Часть четвертая. После войны

Позади семитысячекилометровый путь на воздушных лайнерах, и тувинцы-добровольцы в количестве двадцати человек — в Ровно. В горкоме партии их радушно встречают, приглашают в большой автобус для посещения мест бывших сражений.
И вот ветераны войны из Тувы вместе с украинским литератором Николаем Ивановичем Пшеничным, почетным гражданином Деражно, Дубно и Кызыла, бывшим командиром полковой разведки, майором запаса ровенчанином Иваном Тимофеевичем Кузнецовым, бывшим командиром эскадрона, подполковником в отставке Хафизом Ахмеджановым, старшиной Николаем Васильевичем Савгиром и автором этих строк едут по дорогам Ровенщины.
Поначалу побывали в селе Деражно Костопольского района. Посетили школьный музей боевой славы, ознакомились с работами юных следопытов, осмотрели фотостенды «Помощь Тувы фронту», «Тувинские кавалеристы-добровольцы», «Встреча ветеранов на землях Ровенщины и Тувы», «Современная Ровенщина» и «Современная Тува».
Обращают на себя внимание строки-слова полковника А.Е. Попова: «Я безгранично благодарен моему командованию – за то, что оно доверило мне командовать этими славными орлами Саянских хребтов».
На встречу с фронтовиками пришли все учителя и учащиеся школы, многие жители села Деражно.
Когда же выехали на место, где добровольцы получили первое боевое крещение, Николай Пшеничный спросил:
— А кто будет нашим гидом?
Майор Кузнецов первым подал голос:
— Наверное, Хафизу Ахмеджанову поручим эту трудную задачу. Он и по годам нас старше и по званию. К тому же почетный гражданин села Деражно. Ему и карты в руки.
— Ну что же, если доверяете, — просто отозвался ветеран.
Ахмеджанов коренаст, плотен, лицо круглое, с густыми бровями, взгляд властный, но улыбка мягкая, голос твердый, движения неторопливые. На кителе отсвечивают двадцать восемь боевых наград, в их числе два ордена Боевого Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, ордена Отечественной войны I и II степени, ордена Богдана Хмельницкого, Александра Невского…
Подъехали к тому месту, откуда начиналось наступление на Деражно. Из автобуса вышли ветераны войны и школьники-следопыты.
— Ребята, вот отсюда 30 января 1944 года мы начали наступать на Деражно. Как будто расстояние небольшое до села, но местность открытая, пришлось в атаку идти во весь рост на виду у фашистов, — начал Ахмеджанов. — Немцы из артиллерийских орудий, минометов и пулеметов открыли по нам огонь. В первые же минуты боя только мой эскадрон понес немалые потери — восемь бойцов убито, десять ранено.
Ворвались на окраину Деражно, спешились, коней увели в укрытие. Противник сильным автоматным и пулеметным огнем остановил продвижение эскадрона. Я приказал взводам окопаться. Это было в три часа дня. А ровно через час противник подтянул до роты пехоту и одиннадцать танков и перешел в контратаку. До позднего вечера немцы бросались в атаки, но успеха не имели.
А после нашей мощной артподготовки уже мы пошли в атаку и сломили сопротивление врага. К четырем часам утра следующего дня Деражно полностью было освобождено. Это я вам повествую сухим военным языком, так положено докладывать по уставу. А на самом деле, ребята, было куда сложнее, и победа далась нелегко. Мы в этом бою потеряли 12 лучших бойцов, из них двух офицеров — погиб командир взвода ПТР лейтенант украинец Архипенко и командир взвода тувинских добровольцев старший лейтенант Сат Монгуш. 17 человек получили ранения. Эскадрон потерял 51 лошадь.
Фашисты на поле боя оставили убитыми 150 солдат и офицеров. Один тувинский эскадрон уничтожил до 70 фашистов.
Вот так, ребята, — закончил взволнованный рассказ Хафиз Ахмеджанов.
— А ты помнишь, Санчат-оол, как кормил нас на фронте? — неожиданно обратился к однополчанину Юрий Седен-оол.
