой. Мой скот не болеет, потому что я за ним хорошо слежу, а если заболеет, я вылечу его народными средствами, завещанными предками. За всю жизнь я никогда не использовал чужой труд, лишь с женой и детьми мы растим многочисленный скот государству. Почему вы обвиняете меня в том, что я не приношу пользы?
Даргалары, задержав дыхание, слушали чабана, его слова стали вонзаться им в сердце, как острые шипы караганника. Самдар, заметив, что гости, тайком переглядываясь, не нашлись, что сказать в ответ, сел пониже и, как будто не было спора, проговорил:
– Алаш каких только богачей ни рожала! Одним из них был Бай-Хелин. В молодости у него мало было скота. Однажды он куда-то уехал, а молодая жена его сбежала в родную Бай-Тайгу. По пути, когда стемнело, девушка-беглянка залегла в кучу установленных на перевале жердей. Ночью туда пришел пастись табун. Девушка проснулась и от испуга уже не смогла сомкнуть глаз. Она услышала: что-то зазвенело посреди табуна и упало. На рассвете девушка вышла и увидела на следах лошадей бронзовую узду и недоуздок. Она взяла их и побежала обратно, к мужу. Когда приехал муж, они эти бронзовые узду и недоуздок освятили и, завернув в белое священное полотнище, припрятали в сундук. С тех пор они жили мирно, разбогатели, через несколько лет потеряли счет своему скоту. Бывало, три дня подряд беспрерывно собирали табун в долине Алаша, и оказывалось, что еще не весь скот собран. Когда загоняли табун на солончак в Эдегее, первые лошади были на солончаке, остальные шли гуськом, да на Алаше оставалось еще много лошадей. Столько скота у них было! Мой скот по сравнению с ними – раз, два и обчелся.
Самдар глубоко вздохнул, в его карих глазах вспыхнули огоньки надежды, он доверчиво улыбнулся молчащим гостям.
– У вас у всех дети, вы образованные люди, нельзя вам по моей вине провиниться. Когда заберете скот? Где ваши грузовики? Ничего, ничего, животные способны плодиться, я не обнищаю, — Самдар выпрямился и встал на ноги.