Глава 9

Снова я в семье Горевых. Тетя Стеня в слезах: только что получила телеграмму, умерла ее мать, старенькая бабушка Власиха, которую сын Петр забрал к себе в Туран месяц назад. Поехать на похороны тетя не могла. Но через неделю ее брат Петр Прохорович заехал к нам, причем не один, с новой семьей. Его направили к председателю колхоза в Торгалык, он бросил свою жену и семерых детей и едет с молодой женой Лушей и двумя ее детьми. Меня это совсем не расстраивало.
А в школе первые встречи огорчили меня: во-первых, не приехала из Уюка подруга Клава Лопатина. Окончили школу и разъехались Лариса Пахомова и Катя Манина. Сменились учителя. Лариса Семеновна родила дочку и сидела с ней дома, заменял ее по математике профессор Калюжный из Советского посольства. Он часто давал нам самостоятельную работу, а сам уходил по делам. Нам это не нравилось, ведь предстоят госэкзамены.
На комбинате мы больше не работали, зато все чаще нас водили на стройплощадку, строители возводили стены первой тувинской средней школы, а мы помогали. Все так же «гоняли» по военному делу. Анна Ефимовна готовила свою группу к преподаванию немецкого языка. Иногда она приглашала всех к себе домой, мы помогали ей готовиться к выезду из Тувы, скоро ее родной Воронеж будет освобожден. По инструкции можно провозить через таможню такое-то количество одеял, простыней, юбок и так далее. Новые отрезы в ограниченном количестве. Мы шили «на живульку» юбки, из шелковых отрезов сшивали одеяла. Командированные учителя получали в Туве высокую зарплату, казалось бы, живи, работай. Но душа стремилась на родину. Об этом же говорила Верочка Гарш, историчка, рассказывая на уроках про свой замечательный Ленинград, про героизм ленинградцев. Вместе с ней все ходили смотреть киножурнал об освобождении Ленинграда от осады. Жутко было смотреть на жизнь людей в осажденном городе. Мне потом долго снились дети, везущие трупы на саночках…
Сколько людей загублено в этой проклятой войне! К концу 1943 года из моих родных, сражавшихся на фронте, не осталось ни одного в живых. Гибель дяди Петра Залуцкого осиротила шестерых детей, старшей Дусе было двенадцать. Большая семья Макаровых получила две похоронки. Дядя Семен Горев воевал всего четыре месяца, на плечах тети Стени пятеро деток. Погибли жизнерадостный дядя Сережа Зеленин и мой любимый брат Федя. «Слава защитникам, павшим в боях за Родину» – эту фразу часто повторяют в репродукторе, но на душе от этого не становится легче. И наша жизнь все труднее и труднее. Моя одежда износилась, каждый вечер что-нибудь штопаю, стесняясь попросить новое у мамы. У меня не было даже чулок, носила шаровары, заправленные в валенки.
Однажды к нам на урок математики пришла мать Маши Шустовой, работница советского посольства. Меня вызвали к доске решать, ростом я была мала, еле на цыпочках дотягивалась до верхнего края доски. Решила все, получила «отлично». А после урока наша гостья подошла ко мне:
– Зайди после уроков ко мне в посольство, Маша тебя проводит.
Я заволновалась, не зная, зачем вызывают. Но Татьяна Алексеевна, так звали Машину маму, встретила меня ласково, усадила возле себя, попросила рассказать о моей семье. Потом сказала: «Я заметила, что у тебя нет чулок». Она достала две пары поношенных чулок и подала мне. Я смущенно поблагодарила добрую женщину, чулки эти носила я до тех пор, пока не заработала на новые. Спасибо добрым людям.
Уходил трудный 1943 год. Мои подружки решили собраться на новогоднюю вечеринку у Ани Калинкиной, самой богатой из всех нас. Я сомневалась, идти, не идти? Но встретила в магазине Анину маму, она мне сказала:
– Что вы видите, кроме учебников да уроков? Приходи, потанцуете, отдохнете!
Мы с Катей Колодкиной пришли последними. За столом сидели Аня, ее сестра с подругой, Мария и трое наших одноклассников, два Гоши и Борис. Ребята принесли бутылку вина, выпили по рюмке «за то, чтобы новый год принес победу». Я не пила. К чаю были вкусные картофельные пирожки. Потом слушали музыку, танцевали. Потом все проводили нас с Катей домой, еще раз желали друг другу всего доброго.
