Сурок и архар
Ранней весной в дремучем лесу близ хребта Сюмбер-Ула собрался хурал[1] всех обитателей земли. Одного только сурка на том хурале не было. Он в тот день впервые после зимней спячки из норы на свет белый выбрался.
Поглядывает сурок вокруг, радостно посвистывает и удивляется: как это за одну ночь земля успела в зеленый наряд обрядиться. И тут он увидел, как меж кустов четырехглазый архар пробирается, пофыркивает. Окликнул его сурок вежливо — интересно ему было узнать, что нового на земле случилось, пока он под шумок метели похрапывал в своей норке.
— Здравствуй, архар! Откуда и куда ты бредёшь? Какие новости на рогах несёшь?
Архар нехотя остановился. «Что, — думает, — толку говорить мне с этим несмышлёным грызуном?» Но всё же вступил в разговор.
— Здравствуй, сонуля! Проспал ты хурал всех обитателей земли. Я там был, а теперь домой в горы спешу.
— Не торопись, архар, — просит сурок. — Горы от тебя не убегут. Понимаешь, сорока-вертихвостка опять забыла меня известить, вот я и проспал хурал. А узнать, о чём вы там говорили, очень даже интересно. Расскажи, пожалуйста, всё по порядку.
— Всего не перескажешь, — проворчал архар. — Много споров-разговоров было. Да тебе и не понять.
Как знать! — возразил архару собеседник. — Мы, сурки, не такие, как вы, бараны, тугодумы. Все на лету схватываем. Говори, а там уж не твоя забота.
Но архар был упрям — стоит на своём:
— Раз я сказал, что не поймёшь, так оно и есть. Зачем время понапрасну тратить? Пойду-ка я на отведённое мне место.
— Ага! — воскликнул сурок. — Стало быть, на хурале для каждого зверя место отвели, где ему жить-поживать следует. Так ведь?
— Как, ты знаешь? — удивился архар. — Ведь тебя же не было на хурале.
— Догадался, — отвечает сурок, а сам ухмыляется. — У меня после сна голова хорошо работает. Говори дальше, архар.
— Придется, видно, тебе всё рассказать, — уступил архар. — Иначе от тебя не отвяжешься. На хурале решали не только о том, кому где жить, но и как от врагов своих оберегаться, к каким уловкам прибегать. Мне наказали меж скал бродить, водой горных ручьёв жажду утолять, трижды каждый стебелёк ощипывать и всегда быть настороже. А конгумаю почему-то разрешили селиться и ходить всюду, где только захочется.
При этих словах сурок на задние лапки привстал, за голову передними схватился и с тревогой переспросил:
— Как?! И конгумай на хурале был? И всё слышал?
— Слышал или нет — не знаю, — отвечает архар. — Видел я только, как конгумай на пеньке сидел, на ус себе что-то наматывал и в ус посмеивался.
— Дуралеи вы все, простофили! — рассердился сурок. — Только подумать — сами конгумаю все свои тайны выболтали. Теперь считай, что твои рога уже в руках конгумая красуются. Хотя ты и четырёхглазый, все равно за конгумаем не усмотришь.
Сказал так сурок, трижды свистнул презрительно и юркнул в свою норку.
Архар же долго стоял, как вкопанный, слова сурка обдумывал. Потом понял, что тот сказал ему сущую правду. С плачем помчался он в горы. В пути от слёз ослепли у него два верхних глаза.
Позднее, когда конгумай выследил и подстрелил архара, он над глазами животного нащупал две заросшие шерстью глазницы. Удивился этому конгумай, но долго раздумывать не стал. Приторочил архара к седлу и поехал домой.
В степи он заметил сурка. Тот стоял у норки на задних лапках, поглядывал на охотника и его добычу, да жалостливо посвистывал.
Что хотел сказать сурок своим посвистом, конгумай догадаться, конечно, не мог. Ведь разговор сурка с архаром только мы с вами подслушали.