— Нет, что-то подзабыл, — улыбнулся бывший фронтовик.
— А вот я не забыл. Если не возражаешь, то я тебе напомню, да и ребятам небезынтересно будет послушать. Давайте присядем вот здесь, где были наши оборонительные траншеи.
Санчат-оол Оюн был старше всех нас, добровольцев, на целых пять лет, — начал Седен-оол, когда все расселись. — Однако не только это, но и его серьезная основательность во всем повлияла на выдвижение его командиром хозвзвода. Мы узнали об этом, когда бойцы эскадрона построились для прощания с городом Кызылом и Генсек ЦК ТНРП Тока сказал:
— Вот он, Оюн Санчат-оол, будет вас кормить, поить, одевать, заменять вам на фронте отца и мать…
И Санчат-оол Байырович полностью оправдал доверие. Шли тяжелые бои, вот здесь, где мы с вамп сидим. Бойцы едва не падали от усталости. Кухня эскадрона находилась в двух-трех километрах от места боя. Нехитрая солдатская еда была давно готова, разлита по термосам, но передышки, даже короткой, не было и не было. Санчат-оол вместе с рядовым Оюном Дыргыкпаном решили подползти поближе. Затаились вон в том месте, что вправо от нас, — указал рукой Юрий Седен-оол. — У каждого на спине два термоса с супом и кашей, в руках автоматы. Местность до наших окопов сильно простреливалась, так что голову нельзя было поднять. Но старшину Санчат-оола, думаю, толкала вперед одна мысль: его ждут голодные, усталые бойцы, их надо поскорее покормить горячим супом. Чуть стихло, и он опять двинулся дальше. Несколько свистящих пуль ковырнули землю перед самым лицом старшины, затем его обдало липким жаром. «Неужели зацепило?» — удивился Санчат-оол, однако боли не почувствовал. А в окопе, сняв со спины термос, сокрушенно объявил: «Ой, ребята, ведь я думал — ранен… А что же здесь получилось, одна каша? Ведь нес-то я суп». Он стоял, мокрый от вытекшего бульона, виновато разводя руками. А бойцы, посмеиваясь, с аппетитом уписывали содержимое термосов, успокаивая Оюна: «Ничего, «суп из свинца» вкусный».
Не такое это простое дело: кормить и одевать солдат на поле боя. Недаром Оюн Санчат-оол за свою нелегкую службу был отмечен орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». Вот какой был у нас, ребята, старшина, — так закончил свой рассказ Юрий Седен-оол.
Школьники с большим уважением посмотрели на смущенного Санчат-оола.
…Когда фронтовики закончили свои рассказы-воспоминания, в беседу вступил председатель колхоза «Свитанок» Василий Владимирович Епик. У него тонкие черные брови, живые веселые глаза, волосы расчесаны на аккуратный, в ниточку, пробор. По специальности он агроном.
— По рассказам старейших жителей до войны в Деражно было 230 мазанок, крытых камышом и соломой, — начал он. — Но и те хаты были уничтожены оккупантами. После войны осталось всего два полуразрушенных здания — школа и библиотека. Сейчас в селе Деражно 700 кирпичных домов по 5—7 комнат в каждом, много магазинов, столовых, комбинат бытового обслуживания, большая средняя школа, Дворец культуры, библиотека. Но строительство продолжается, только за последние два года новоселье справили 120 молодых семей.
В колхозе более четырех тысяч гектаров земли. Все эти поля, где мы с вами находимся, были заболоченными, на них рос только камыш и осока. Теперь земли окультивированы, и мы ежегодно получаем на них высокие урожаи картофеля, льна и зерновых культур.
Епик указал на большой красочный щит:
— Вот это место, где тувинцы-добровольцы пролили свою кровь, мы назвали тувинским полем. На нем мы ежегодно получаем по 30—40 центнеров зерна и 250—300 центнеров картофеля с гектара.