Зимние каникулы длились всего три дня. Шел холодный январь, но в школе было не холодно, только как-то тревожно. Время от времени кто-то приходил в класс с заплаканными глазами, значит, беда. Мы стали ближе друг к другу, сочувствие и внимательное отношение облегчало, делало общим горе одного. У Кати вернулся с фронта двоюродный брат на костылях, без ноги. Его отец погиб, а мачеха не приняла инвалида, пришлось его взять дяде, Катиному отцу. Парень закатывал нервные истерики, Катя прибегала ко мне учить уроки. «Надо бы женить его, да кто пойдет за калеку».
В конце января два десятых класса пригласили на торжественное собрание, посвященное проводам на фронт. Вот и дошла очередь до нас! За столом президиума, накрытого зеленым сукном с директорского стола, сидели директор школы, военком, наша классная и представители из посольства. Сначала говорил директор о патриотическом долге каждого из нас перед Родиной. Потом военком зачитал фамилии призываемых: Георгий Соловьев, Георгий Осипов, Борис Черкашин из нашего класса, и трое ребят из другого.
– А также, – сказал военком, – мы удовлетворили просьбу Галины Калмыковой об отправке ее добровольцем на фронт. Этим сообщением мы были ошарашены: единственная дочь в семье, изнеженная, несколько заносчивая Галя – и добровольцем! Она вышла к президиуму, белое лицо, черные вьющиеся волосы, в нарядном темно-синем костюме.
– Друзья, я никому не говорила о своем намерении, не знала, что решит военкомат. Благодарю вас, товарищ полковник, я оправдаю доверие.
Александра Федоровна взяла ее за руку и усадила рядом с собой. Потом выступали, желали победы. Но до дня Победы дожили только Георгий Соловьев и наша Гала.
Прощание с друзьями было волнующим, договаривались не плакать, но все плакали. Борис сказал: «Друзья, я еще стану профессором, буду учить ваших детей и внуков». Он подарил свой красивый, доставшийся от отца портфель Геннадию Березикову:
– Не огорчайся, Гена, что ты не с нами. Председатели сумонов нужны, и мой портфель тебе кстати.
После отъезда ребят в классе стало пусто и неуютно. Геннадий сидел один, рядом с собой клал на парту черный портфель. Девочки возмутились: «Гена, перестань травить душу, не носи портфель хотя бы до первого письма». Теперь выяснилось, кто в кого был влюблен, кто больше страдает.
Без парней тяжелее стало работать на стройплощадке, военрук напоминал нам, что и до остальных может дойти очередь, что тяжело в учении – легко в бою. 23-го февраля пришло первое письмо от Георгия Осипова. Он писал, что в учебной роте, скоро на фронт, всех нас помнит, любит и целует. Больше на класс не было ни одного письма, видно, не до нас было ребятам, отдавшим жизнь за свободу отчизны.
Закончилась третья четверть. Анна Ефимовна сообщила график наших открытых уроков в 5-х, 6-х и 7-х классах.
– После уроков будут госэкзамены и присвоение профессии учителя – все это до 15-го мая.
Вдруг мы спохватились, что у многих нет паспортов, а у меня не было даже свидетельства о рождении. Я сходила на заезжий двор колхозника и отправила маме записку. Через неделю мама Рая прислала документ из бай-хаакского паспортного стола, где с маминых слов было написано, что родилась 7-го ноября 1927 года. Выходит, мне только в ноябре исполнится семнадцать? Но другого документа у меня не было, и позднее в двух паспортах была записана эта дата. Еще мама прислала мне на платье коричневой шерстяной ткани. Я была, конечно, рада, но сшить сама не могла, не было машинки. Катина мама согласилась сшить:
Шила она по Катиным размерам, мы были одинаковые, но так как юбку раскроила по косой, то ткани хватило только на короткие рукава. Но все равно я была счастлива, в этом платье я проводила открытые уроки и потом сдавала все экзамены за десятый класс. Платье оказалось «счастливым», по всем предметам я получала «отлично», поэтому надевала его даже в жаркие дни.
Все! Конец мучениям. Ура! Двадцать пятого июня был выпускной вечер, настроение у всех приподнятое и в то же время грустное; жаль расставаться с учителями и особенно с друзьями-одноклассниками. Распадался наш дружный коллектив. Что ждет нас впереди?
