Глава двенадцатая

Хорек бошка с четырьмя аратами, посланными на войну чейзеном, прибыл в Чадан.
Место расположения правления двух хошунов — Чадан и в обычное время бывал многолюдным, хотя большая часть поселка состояла из юрт, а в деревянных домах жили только купцы. Даже чиновники хошунного правления несли службу в юртах. Когда же Чадан определили пунктом сбора тувинского войска, народу в нем сразу прибавилось.
Человек, впервые очутившийся тут, тем более если приезжал он из глухого, отдаленного сумона, шалел от шума и суеты. Повсюду здесь взад-вперед скачут всадники, ревет-скот, лают собаки… Хоть уши затыкай!
Самое сильное, конечно, впечатление производили храмы верхнего и нижнего хурэ — знаменитого чаданского мона­стыря. Невысокие здания, казалось, взмывали к небу. Ярко раскрашенные, вздернутые кверху углы легких крыш по­ходили на ламские шапки. А молитвенные колёса, изобра­жения драконов, рогатые маски и прочие атрибуты храмов повергали в ужас темных людей, вселяли в них трепет.
С каждым днем прибывало все больше и больше людей. Их распределяли по двум отрядам — в приказное, государ­ственное, чарлык войско, куда брали преимущественно чинов­ников и их родню, людей состоятельных, и в «доброволь­ческое» — сюзюк войско, состоявшее исключительно из аратской бедноты.
Без дела будущих «воинов не держали. Старшие чиновники во главе с Санаа мейреном обучали нехитрым приемам — пешему и конному строю, правилам наступ­ления. Стрелять не учили по той причине, что берегли патроны. К тому же, рассуждали командиры, каждый тувинец — охотник, стало быть, стрелять умеет и промаху не даст. В основном же вдалбливали священные и незыб­лемые воинские законы: беспрекословное подчинение всем старшим начальникам. Воин, втолковывали аратам, прежде всего, должен безропотно исполнять все распоряжения, а остальное — не его забота.
Здоровым и крепким, главным образом из чарлык войска, выдали берданы. «Добровольцам» и старикам, вроде Сульдема, вообще ничего не досталось — одни со своими кремневками, приехали, а кое-кто остался и вовсе без оружия.
Как положено, несли караульную службу. Писцы отмечали, кому на какой пост заступать, и показывали, что надлежит охранять. Часовому вручались две обглоданные бараньи лопатки. Привязанные к поясу, они при ходьбе стукали одна о другую, и это свидетельствовало, что часовой исправно несет службу. Так и ходили караульные всю ночь напролет, позвякивая бараньими костями. Если не слыхать стука, значит, на посту что-то стряслось — или посторонний какой явился, или заснул часовой, или, того хуже, убили его… При появлении неизвестного часовой обязан был задержать его, а при необходимости принять и более строгие меры. За все десять суток, однако, что происходил сбор войска, ни одного происшествия не случилось.
К четырем барыкским аратам под команду Хорека бошки добавили еще пятерых «добровольцев». Хоть и малый чин был у бршки, но все же звание. Его и определили старшим.
В назначенный день начала седьмого месяца года Мыши войско Даа и Бейси хошунов выступило из Чадана и взяло направление на Хондергей. Крики провожающих, плач женщин, оглушительный рев монастырских труб и раковин, ржание коней — все создавало необычную обстановку, тревожную и торжественную.
Подчиненные Хорека бошки с первого дня не стали вы­казывать почтения своему командиру. Само собой вышло, что они потянулись к спокойному и рассудительному Сульдему. Что ни спросить, о чем ни посоветоваться — все к нему. Властолюбивому бошке это как ножом по сердцу. Стал он грубить, строжиться. Араты вовсе на него рукой махнули. Назло ему — надо не надо — с любым делом к Сульдему. В отместку Хорек запретил вести разговоры в строю и даже на малых привалах.
На полпути, в Овюре, соединились с отрядами Оюннаровского и Салчакского хошунов. Теперь в чарлык войске стало больше четырехсот человек под командой Санаа мейрена, того самого, который удрал от взбунтовавшихся ара­тов и Дандыгая чалана. Над «добровольческим» войском, тоже изрядно пополнившимся, поставили Дамбыя, сына кыргыса Борбаанака. Без чинов и званий, бедняк из бедняков, был тридцатилетний Дамбый прирожденным командиром.
