Книга вторая. Глава первая

«Настоящим всем чиновникам предписывается.
Проверкой установлено, что основной причиной всего плохого является пьянство чиновников — чейзенов, хунду, бошка… Впредь необходимо прекратить пьянство чиновников при исполнении ими служебных обязанностей и при нахожде­нии в управлении, где хранится печать. Если же чиновник — старший или младший — в правлении, где хранится печать, будет находиться в нетрезвом виде, он наказуется ста удара­ми плетью. Если чиновник явится в управление по личным или служебным делам в пьяном виде, то отбирается у него лошадь и виновный наказуется ста ударами плетью. Если в управление явится напившийся арат, то штрафуется он на два коня и наказуется восемьюдесятью ударами плетью публично.
Объявить настоящий Указ во всех сумонах и строго его соблюдать. Подчиняться данному Указу всем беспрекос­ловно. Ввиду этого препровождается данное письмо с красной линией.
Год Мыши, второго месяца третий день».
 
Мангыр чейзеи сидел, накинув на плечи шубу, возле очага и читал письмо, доставленное гонцом из Чадана — из управления Бейси хошуна. Такие письма, да еще с красной линией — знаком особой важности,— поступали не часто. Мангыр не учился грамоте в хурэ[1], но читал по-старомонгольски — сверху вниз — довольно сносно. Чейзен был одним из немногих грамотных людей в Барыке. Иначе и быть не могло. Как бы в противном случае правил он народом, сно­сился с хошунным управлением, как собирал бы налоги и запоминал все долги? Писать докладные и заявления высшим чиновникам тоже приходилось самому. Тут не управление, где хранится печать,— писарей не положено…
Когда Мангыр дочитал до места, где говорилось о ста ударах плетью, его будто от озноба передернуло, а удары гулко отдались в голове, разламывавшейся от крепкого похмелья. Накануне чейзен основательно перебрал. А как было не перебрать, если только вчера отведал он первую летнюю араку?
Прочитав письмо, Мангыр чейзен так расхохотался, что на жирном подбородке собрались складки.
— Хороший указ!
— Опохмелись и бросай пить совсем,— сказала жена.— Времена переменились… Трудно становится, если хошунное управление рассылает такие строгие указы.
— Да разве такие надо рассылать?
— А какие же? Вот ты рассуждаешь, а во всех аалах только и говорят, как грабят купцов.
— Верно, верно, жена,— миролюбиво согласился чейзен и потянул шубу со спавшего сына.— Вставай, Чудурук. Мужчине не к лицу долго спать. Сбегай-ка в юрту пастухов, сынок.
Чудурукпай потянулся, зевнул и спросил:
— Зачем?
— Пусть передадут, чтобы Дагыр хунду и Хорек бошка немедленно явились ко мне.
Чудурукпай поднялся с постели, начал одеваться.
Пока Мангыр чейзен поправлял аракой похмельную го-чову, подъехали Дагыр хунду и бошка. Чтобы придать раз­говору официальный вид, чейзен надел шапку с павлиньим пером.
— Что интересного? — осведомился он.
Дагыр хунду сдвинул на затылок шапку с белым шариком, но без пера, бросил удивленный взгляд на жену чейзена и ответил:
— Все мирно, наш господин…
Мангыр перехватил его взгляд и заметил:
— Что-то телята мычат, жена. Коров всех подоили? Догадавшись, куда клонит муж, она вышла из юрты. Теперь, когда остались одни мужчины, можно было обо всем говорить без утайки.
— Я получил указ из правления Бейси хошуна.
— Купчишек грабят, да? — спросил Дагыр хунду. Чейзен расхохотался.
— Если впредь какой-нибудь арат явится в хошунное управление пьяный, ему дадут восемьдесят ударов плетью. И еще двух коней с него возьмут. Если чиновник явится… выпивши, — получит сто ударов. Ясно? Запомните это и объявите народу.
— Нам не приходится ездить в правление,— робко заметил Хорек бошка.— Я только слышал о Чадане, а самому бывать там ни разу не посчастливилось.
— Спокойно, бошка, спокойно,— покосился на него чейзен.— Указ нам прислали не для обсуждения.
— Простите, мой господин, я так, к слову сказал…
Дагыр хунду смекнул, что лучше чейзену не прекословить, и тут же сменил тему разговора.
— Везде только и говорят, что лавки грабят. Народ Барыка повсюду об этом болтает.
— Потому я и позвал вас так срочно,— нахмурился чейзен.— Этот пожар охватил весь юг и теперь распространя­ется по Улуг-Хему. Начали беспорядки разбойники, про­живающие на территории, где находится главная печать. Ограбили фактории Баян-Боова[2]. По жалобе и требованию китайских торговцев правление амбын-нойона изловило раз­бойников Сапыыная и Болдургу и в наказание отморозило им пальцы на руках. Тем не менее, разбой продолжается. Подверглись нападению фактории Бээжин-Бады в Дус-Даге и Бора-Шае — в нашем хошуне. Доходят слухи, что разграблены лавки в Хем-Белдире, Туране, Каа-Хеме. Пожар подбирается к нашему двору.
— А что в Монголии? — поинтересовался Дагыр хунду.
— В Китае образовалось новое государство. В конце года Свиньи Монголия от него отделилась и стала самосто­ятельной.
— Вот так дела!— воскликнул хунду.
— Что ж тогда делать нам, гражданам Танну-Тувы? — удивленно спросил Хорек бошка.
Чейзен поднял палец, призывая к вниманию.