…В тот же день гости из Тувы познакомились с передовиками колхозного производства, побывали на площади имени Кечил-оола, на центральной улице села, носящей имя Тувинских добровольцев. По ее сторонам кудрявились березки, светились свежей зеленью газоны. В резных полисадниках, в кирпичных домах, просторных двориках было чисто, опрятно и уютно.
— Ничего не скажешь, богато живут колхозники. Так что не зря проливали кровь воины братского тувинского народа, — подытожил впечатления дня председатель колхоза.
Тепло распрощались с жителями Деражно гости-фронтовики и вместе со школьниками-следопытами выехали на автобусе в направлении деревень, которые освобождали в сорок четвертом.
Подъехали в реке Горынь. Фронтовики вспомнили: в этом лесу, что тянется вдоль берега, разведчики первого эскадрона поймали немецкого полковника; Ахмеджанов подвел его к Горыни и заставил пить воду из нее: «Пей украинской вода, шакал, пей!» — приговаривал он, тыча полковника носом в воду…
На горизонте показался город Ровно. Подъехали к железнодорожному вокзалу. Все вышли из автобуса, подошли к мемориальной доске, укрепленной на здании вокзала. На ней указано, что железнодорожную станцию освобождали от немецко-фашистских оккупантов и добровольцы из Тувинского эскадрона.
— Я хочу рассказать вам, ребята, — обратился Алексей Карашпаевич Ак-оол, — о том, как мы отбивали у фашистов вот этот вокзал. Дело было так. Мы втроем — Биче-Кыс, Кыргыс и я — дворами пробирались к железнодорожному вокзалу. Вдруг замечаем у подъезда одного высокого дома легковую автомашину, а в ней двух немецких офицеров. Приказываю своим напарникам: «Уничтожить офицеров! А шофера беру на себя».
Быстренько расправились с фрицами. Я сел за руль «Оппель-адмирала», и мы двинули к железнодорожному вокзалу.
«Оппель-адмирал» катил по улице, ведущей прямо к вокзалу. Машина не вызывала у немцев подозрений, и мы без происшествий подъехали вот к этому вокзалу, где сейчас с вами стоим. Тут скопилось немало фашистов, и мы начали из машины доливать их свинцом.
В этом бою я и Биче-Кыс остались невредимыми, а вот Маадыр-оол Кыргыс получил тяжелое ранение.
…Центральная гостиница «Мир». Гости из Тувы, пообедав в ресторане, решили совершить пешую экскурсию по городу Ровно. Теперь уже гидом стал ровенчанин Иван Тимофеевич Кузнецов.
Остановились у перекрестка улиц Ленинской и Маяковского. Иван Тимофеевич вспоминает, что здесь, на углу, стоял пулемет гвардии старшего лейтенанта Сата Бурзекея. Сорок пять фашистов скосил тувинский офицер. А сколько их полегло всего? Только 3 февраля 1944 года на городских улицах и в водзалах было подобрано несколько тысяч трупов гитлеровцев.
Кузнецов провел гостей к дому № 19, что по улице Калинина. В этом старинном красивом здании ранее была гимназия, в которой в 1866—1871 годах учился писатель В.Г. Короленко.
В годы фашистской оккупации в нем располагалась резиденция рейхскомиссара Украины гаулейтера Восточной Пруссии Коха. А теперь здесь находится краеведческий музей.
Гостей из Тувы встретила миловидная женщина-экскурсовод. Она рассказала о злодеяниях оккупантов: гитлеровцы уничтожили на Ровенщине 456 промышленных предприятий, разрушили половину жилого фонда, полностью уничтожили 176 и сильно повредили 462 населенных пункта, ограбили 465 колхозов; общий урон оценивается в три миллиарда рублей.
Были уничтожены более ста тысяч жителей области, вывезены в Германию 22272 человека.
Потом экскурсовод повела гостей в зал № 16 с экспозицией о тувинских добровольцах. Славный боевой путь прошли сыны и дочери тувинского народа по земле Ровенщины, 61 из них навечно остался в ней.
Указом Президиума Малого Хурала ТНР эскадрон был награжден орденом Республики, ему было присвоено почетное наименование «Гвардейский Ровенский».