Разница между двумя отрядами видна была невооружен­ным глазом. Чиновное войско, хорошо снаряженное, не шло ни в какое сравнение с разношерстными «добровольцами». Свысока, презрительно смотрели чарлыки на аратов.
До Кобдо еще шагать да шагать, а писари чарлык войска уже строчили, отмечая всех участников похода по чинам и именам, чтобы не упустить их грядущих подвигов. Что же касается сюзюк войска, то до него никому не было дела. По­думаешь — араты!
Поход продолжался.
Дандыгай чалан отправил с гонцом донесение амбын-нойону Танну-Тувы Комбу-Доржу:
«Вам, генерал-министру, направившему нас своим ука^ зом на западную границу, дабы воцарить там мир и спокой­ствие, почтительно докладываю. Отправленные Вашим пове­лением серебро и товары поделены между воинами следую­щим образом: каждому воину по одному лану, чиновникам- командирам— по пять, командующим — мне и Санаа мейрену — по десять. Молимся за Ваше благополучие и выра­жаем нашу благодарность».
…Вот и Саглынская степь. Самый разгар лета — жара, сушь, воды нет. Степь вся объята маревом.
Невзгоды похода воины переносили стойко. Всей душой стремились они помочь братьям-аратам Монголии. Каждыйбыл полон желания принять участие в изгнании маньч­журов.
Приблизились к Улангому. По сообщениям монгольских аратов, подтвержденным разведчиками, маньчжуры постро­или там деревянную крепость и держали оборону. Им, конеч­но, было известно о приближении войска из Урянхая, нo они чувствовали себя уверенно, хотя и скрылись в крепости, свернувшись, словно еж, почуявший опасность.
Из Кобдо в Улангом привезли пушку с трехгодовалого бычка величиной, маньчжуры пустили слух, что от одного только выстрела из хунан боо поблизости не останется ни­чего живого, даже земля расплавится. Слух этот дошел и до тувинцев. Некоторые чиновники-чарлык войска заколеба­лись.
— Надо обойти Улангом и двигаться прямо на Кобдо. Там соединимся с монголами, вернемся и ударим по крепости вместе с ними,— настаивали они.
— Убоявшись одной пушки в Улангоме, что будем де­лать против десятка пушек в Кобдо? — резонно возражали сюзюки и требовали наступать.
Спорили весь вечер. И наконец решили атаковать.
Обороняющиеся выставили свое устрашающее орудие напоказ, у самых ворот в крепость, на телеге. Вид хунан боо действительно внушал ужас. Толстенный ствол нацелен пря­мо на лагерь тувинцев. Зияющее жерло — что пещера в скале. Никто не видывал ничего подобного. С гордым и не­зависимым видом вокруг пушки расхаживали часовые, уве­ренные в собственной безопасности.
В полночь Хорек бошка заявил своим подчиненным:
— Санаа мейрен и Дандыгай чалан приказали сегодня ночью уничтожить пушку.
— Нам приказали? — спросили араты.
— Приказали сюзюк войску. Я сказал, мои люди спра­вятся.
Задал задачу тщеславный бошка… Никто не посмел ни согласиться с ним, ни возразить. Уничтожить такую махину! Да кто и как с нею справится? Бошка начал выходить из себя. Он же слово дал. Ему же отвечать придется. Ладно если только отругают, а вдруг наказанию подвергнут…
Выручил из беды Сульдем.
— Я попробую.
Раз Сульдем сказал, никто и спорить не стал. Засоби­рались все сразу.
Много людей не надо,— спокойно произнес старик.— заметят, хуже будет.
— А как справиться с часовыми?
Сульдем не спешил с ответом.
Бошка повторил свой вопрос.
— И льва можно хитростью взять,— ушел от прямого ответа Сульдем.
Он попросил дать ему несколько больших кусков свин­ца. Хорек бошка, уже воспрянувший духом и уверенный в успехе, сам отправился к чарлыкам и приволок с десяток слитков в кулак величиной.
— Годится,— сказал Сульдем и попросил товарищей:
— Сделайте их покруглее.