— В начале этого года амбын-нойон Комбу-Доржу собрал всех своих чиновников и нойонов Салчакского и Тод-жинского хошунов Балчийму и Тонмита. В столице главной печати Самагалтае был сбор, на котором решали, к какому государству присоединиться Танну-Туве. Амбын-иойон сказал, что у монголов, кроме желтого войлока, ничего нет, а у русских есть все — от тканей до железа. Поэтому-де надо присоединиться к белому царю и впредь прекратить молиться на южную сторону, и чтоб молились, повернувшись к северу…
— Пока мы тут сидим, забившись, словно мыши в норе, на свете такие дела творятся! — не утерпел Хорек бошка.
Чейзен неодобрительно посмотрел на него и продолжал:
— На том сборе не принято никакого решения. Вследствие этого нойоны Тонмит и Балчийма договорились между собой и свои два хошуна — Тоджинский и Салчакский — присоединили к Монголии. В награду оба получили звания гун-нойонов и хошунные печати.
— Неужели Танну-Тува так и разбредется по всему свету? К кому же перейдут Хемчикские Даа и Бейси хошу-ны? — вздохнул Дагыр хунду.
— Чиновники во главе с нойоном Буян-Бадыргы считают неслыханной дерзостью и преступлением, что в Оюннаровском хошуне подверглись погрому фактории,— про­должал наставлять своих подчиненных Мангыр чейзен.— Буян-Бадыргы решил взять под свою защиту купцов и за­явил, что Танну-Тува будет признавать только маньчжур­ского хана.
— Это разумно,— промолвил Дагыр хунду.
— Так-то так…— хитро прищурился чейзен и тут же обвел холодным взглядом собеседников. — А что может случиться, если и мы прикоснемся руками к мясу, которое тащат из котла все, кому не лень, даже распустившиеся араты?
— Слушаю, слушаю, мой господин!— у Дагыра хунду разгорелись глаза.
— На словах мы, конечно, будем удерживать аратов. Но… счастлив тот, кто не зевает. Вот увидите: лавки в Хен-дерге, Шагонаре и Чаа-Холе скоро станут добычей аратов. Так складывается обстановка. Отказавшись от большого, мы можем и малое упустить.
— Я тоже так думаю.
— Теперь уже не надо думать. Всем нужным я вас обес­печу. Выезжайте сегодня же. За старшего лучше всего быть тебе самому, хунду.
— Куда направляться?
— Сперва в Хендерге. Место близкое, удобное, глухое. А там посмотрим. Собака, догнавшая раненого зверя, научится и за здоровым бегать…
— Так.
— Возьми с собой надежных людей, умеющих держать язык за зубами.
Долго колебался чейзен, прежде чем решился поживиться грабежом торговых лавок. Боялся людской молвы. Боялся лишиться власти. И руки погреть хотелось, и самому лезть в это дело было никак нельзя. Вроде бы и брюхо набито, а глаза голодные…
Набрав с десяток человек, Дагыр хунду тем же вечером отправился в Хендерге. Коней дал Мангыр чейзен. Про­визию тоже. Это означало, что добыча в случае успеха должна пойти ему. Матерый волк знал, куда и зачем ведет стаю. В самый последний момент он послал с Дагыр хунду Чудурукпая.
— Голову куда попало не суй,— наказал сыну.— Будь осторожен. Но удобный момент не упускай. Рыба в воде скользкая, надо крепче ее хватать. Запоминай, кто что возь­мет.
Хунду попытался было избавиться от нежелательного спутника:
— Зачем же вы, господин, отправляете под пули един­ственного сына?
— Мужчине надо привыкать к трудностям,— только и ответил чейзен.
Спорить с ним было бесполезно. Дагыр хунду прекрасно понимал, зачем правитель навязал ему Чудурукпая.
Над Барыком выдалась на редкость тихая ночь. Не слышно было ни шаманского бубна, ни песен молодежи, ни барабанного стука копыт. Так обычно бывает перед грозой — весь мир будто замирает па короткое время.
Где-то после полуночи жена чейзена ткнула его в бок.
— Слышишь?
— Что? — оторвал голову от подушки Мангыр.
— Стреляют! Господи…
Мангыр вскочил и стал в потемках шарить ногами, ища идики. Жена дула на угли, чтобы зажечь светильник.
— Не надо! — цыкнул на нее чейзен.
Луна едва освещала землю. Выстрелы раздавались снизу по реке, где-то возле Усть-Барыка. В соседних юртах тоже переполошились.
— Однако, в Шын-Хая. Эхо об эти скалы бьет… Шын-Хая совсем рядом. Что там могло случиться?
Неплохо бы съездить да поглядеть, но Мангыр чейзен не из смельчаков. Выстрелы вскоре прекратились, но никто уже не спал до утра.
С рассветом Мангыр чейзен со свитой отправился в Усть-Барык. Еще до Шын-Хая не доехали, как увидели грех всадников, скакавших прямо на них. Чейзен и его спутники насторожились.
– Да это Севээн-Орус! — узнал кто-то.
Домогацких подъехал с двумя своими батраками.
– Всю ночь не спали,— сказал, поздоровавшись, Семен
Лукич.— Такая стрельба была.
— Кто стрелял? — спросил Мангыр чейзен.
— Сами не знаем. Думали, у вас что случилось. Вместе направились к Усть-Барыку.
Ехали медленно, поглядывая по сторонам. В одном месте заметили стаю ворон над караганниками. Свернули туда. Там, на поляне, было пять лошадиных трупов. Кони не расседланы, уздечки не сняты. Пригляделись повнимательней. Накануне, перед дождем, здесь гнали большой табун. Снизу гнали. Следы уходили в сторону гор и терялись там.
Потолковали, порассуждали, что бы все это значило, но ни к чему не пришли. Поснимали с убитых коней седла и уздечки и разъехались по домам.