О мужестве и стойкости тувинских добровольцев свидетельствует и хранящееся в музее письмо командования 8-й гвардейской Ровенской кавалерийской дивизии ЦК ТНРП и правительству ТНР от 17 февраля 1944 года.
Экскурсовод подошла к витрине, под стеклом которой хранится это письмо, и зачитала заключительные строки: «Мы просим вас передать вашему народу и всей Народной армии, стоящей на страже ваших границ, о великих подвигах и героизме гвардейцев-тувинцев, сражающихся в наших рядах за счастье наших народов».
Далее экскурсовод музея показала ту комнату, где был кабинет Эриха Коха и куда приходил Кузнецов, чтобы застрелить обер-палача.
Кто-то из школьников спросил:
— Иван Тимофеевич, а Кузнецов Николай Иванович не родственник вам?
— Нет, — улыбнулся фронтовик.— Фамилия Кузнецовых в России очень распространенная. Притом я — смолянин, а Николай Иванович родом с Урала. Но зато оба были разведчиками.
Экскурсовод продолжила:
— Эрих Кох в публичных выступлениях перед соотечественниками заявлял: «Мы, немцы, являемся расой господ, и мы должны управлять жестоко… Я пришел сюда, чтобы помочь фюреру… Как имперский комиссар, я получил богатую почвой и растительностью Украину, которая по воле фюрера будет использована для нужд Европы. А поэтому я приказываю: кто сопротивляется — убивать, все сжигать, травить, уничтожать!» И фашисты-палачи травили скот, сжигали хлеб, уничтожали общественные здания, школы, госпитали, расстреливали политических заключенных, заложников и узников в лагерях смерти. Трудно вообразить, что творили эти вандалы двадцатого века! Они травили детей, заражали их инфекционными болезнями, производили над ними изуверские опыты.
Перед тем, как пытать пленного офицера, гестаповцы включали музыку… Николай Иванович Кузнецов все это видел своими глазами. Видел, как ради забавы офицеры рассекали топором детей. Он решил мстить.
На конверте его письма-завещания сделана надпись: «Вскрыть только после моей гибели!» Экскурсовод взяла это письмо в руки и вслух зачитала несколько строк:
«Одиннадцать месяцев я изучал врага, пользуясь мундиром немецкого офицера. Теперь я перехожу к действиям. Я люблю жизнь, я еще молод. Но если для Родины, которую я люблю как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнь во имя освобождения ее от немецких оккупантов, я сделаю это. Пусть знает весь мир, на что способен русский патриот и большевик!..»
И он свое обещание сдержал. Действуя в тылу врага в городах Ровно, Здолбуново, Луцк и Львов он стал грозным и неуловимым мстителем.
…Вечером в драматическом театре гости из Тувы встретились с молодежью города Ровно и артистами из областного театра.
Необычным было начало торжественного собрания. После исполнения гимнов СССР и Украинской ССР в зале погас свет. Зазвучал памятный всем голос Левитана, он зачитывал приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении Ровно, Луцка, Толпунова. Вспыхнули люстры, и под звуки марша ветераны войны внесли в зал боевые знамена.
Переполненный зал взорвался громом аплодисментов, когда от имени трудящихся Ровно и всей Украины прозвучали слова благодарности сынам и дочерям тувинского народа, которые в составе Красной Армии мужественно сражались за освобождение ровенской земли от фашистских оккупантов.
Затем бывший командир взвода Оюн Каваевнч Оолак зачитал приветственный адрес. Как дорогую святыню принял он шкатулку с землей из братской могилы, где похоронены и тувинские добровольцы, павшие в боях под Ровно.
Затем слово взял Иван Тимофеевич Кузнецов:
— В годы войны мы — русские, украинцы, тувинцы и представители других народов нашей страны — бок о бок сражались против коричневой чумы. Тувинская Народная Республика не только послала на фронт самых лучших, самых отважных воинов-добровольцев, но в годы войны ее трудящиеся отправили воинам Красной Армии пять эшелонов подарков, около 50000 коней, около 27000 голов скота украинским колхозам, освобожденным от фашистской оккупации, собрали деньги на строительство трех авиаэскадрилий. Кроме того, было собрано и отправлено в помощь фронту 19 миллионов акша.