Бошка опять забеспокоился, места себе не находил. Ему казалось, что время тянется слишком медленно, что Суль­дем нарочно не торопится. А тот меж тем, присев на одно колено, преспокойно покуривал трубочку у костра.
— Я даже белку в чаще не спешу стрелять,— невозмутимо произнес он, когда бошка начал особенно до­нимать.
— Скоро светать начнет! — чуть не лопался от злости Хорек.
— Торопливая муха в молоке тонет,— отозвался Суль-. дем.
Доведя своего начальника до белого каления, он поднял­ся, взял в руку один из свинцовых шаров, подбросил. Ска­зал: «Пойдет». Выбрал двоих в спутники.
— Пошли!
Бошка увязался за ними.
Лучше бы пороху взять да взорвать,— ворчал он.
— Порох — пустой дым,— не смолчал Сульдем.
Отъехали совсем немного. Привязали коней и дальше двинулись пешком. Тьма — хоть глаз коли.
— Самый крепкий сон сейчас,— шепнул Сульдем. Приблизились к крепости.
— Что теперь делать? — спросил Хорек.
— Будете ждать меня здесь.— Сульдем взял меш: со свинцовыми шарами и поволок за собой.— Не шумите и не курите.
С тем и растворился во мраке.
Небо на востоке уже посветлело, а Сульдема все не было. Хорек от нетерпения корчился, как сухожилие в oгне. Сульдем не возвращался.
Наконец послышались его осторожные шаги.
— Ну, как? — кинулся к нему бошка.
— Все в порядке,— не останавливаясь, бросил стару Бошка не стерпел, повторил свой вопрос.
Сульдем стряхнул пыль с заношенного тона.
– Пушка на месте, господин. Страшенная! В дуло сво­бодно человечья голова залезет. И тяжелая — с места не сдвинуть.
На том разговор и кончился. Как ни допытывался Хорек, ни слова не прибавил Сульдем. Вот когда бошка струхнул: а вдруг обманет старик?
Войско было уже на ногах.
К сюзюкам подъехал Санаа мейрен в шапке с зеленым шариком и пятиглазым одага.
— Пушка уничтожена?
Хорек бошка ответил уклончиво:
— Должно быть, господин…
— Что значит — должно быть?.. Уничтожена или нет? Головой ответишь!
— Не   беспокойтесь,   господин,— бошка   почтительно сложил руки и низко поклонился.
Санаа мейрен обжег бошку холодным взглядом и хлестнул плетью коня. Когда Хорек поднял голову, на нем лица не было. Будто на том свете побывал…
И вот сигнал:
— В атаку!
Впереди пешие сюзюки. За ними, на конях, чарлык войско. Плотной стеной шли прямо на ворота крепости, туда, где, как и накануне, стояла черная, устрашающе огромная пушка.
Завидев тувинцев, маньчжуры ничуть не встревожились. Лишь несколько человек завозились у хунан боо: судьбу сра­жения предстояло решить этому орудию. Огня они пока не открывали, подпускали противника поближе. Тувинцы тоже не стреляли — пули все равно не долетели бы до крепости.
Хорек бошка время от времени косился на Сульдема, но тот невозмутимо шагал и шагал вперед.
До крепости осталось не больше сотни шагов. Кое-кто из чарлыков не выдержал — над головами впереди идущих засвистели пули. Выстрелы подстегнули воинов, они побежа­ли, с каждым метром приближаясь к воротам.
Только теперь всполошились маньчжуры. Возле пушки по­явилось еще несколько человек. Один из них поднял пылаю­щий факел, прикрепленный к шесту, поднес к запальному фитилю.
Ворота в пятидесяти шагах!..
Позади пушки повалил дым, и почти сразу раздался оглушительный взрыв, которым вдребезги разнесло толстен­ный ствол хунан боо.
Санаа мейрен подъехал к сюзюкам. На красном лице его сияла радость: действительно, судьбу боя решила пушка! — Молодец, бошка! — крикнул он.
Лишившись главного своего преимущества, маньчжуры не смогли оказать сопротивления и без единого выстрела оставили крепость — через потайные ворота ускакали в Коб-до. Ни один тувинец не пострадал.
Первая победа далась легко. Улангом освободили. Успех воодушевил войско. Героем дня стал Хорек бошка.