Всем вручили аттестаты зрелости, но аттестаты особого образца и почетные грамоты получили только двое – я и Галина Краснова из десятого «б». Все наши меня поздравляли, а мне было как-то неловко, мне казалось, что все одинаково старались учиться. Танцевали на вечере под военный духовой оркестр. Ко мне подошел симпатичный мужчина средних лет, работник посольства:
– Отличница, потанцуем!
Я засмущалась, хотела отказаться, ведь под оркестр впервые танцую. Но он уже взял меня за руку и повел в круг. В конце танца он сказал, чтобы я зашла в посольство. Об этом же мне сказала Александра Федоровна.
– Зачем? – спросила я.
– По очень важному для тебя делу.
Утром я надела свое шерстяное платье и отправилась в посольство. В этом маленьком здании на берегу Енисея я была несколько раз: то Шустова меня приглашала, то на советском паспорте печать нужно было поставить, иногда Калюжному относила наши тетради с самостоятельными работами на проверку – он мне поручал. Но зачем сейчас вызывают? Я волновалась. В кабинете, куда меня проводили, сидел тот самый человек, с которым я танцевала. Он усадил меня на стул, расспросил про мою семью, про мои планы на будущее. Я объяснила, что давно мечтала стать учительницей, буду работать и помогать маме. Он внимательно выслушал меня и сказал: «Чтобы стать настоящей учительницей, нужно закончить институт». Ваш аттестат дает вам право поступления в институт без экзаменов. Мы хотим направить вас на учебу за счет государства в Иркутск.
– Я не знаю, – ответила я, растерявшись.
– Посоветуйтесь с мамой, через неделю зайдете ко мне.
Опять передо мной стал вопрос: как быть? Мои подружки обрадовались, уговаривали, не раздумывая, соглашаться. А как я маме об этом скажу? Ведь я так мечтала поскорее начать работать, чтобы помогать ей.
Мама Рая восприняла мое сообщение спокойно, привыкла обходиться без меня.
– Был бы отец дома, он сам бы решил.
И больше она ничего не сказала. Вдруг предложила:
– Я завтра решила в доме побелить, найди для себя кисть, вот и будет твоя помощь.
С утра мы начали побелку, Шима с Агнеей моют окна, чистят кастрюли, чайники, чтобы все в доме блестело. Мама Рая по своей довоенной привычке затянула песню, мы подпеваем, так веселее работать. Зашла тетя Маня Зеленина:
– Услышала песни, думала у вас праздник в честь нашей учительницы.
Мы крепко расцеловались, и потом, отложив кисти, долго беседовали.
– Молодец, крестница, – хвалит меня тетя.
А мама жалуется:
– Одежонки у нее нет, хоть в институт ехать, хоть учительствовать, три школьных платья!
– С миру по нитке соберем, я ей кое-что сошью, – сказала тетя.
Пришла тетя Мария Залуцкая, высказала свое мнение:
– Я, конечно, не понимаю, что к чему, но если за государственный счет посылают, значит так лучше. Нельзя поперек дороги становиться.
В общем, решили, чтобы я ехала в Иркутск становиться настоящей учительницей.
Мама достала мне из сундука синий плащ, зеленую с цветами шаль и ботинки-полусапожки с длинной шнуровкой. Тетя Маня сшила мне синий шерстяной «френчик» – пиджачок без подкладки, юбку из дяди-Сережиных брюк. Еще она дала мне два метра батиста на блузку и подарила новое байковое покрывало в желтую клетку. Я очень обрадовалась подаркам и благодарила ее сердечно.
Теперь, казалось, у меня есть все! Уложила в сундучок, прихватила с собой старые валенки – ведь опять на целый год уезжаю. 20 июля на грузовой машине молодые учителя выехали из Кызыла. Тоня Катаева, учительница начальных классов, уже третий год работала в шагонарской школе, мы как-то быстро нашли общий язык.
Шагонар мне понравился, компактные прямые улочки райцентра тянулись вдоль Енисея. Наша школа – в центре. Прямо в ней маленькие квартирки для учителей, моя комната была рядом с Тониной. Из нашего коридора дверь вела в школьный зал. Здесь мне начинать новую главу моей жизни.