Первый раз в Туве я побывал в 1943 году, когда народная республика еще не входила в состав Советского Союза. Я был во многих хошунах и сумонах, своими глазами видел юрты аратов в степи, берестяные чумы охотников в тайге. В них не было ни света, ни тепла.
Не думал тогда, что спустя много лет, — а именно в канун 50-летия Великого Октября, — мне доведется вновь побывать в Туве. Бросались в глаза огромные перемены в жизни республики. Радостно и приятно было видеть их.
В Туве состоялось много трогательных встреч с боевыми друзьями. По поручению жителей Ровно и Дубно мы торжественно передали трудящимся автономной республики памятные знамена — в знак нерушимой дружбы народов Украины и Тувы. Побывали на родине Сата Бурзекея, героически погибшего под Дубно в 1944 году. В селе Хондергее его именем названы улица, пионерская дружина, около школы установлена мемориальная стела.
Были на родине и Тулуша Балдановича Кечил-оола. В Хайыракане, в большом селе, у Дворца культуры, установлена стела в честь героя. В столице Тувы именем Кечил-оола названа улица. А краеведческий музей располагает большой экспозицией, рассказывающей о героических подвигах тувинцев-добровольцев в годы Великой Отечественной войны. О подвигах добровольцев написано много очерков, рассказов, издано книг.
— И пьес,— подсказал Александр Дацков, директор Ровенского музыкально-драматического театра имени Н. Островского. — Я хочу рассказать о таком факте. Когда стало известно, что наш театр едет в Иркутск и Красноярск, я предложил коллективу внеплановую гастрольную поездку в Туву. Группа поддержала. Правда, были сомнения: как примут в Кызыле спектакли на украинском языке? Да и добраться до Кызыла со всем реквизитом и декорациями представлялось сложным. Однако нас поддержали обком партии, Министерство культуры УССР. Было решено ехать, но не с пустыми руками. Мы знали, что подвигу тувинских добровольцев посвящена пьеса писателя Кызыл-Эника Кудажи «Одиннадцать». Главный режиссер театра Ярослав Бабий взялся за постановку, привлек к работе ведущих артистов театра.
«Одиннадцатью» мы и открыли гастроли. С самого начала решили играть без грима, стремясь не к внешней похожести, а |к тому, чтобы изнутри раскрыть героизм добровольцев. Спектакль закончился бурными овациями всего зала.
Весть об этом спектакле разнеслась по всей Туве. Из районов потребовали, чтобы он был показан сельским жителям. Пять раз мы выступали в национальном театре, и шесть — на выезде.
Мы увидели удивительный край, удивительных людей, хочется еще и еще раз побывать в Туве, — так закончил свой рассказ А. Дацков.
…В Похорельцах гости из Тувы посетили братскую могилу, почтили память погибших земляков, а затем встретились с жителями села. Вот что рассказал им 85-летний Никифор Антоновнч Евтух:
— До 1939 года Ровенщина входила в панскую Польшу. Нам не разрешалось обучаться на родном языке, нас не принимали на квалифицированную работу, считали рабочим быдлом. Жили очень бедно. А когда оккупировали немцы, то они почти полностью уничтожили наше село. Когда сожгли мою хату, я с детьми ушел в другой хутор, к свояку Степану Шахраю. Помню тот день, когда начался бой. Утром выпал снег. Грязюка! Немцы отступали.
Я с детьми подался домой и вижу: в канаве у дороги лежат два убитых немца, а чуть дальше — двое раненых. Наших. Я подошел к ним, помог сделать перевязку. Один из них был ранен в голову, а другой в правое плечо. Подъехали офицеры. Я думал, что это монголы, но позже узнал, что это были добровольцы из Тувы.
