Мой Бора-Богба тоже поехал на фронт

Началось всеобщее движение аратов — помощь фронту. Что только не отдавали люди: заготовленное за лето масло в овечьих брюшинах и бычьих пузырях, мешки сушеного творога, сдавали овец, коз, быков. Шерсть, настриженная тем летом, сдавалась полностью. Поэтому в тот год ни одна юрта не обновилась новым белым войлоком, никто из хозяек не сшил новый ширтек — войлочный ковер. Дети тоже не отставали от взрослых, сдавали для фронта свой эжелик — выделенный им по случаю стрижки волос скот.
Самым главным из всех подарков для фронта был сбор лучших, сильных лошадей: тогда в каждом аале имелось по несколько ездовых и скаковых. Папа мой отвел на сборный пункт двух наших самых лучших скакунов. Один из них, Бора-Богба — Серый стригунок — был моей единственной собственностью. Его подарил дедушка, когда мне исполнилось три года. Был обычай у тувинцев — до трех лет у ребенка не стригут волосенки. Как только он достигнет трех лет, устраивают большой праздник стрижки волос. Первым остригает прядь волос ребенка самый старший и почтенный человек аала. Он берет ножницы, разукрашенные шелковой лентой, обкуренные артышом[1], отрезает прядь, торжественно, с благопожеланиями дарит свой подарок. Дедушка мне подарил годовалого жеребенка — красивого, серой масти стригунка. Ему сразу дали имя Бора-Богба — Серый стригун. И эта кличка осталась за ним даже, когда он стал взрослым конем. Мои братья обучали его для езды. Он стал красавцем. Люди сравнивали его с шахматным конем. Тувинские шахматы вырезались из целого куска дерева или камня в форме животных: коня, верблюда, слона, собаки. Я очень любила своего коня, научилась ездить на нем. И вот моего скакуна забрали на фронт. Папа отвел его вместе с другой нашей лошадью в загон, куда сводили своих лошадей араты. Мне так жалко было его, я заплетала ему хвост, расчесывала шелковистую гриву. Когда его угнали вместе с другими лошадьми нашего сумона на сборпункт, я убежала в лес, схватилась за ствол лиственницы и горько-горько плакала. Когда немного успокоилась, стало стыдно — большая девочка плачет из-за коня, когда на фронте люди гибнут. Выйдя из леса, побежала к ребятам, стала доказывать, что на моем скакуне будет ездить самый геройский командир. Но все равно в глазах стояли слезы, готовые вырваться и побежать по щекам. Долго горевала я о своем друге. Немножко успокоилась, когда узнала, что мой старший брат Чылбак уехал на фронт вместе с тувинскими добровольцами. Я надеялась, что брат там, на фронте, обязательно встретится с Бора-Богба, сам будет ездить на нем, их больше никто не разлучит. Я живо представляла, как мой брат скачет рядом с Чапаевым, подняв свою саблю, громко кричит: «Ура!». О том, что Чапаев утонул в реке Урал, мы знали из кино, но все равно я представляла его живым. Я надеялась, что, победив врага, мой брат приедет домой на Бора-Богба. К великому сожалению, мой любимый брат и мой резвый скакун так и не вернулись с поля брани…