Подошел к своей хате, а ее и нет: сожгли фашисты. В моем порядке не досчитался хат и Парфентия Татарчука, Федора Корнета, Антона Савчука, Семена Зембаля и других. Погорело все — хаты, сараи, хлевы. При отступлении фашисты расстреляли безо всякой причины Назара Кружайлу, Фому Панасюка, Леонтия Ефрсмчука, Ивана Кривого и его малолетнего сынишку. В соседнем селе Мали фашисты загнали в церковь 810 жителей и подожгли ее. Сгорели все, кто в ней находился. Остался жив лишь мой друг Петро Великовский. Он был в то время у родственников на хуторе Уисты. А жена и трое его детей сгорели в той церкви.
Неутешительную историю поведала гостям из Тувы и жительница села Похорсльце Екатерина Григорьевна Белаус:
— В Похорельцах фашисты расстреляли 181 жителя села. Они не щадили даже малолетних детей. Десятилетний Вася Горбачук спрятался в погреб. Фашист полез туда за молоком и в углу погреба увидел мальца. Фриц забрал крынку молока, вылез наверх, отстегнул от пояса гранату и кинул ее в погреб. Вася Горбачук чудом остался жив, но правый глаз его выбило осколком. Сейчас Василий Горбачук работает трактористом в колхозе.
А Мария Семеновна Бойко добавила:
— На фронте погиб мой муж, осталась я одна с сынишкой. Когда фашисты отступали, то подпалили мою хату, а в ней был мой малыш. Так он вместе с ней и сгорел.
В Похорельцах до войны было сто хатенок под соломенной крышей, а теперь в нем 400 кирпичных домов со всеми удобствами. В личном пользовании колхозников 116 легковых автомашин. В колхозе имени Калинина получают зерновых до 40 центнеров с каждого гектара. Много передовиков производства. Гости из Тувы побывали па молочно-товарной ферме и встретились с передовой дояркой Ганной Денисовной Солтыс. Она ежегодно надаивает от каждой коровы по 4000 литров молока.
Тепло распрощавшись с жителями села, гости из Тувы и деражновские школьники садятся в автобус и едут в Сурмичи, к пригороду Дубно.
Автобус поравнялся с местечком Лог, что в полукилометре восточнее Сурмичей.
— Вот здесь, ребята, были сильные бои,— взял микрофон в руки Ахмеджанов,— Противник имел до батальона пехоты и при поддержке артиллерии оказывал упорное сопротивление. Наше наступление успеха не имело. Здесь у врага была заранее подготовлена оборона, и в захваченном нашими разведчиками приказе немецкого генерала говорилось, что Сурмичи — это крепкая скорлупка, о которую казаки обломают зубы.
Немцы понимали, насколько важно нам овладеть этим селом, прикрывавшим город и крепость Дубно, а отдать Дубно для них было смерти подобно. Оборонять крепость было крайне выгодно, так как местность с крепостного вала хорошо просматривалась. Кроме того, ближние подступы к Дубно были сильно заболочены. К тому же на пути наступающих лежала река Иква. На ее берегах много раз в былые времена шумели битвы. Здесь воевали запорожцы-земляки Тараса Бульбы, бойцы героя Украины Богдана Хмельницкого. Много позже на берегах Иквы совершил свой классический прорыв генерал Брусилов. Здесь же преследовали врага конармейцы во главе с Буденным.
Поздним вечером 10 февраля 1944 года эскадроны стремительным ударом прорвали оборону противника, ворвались в Сурмичи. Ночью мы полностью очистили Сурмичи от фашистов и вышли к переправе пригорода Дубно. Противник упорно сопротивлялся, несколько раз переходил в контратаки. Все же ему удалось подбросить к месту боя до полка пехоты. В результате ожесточенного двухчасового боя и явного превосходства противника в живой силе и технике, наши эскадроны вынуждены были с боем отойти на прежние рубежи и занять оборону.
Героический подвиг совершил пулеметный взвод, где командиром был старший лейтенант Сат Бурзекей. Взводу был дан приказ прикрыть отход эскадрона. Немцы окружили взвод. Через рупоры мощных динамиков гвардейцам, обещая всяческие блага, предложили сдаться, но бурзекеевцы отвечали только огнем. Почти все погибли, но ни на шаг не отступили.
Более 150 солдат и офицеров врага нашли свой бесславный конец на подступах к позиции горстки гвардейцев. Позднее были уточнены имена погибших вместе с Сатом Бурзекеем. Называю их: старшина Дажы-Серен Куулар, старший сержант Донгур-Кызыл Ховалыг, сержант Балчый-оол Ховалыг, рядовые Туметей Оюн, Тыртык-оол Донгак, Бады Соян, Базыр Монгуш, Кыргыс Сенчен-оол, Дидиржаа Сарыглар, Лакпа Хомушку, Самбуу Ооржак, Канчыыр-оол Сарыглар, Удум-Бора Оюн, Монгештей Монгуш, Чылбак Ондар, Часкыыдак Сарыглар, Шойдакпан Салчак.
У меня сохранилась листовка политотдела дивизии, — продолжил Ахмеджанов, бережно развернув сложенный вчетверо листок. — Здесь описан подвиг командира взвода третьего эскадрона гвардии старшины Мельникова и помощника командира взвода четвертого эскадрона гвардии рядового Оюна Сарат-оола. Они с группой разведчиков пробрались в тыл к гитлеровцам и, когда началась атака, неожиданно ударили по фашистам с тылу. Противник бежал, оставив на снегу более 30 убитых.
Тяжело раненный, Хорошко подпустил фрицев к себе, а потом последней гранатой подорвал себя и до десятка фашистов.
— А о подвиге бурзекеевцев писатель Михаил Вершинин стихотворение написал, — несмело произнесла Оля Войцешко, юный следопыт из Деражновской школы. — Я наизусть его выучила, там есть такие строки:

Тувинцы-пулеметчики
Не бросили поста.
Погибло их одиннадцать,
Фашистов — больше ста…

…Подъехали к тому месту, где погиб взвод Сата Бурзекея. Гостей из Тувы встретили рабочие Дубновского консервного завода.
Они рассказали о том, что на этом месте, где раньше были непроходимые болота, вырос крупный консервный завод, а рядом с ним — новый жилой микрорайон. И одна из улиц этого микрорайона носит имя Тувинских добровольцев.
Затем гости из Тувы посетили воинское кладбище, возложили венки на братскую могилу. А потом была волнующая встреча. Гостей из Тувы около гранитного памятника в мемориальном парке ожидали студенты и школьники Дубно.
И конечно, никого из собравшихся не оставил равнодушным рассказ бывшего фронтовика Белекея Донгака:
— Я частенько вспоминаю Седип-оола Ака. Родом с Тоджи, он слыл умелым бронебойщиком. Ох и метко же он стрелял! Бывало, с одного выстрела танк подбивал. — Бедекей тыльной стороной руки поглаживает смоляные кустистые брови, продолжает: — Ак Седип-оол с восхищением отзывался о противотанковом ружье: «Хорошая штука — бронебойка. Прицелился, бац — танка нет».
В течение нескольких дней мы вели упорные бои на подступах к Дубно. Противник пытался задержать наше наступление к реке. Когда же отбили у противника мост через Икву, капитан Кечил-оол поручил моему расчету бронебойщиков и пулеметчику старшине Данзы-Белеку не подпускать фрицев к мосту. Было нас всего восемь человек — со всех сторон атакуют, голову поднять невозможно. Пули свистят сотнями обозленных ос, а к мосту приближается танк и бронетранспортер, за ними автоматчики. Ак Седип-оол с первого же выстрела подбил танк, а со второго — бронетранспортер. А старшина Данзы-Белек из своего «максима» с полсотни немцев скосил. Так мы продержались до утра, отбивая одну атаку за другой.
К утру подошли основные силы нашего полка, и мы начали наступление на Дубно. По болоту перед Иквой тащить пушки было невыносимо трудно. Артиллеристам приходилось рубить деревья и подкладывать их под колеса, стелить вязанки хвороста. Причем все это делалось под непрерывным минометным и пулеметным огнем врага.
Редели расчеты, но наступление на Дубно продолжалось. Этот бой окончился нашей победой. Тяжелой ценой досталась она нам. Из тридцати бойцов нашего взвода противотанковых орудий в живых осталось только десять человек. Я в этом бою был тяжело ранен.
Юные друзья! — набрал силу голос Белекея. — Нам во время войны было по 18—20 лет. Это прекрасный возраст. Вы родились и живете в мирное время. Я обращаюсь к вам с призывом: свято храните и приумножайте славные боевые традиции нашего народа. Живите и радуйтесь! Но не забывайте, что кровью ваших дедов, их подвигами оплачено ваше счастье».

…Сорок лет он ждал встречи с братом. Сорок долгих лет: «Эки, родной!» Седип-оол Оюн Часыгбаевич, сдвинув густые брови, задумчиво смотрел на памятник. На лбу от еле сдерживаемого волнения выступили капельки пота. В граните вырублены имена тех, кто первым шел в наступление у города Дубно. Среди 57 имен значится и имя Айыжы Часыгбаевича Оюна — младшего брата Седип-оола.
Как давно это было! Но стоит закрыть глаза — и вот он бой, со всеми подробностями!
…Тогда, на рассвете, форсируя под огнем реку Икву, передовой отряд добровольцев во главе с командиром первого взвода старшим лейтенантом Оолаком решительным ударом выбил противника с господствующей над местностью высоты.
Подтянув свежие силы, враг в течение дня четыре раза бросался в яростные атаки. Но тувинцы стояли. Четверо братьев Оюнов уничтожили два танка, а самый молодой из них, отчаянный Айыжы, еще и срезал из противотанкового ружья немецкий бронетранспортер.
К исходу дня, когда в строю осталось меньше половины бойцов, гитлеровцы предприняли пятую атаку. Впереди двигались два «тигра». Под прикрытием брони в атаку шло больше роты пехоты.
Главный удар враг намеревался нанести по позициям пулеметчиков. Послышался гул моторов приближавшихся танков. Чтобы удержать высоту, спасти лежащих за спиной раненных товарищей, нужны были какие-то особые меры. Но какие? Да и кто их предпримет? Тяжело ранены командир взвода Оолак и комиссар эскадрона Байыскылан, уже не слышно старшины Дажы-Серена и сержанта Донгур-Кызыла.
Что ж, если некому подать команду, солдат сам должен отдать приказ себе. Айыжы потянулся к связке противотанковых гранат и пристально взглянул на старшего брата. Тот понимающе кивнул головой.
Когда до «тигра» оставалось несколько метров, и вражеский стрелок уже не мог достать пулеметной очередью, Айыжы рывком выскочил из окопа и со связкой гранат бросился под гусеницы. Взрыв потряс высоту.
Второй «тигр» остановился, начал пятиться. Но, видимо, получив приказ по рации, опять двинулся вперед. Теперь уже Имажап Оюн, прижав гранаты к груди, исчез под стальной громадиной. «Тигр» остановился и задымил.
Подвиг смельчаков ошеломил фашистов и удесятерил силы наших бойцов. А тут подоспела подмога…
Седип-оол Оюн вплотную приблизился к гранитному обелиску, ощупал дрожащей ладонью шершавую надпись на нем:
«Здравствуй, Айыжы! Я привез тебе поклон от родных. От друзей. От всего нашего народа. От Тувы, которая помнит тебя. Я не один приехал, рядом со мной двадцать твоих земляков-однополчан. Мы увидели любовь украинцев к тебе, Айыжы, к твоим товарищам. Здесь вас знают и дети и старики. Спи спокойно, мой дорогой брат. Пусть тебе будет пухом украинская земля…»

* * *

Подошли к концу волнующие встречи ветеранов войны с ровенчанами. Долго жали друг другу руки на прощанье.